Соглядатай - Роб-Грийе Ален (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
– Хорошенькая у вас девчушка! – любезно заметил торговый агент.
– И не говорите, сущее проклятие. Не верьте – это она с виду такая паинька: в ней точно дьявол сидит, в этой девчонке!
Завязалась непринужденная беседа; но Матиас прекрасно понимал, что, несмотря на то что он проявлял такой интерес к воспитанию девочек – и в особенности к воспитанию юной Жаклин, непослушание которой доставляло столько горя, – несмотря даже на то, что он был так рад предстоящему счастливому замужеству двух старших дочерей, Жанны и Марии, их мать не имела ни малейшего намерения покупать у него что бы то ни было. Вопрос о свадебных подарках был давно улажен, и на сегодняшний день приходилось урезать расходы, покупая лишь самое необходимое.
К сожалению, женщина оказалась болтливой, и ему пришлось выслушивать нескончаемые истории, которые теперь были уже ни к чему, но он не осмеливался перебивать ее, поскольку до этого имел неосторожность представиться другом семьи. Так он узнал, чем в точности занимались оба зятя и каковы планы будущих мужей. После свадебного путешествия на континент одни молодожены вернутся жить на остров, а другие собираются обосноваться в… Ноги Виолетты были расставлены, но тем не менее обе прижаты к стволу, так что пятки касались основания дерева у корней, раздвинувшись как раз по его ширине – сантиметров на сорок. Из-за густой травы, растущей впереди, веревка, с помощью которой они удерживаются в таком положении, не видна. Руки согнуты в локтях и связаны за спиной, в ложбинке поясницы, так что одно предплечье опирается на другое. Необходимо, чтобы плечи тоже были привязаны сзади к дереву, вероятно, какими-нибудь тонкими, практически незаметными ремнями, пропущенными под мышками. Девочка выглядит вялой и напряженной одновременно; голова ее склонилась вправо, в этом же направлении слегка изогнуто все ее тело, правое бедро приподнято и выступает больше другого, правая нога стоит только на носке, правого локтя не видно, тогда как левый выглядывает из-за ствола. Снимок, сделанный прошлым летом на острове заезжим туристом, несмотря на несколько застывшую позу девочки, выглядел исключительно живо. К счастью, этот посторонний пробыл здесь всего один день, потому что Бог его знает, что бы он еще натворил. Женщина считала, что ее дочери нужна хорошая порка, да только после того, как отец ее – так уж распорядилась злая судьба – помер (о чем коммивояжеру было, несомненно, известно), дочка пользовалась удобным случаем, чтобы поизмываться над бедной матерью, которая от всего этого скоро сойдет с ума. Она уже со страхом думала о том, что ей придется расстаться с двумя старшими дочерьми – такими серьезными – и остаться в доме один на один с этой бессердечной девчонкой, которая уже в тринадцать лет была позором для семьи.
Матиас недоумевал, что же такого она могла натворить, чтобы собственная мать стала относиться к ней с такой ненавистью. Конечно, девочка выглядела не по годам развитой. Но «бессердечная», «развратная», «злая» – это нечто другое. В истории с молодым рыбаком, женитьбу которого она – как говорили – расстроила, было много неясного. Роль, которую играл в ней этот парень, якобы «влюбившийся» в девочку, была по меньшей мере довольно странной. И зачем постороннему в память о своем приезде понадобилось присылать своей маленькой спутнице, с которой он провел всего полдня, фотографию в такой дорогой раме? Мать без тени улыбки говорила о «колдовской силе» и уверяла, что «еще совсем недавно и даже не за такое» ее дочь сожгли бы на костре, как ведьму.
Сухая трава у подножия сосны запылала, а вслед за ней загорелся подол ситцевого платья. Виолетта изогнулась в другую сторону и запрокинула голову, открыв рот. Тем временем Матиасу наконец удалось приступить к прощанию. Да, он расскажет чересчур снисходительному дядюшке о последней выходке его Жаклин. Нет, он вряд ли сможет увидеть ее сегодня утром, потому что она пасет овец на краю обрыва, вдали от дороги, и даже если он свернет, то все равно поедет в противоположную сторону – к ферме Мареков – если только он не собирается ехать прямо до самого маяка.
