Собрание сочинений, том 18 - Маркс Карл Генрих (версия книг txt) 📗
Бакунин рассказывает, как Фридрих-Вильгельм IV боялся Николая (ответ польской депутации в марте 1848 г. и Ольмюц, ноябрь 1850 г.) (стр. 254—257).
В 1849—1858 гг. Германский союз даже „не принимался в соображение другими державами“. „Пруссия, более чем когда-нибудь, стала рабой России… Преданность интересам петербургского двора простиралась до того, что прусский военный министр и прусский посланник при английском дворе, друг короля, были сменены оба за выражение симпатии к западным державам“. Николай взбешен был неблагодарностью Шварценберга и Австрии. „Австрия, по своим интересам на Востоке — естественный враг России, открыто приняла сторону Англии и Франции против нее. Пруссия, к великому негодованию целой Германии, оставалась «верна до конца»“ (стр. 259). „Мантёйфель стал первым министром в ноябре 1850 г. для того, чтобы подписать все условия Ольмюцской конференции, крайне унизительные для Пруссии, и окончательно подчинить ее и всю Германию австрийской гегемонии. Такова была воля Николая… Таковы также и стремления большей части прусского юнкерства или дворянства, не хотевшего и слышать о слиянии Пруссии с Германией и преданного австрийскому“ (?) „и всероссийскому императорам даже больше, чем собственному королю“ (стр. 261).
„В это время (около 1866 г.) образовалась так называемая Народная партия. Центр — в Штутгарте. Группа, желавшая союза с республиканской Швейцарией, была главной основательницей Ligue de la Paix et de la Liberte“ (стр. 271).
Лассаль „образовал преимущественно политическую партию немецких рабочих, организовал ее иерархически, подчинил строгой дисциплине и своей диктатуре, словом — сделал то, что г-н Маркс в последующие три года хотел сделать в Интернационале. Попытка Маркса вышла неудачно, а попытка Лассаля имела полный успех“ (стр. 275).
„Первым делом народного «государства» будет“ (по Лассалю) „открытие безграничного кредита производительным и потребительным рабочим ассоциациям, которые только тогда будут в состоянии бороться с буржуазным капиталом и в непродолжительное время победят и поглотят его. Когда процесс поглощения совершится, тогда настанет период радикального преобразования общества. Такова программа Лассаля, такова же и программа социал-демократической партии. Собственно, она принадлежит не Лассалю, а Марксу, который ее вполне «высказал» в известном Манифесте Коммунистической партии, обнародованном им и Энгельсом в 1848 году. Ясный намек находится на нее также в первом Манифесте Международного Товарищества, написанном Марксом в 1864 г., в словах: первый долг рабочего класса и т. д., или, как говорится в Коммунистическом манифесте: первый шаг к революции и т. д., и кончая концентрацией всех средств производства в руках «государства», то есть пролетариата, «возведенного на степень господствующего сословия» (стр. 275—276). Но не «ясно» ли, что программа Лассаля ничем не отличается от программы Маркса, которого он признавал за своего учителя. В брошюре против Шульце-Делича Лассаль… изложив свои основные понятия о социально-политическом развитии новейшего общества, говорит прямо, что эти идеи и даже терминология принадлежат не ему, а г-ну Марксу… Тем «страннее» кажется протест г-на Маркса, напечатанный после смерти [Подчеркнуто и у Бакунина. Ред.] Лассаля во введении к сочинению о капитале. Маркс горько жалуется, что его обокрал Лассаль, присвоив его идеи. Протест чрезвычайно «странный» со стороны коммуниста, проповедующего коллективную собственность и не понимающего, что идея, раз высказанная, перестает быть собственностью лица. Другое дело, если бы Лассаль переписал“ «одну или несколько страниц… » (стр. 276). „В противоположность своему учителю, Марксу, который силен в теории, в закулисной или подземной интриге и, напротив, теряет всякое значение и силу на поприще публичном, Лассаль был самой природой создан для открытой борьбы на практическом поле“ (стр. 277). „Вся либеральная и демократическая буржуазия глубоко его возненавидела; «товарищи-единомышленники», социалисты, марксисты и сам Маркс сосредоточили против него всю силу недоброжелательной «зависти» (Neids). Да, они ненавидели его так же глубоко, как и буржуазия; пока он был жив, они не смели высказать своей ненависти, потому что он был для них слишком силен“ (стр. 277, 278).