Матиас не стал смотреть на часы, догадываясь о тех напрасных сожалениях, которые он испытает, узнав, что опять потерял столько Бремени. Вместо этого он попытался крутить педали побыстрее, но тогда ему начал мешать чемодан; для разнообразия он поехал, держа левой рукой одновременно и ручку руля, и ручку чемоданчика – что тоже было неудобно. Наклон местности стал менее пологим, так что ему пришлось сбавить ход. Кроме того, солнце палило, и жара становилась невыносимой.
Он дважды останавливался и заходил в дома, уединенно стоящие вдоль дороги; и выходил оттуда настолько поспешно, что у него возникло впечатление, будто в одном из них он упустил сделку, вместо того чтобы задержаться там лишние десять секунд.
Доехав до ответвления дороги, ведущей к мельнице, он продолжил свой путь прямо: поворот вдруг показался ему напрасным.
Чуть подальше Матиас не останавливаясь проехал мимо небольшого домика, расположенного совсем недалеко от дороги – отныне ровной, – под тем лишь предлогом, что тот был невзрачен на вид. Он подумал, что неплохо бы все же заглянуть на ферму Мареков: с этими людьми он был давно знаком, и они наверняка что-нибудь купят. На втором километре дорога, ведущая к ним, поворачивала от шоссе налево; направо от того же места отходила тропинка, ведущая к юго-западному побережью – туда, где Виолетта, младшая, пасет овец на краю обрыва…
Вода в море продолжает подниматься. Она все сильнее набегает на берег, тем более что ветер дует с этой стороны. Высокие волны ударяются о слоистые камни, и вода белесыми каскадами стекает обратно по их отполированным бокам. В лучах солнца за скалистыми выступами, на которые сзади набегает откатывающаяся волна, вихрем взлетают мелкие хлопья рыжеватой пены.
Справа, в углублении полукруглого выреза залива, волны поспокойнее: одна за другой накатывают на берег, умирая на гладком песке, и отступают, оставляя за собой лишь тоненькие линии пенной каймы, неравномерно ложащиеся чередой кружевных узоров – бесконечно исчезающих и возникающих в новых сочетаниях.
Вот уже и поворот, и белый столбик на втором километре. (Отсюда до деревушки у большого маяка, находящегося в самом конце дороги, не более тысячи шестисот метров.)
Тут же появляется и перекресток: налево идет дорога на ферму, а направо – небольшая дорожка, вначале очень широкая, так что велосипед легко проходит по ней, но затем, сужаясь, она становится просто утоптанной тропинкой – где по обеим сторонам то там, то здесь мелькают участки разбитой колеи, едва просвечивающей между кустами вереска и карликового утесника, – места на которой едва хватает, чтобы ехать по ней спокойно. Через несколько сотен метров тропа отлого идет под уклон, спускаясь к волнистым подступам скалистого обрыва. Матиасу остается лишь съехать вниз.
II
В белой пыли поперек дороги пролегла прямая, шириной не больше ступни, теневая линия. Она шла немного наискосок, не полностью закрывая проход: ее скругленный, почти плоский конец не достигал и середины шоссе, вся левая половина которого оставалась незанятой. Между концом тени и низкой травкой на обочине, едва выделяясь на фоне серой пыли, лежал раздавленный трупик небольшой лягушки – задние лапки распластаны, передние – скрещены. Тело ее было совершенно плоским, как будто от него осталась лишь засохшая и твердая, уже неуязвимая шкурка, настолько прилипшая к земле, что напоминала тень какого-то животного, выпрямившего в прыжке лапы, но застывшего в воздухе. Справа от него настоящая тень – на самом деле гораздо более густая – начала постепенно бледнеть и несколько секунд спустя исчезла совсем. Матиас поднял голову и посмотрел на небо.
Солнце только что скрылось за верхним краем облака; его положение еще можно было определить по быстро пробегающей светлой кайме. Со стороны юго-запада тут и там показались и другие редкие небольшие облачка. Большинство из них были бесформенными, и ветер метал их клочьями, похожими на распустившиеся петли. Некоторое время Матиас следил за тем, как летящая по небу лягушка вытягивается и превращается в птицу, сидящую в профиль, с короткой чаячьей шеей, слегка изогнутым клювом и сложенными крыльями; можно было даже различить ее большой круглый глаз. В какую-то долю секунды гигантская чайка как будто уселась на верхушку телеграфного столба, тень от которого снова как ни в чем не бывало наискось ползла по дороге. Тени от проводов были не видны на белой пыли.