„Мы уже высказывали наше глубокое отвращение к теории Лассаля и Маркса, рекомендующей работникам, если не как последний идеал, то, по крайней мере, как ближайшую главную цель, — основание «народного государства», которое, по их объяснению, будет не что иное, как пролетариат, «возведенный на степень господствующего сословия». Спрашивается, если пролетариат будет господствующим, то над кем он будет господствовать? «Значит» (das bedeutet, das meint), останется еще другой пролетариат, который будет подчинен этому новому господству, новому“ «государству» (Staat).
Это значит, покуда существуют другие классы, в особенности класс капиталистический, покуда пролетариат с ним борется (ибо с приходом пролетариата к власти еще не исчезают его враги, не исчезает старая организация общества), он должен применять меры насилия, стало быть, правительственные меры; если сам он еще остается классом и не исчезли еще экономические условия, на которых основывается классовая борьба и существование классов, они должны быть насильственно устранены или преобразованы, и процесс их преобразования должен быть насильственно ускорен.
„Например, «крестьянская чернь» (das gemeine Bauernvolk, der Bauernpobel), как известно не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом“.
Значит там, где крестьянин существует в массовом масштабе как частный земельный собственник, там, где он даже образует более или менее значительное большинство, как во всех странах западноевропейского континента, там, где он не исчез и не заменен сельскохозяйственными батраками, как в Англии, — там произойдет следующее: либо крестьянин станет препятствовать и приведет к крушению всякую рабочую революцию, как он это делал до сих пор во Франции, либо же пролетариат (ибо крестьянин-собственник не принадлежит к пролетариату; даже тогда, когда по своему положению он к нему принадлежит, он думает, что не принадлежит к нему) должен в качестве правительства принимать меры, в результате которых непосредственно улучшится положение крестьянина и которые, следовательно, привлекут его на сторону революции; меры, которые в зародыше облегчают переход от частной собственности на землю к собственности коллективной, так чтобы крестьянин сам пришел к этому хозяйственным путем; но нельзя огорошивать крестьянина, провозглашая, например, отмену права наследования или отмену его собственности; последнее возможно только там, где арендатор-капиталист вытеснил крестьянина, и настоящий земледелец стал таким же пролетарием, наемным рабочим, как и городской рабочий, и, следовательно, имеет с ним одни и те же интересы непосредственно, а не косвенно; тем более нельзя укреплять парцелльную собственность, увеличивая парцеллы путем простой передачи больших имений крестьянам, как в бакунинском революционном походе.
„Или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии“ (стр. 278).
Ученический вздор! Радикальная социальная революция связана с определенными историческими условиями экономического развития; последние являются ее предпосылкой. Она, следовательно, возможна только там, где вместе с капиталистическим производством промышленный пролетариат занимает, по меньшей мере, значительное место в народной массе. И для того, чтобы он имел хоть какие-нибудь шансы на победу, он должен быть в состоянии mutatis mutandis сделать для крестьян непосредственно по меньшей мере столько же, сколько французская буржуазия во время своей революции сделала для тогдашнего французского крестьянина. Хороша идея, что господство рабочих включает в себя порабощение сельскохозяйственного труда! Но тут-то и проявляется затаеннейшая мысль г-на Бакунина. Он абсолютно ничего не смыслит в социальной революции, знает о ней только политические фразы. Ее экономические условия для него не существуют. Так как все существовавшие до сих пор экономические формы, развитые или неразвитые, включали порабощение работника (будь то в форме наемного рабочего, крестьянина и т. д.), то он полагает, что при всех этих формах одинаково возможна радикальная революция. Более того! Он хочет, чтобы европейская социальная революция, основывающаяся на экономическом базисе капиталистического производства, произошла на уровне русских или славянских земледельческих и пастушеских народов и чтобы она не переступала этого уровня; хотя он и видит, что мореплавание создает различие между братьями, но только мореплавание, ибо это — различие, известное всем политикам! Воля, а не экономические условия, является основой его социальной революции.
