Собрание сочинений, том 14 - Маркс Карл Генрих (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
В делах с эмигрантами он, под предлогом гуманности, проявлял строптивость в отношении мероприятий Союзного совета, однако» беспощадно и самовластно преследовал лично неугодных ему эмигрантов. Особенно безжалостно преследовал он выдающихся лиц, близко стоявших к Галеру, в котором он видел будущего соперника. Мадзини должен был бояться его больше, чем союзной полиции. Долговязый Гейнцен был ему ненавистен и должен был вскоре покинуть кантон: «он так тяжело ступает, точно земля принадлежит ему», — таков был единственный довод для его высылки, который Фази наивно приводил. Струве был без всякого распоряжения Союзного совета арестован во время прогулки со своей женой и в качестве русского шпиона переправлен через границу в кантон Ваадт. Галер своевременно поспешил к Фази, чтобы убедить его в ошибке. Между ними завязался долгий спор, ибо Фази воображает, что он кажется тем правдивее, чем громче он кричит и чем более возмущенным представляется. Струве пришлось остаться русским шпионом. Если память мне не изменяет, эта сцена произошла в отеле де Берг в присутствии русского эмигранта г-на Герцена, у которого глава женевского правительства любил обедать. Во всяком случае, этот господин непричастен к неблаговидной инсинуации против Струве. Несомненно, Фази больше русофил, чем Струве; я слышал, как однажды, выступая с речью на одном празднестве, он сказал: «Произведения Жана Жака Руссо больше читают и лучше понимают в России, чем в Германии». Конечно, он этим хотел, главным образом, уязвить немецких приятелей Галера и немцев вообще.
Галер, который до этого в политических вопросах шел нога в ногу с Фази и с которым я разговаривал непосредственно после его стычки с Фази по поводу Струве, сказал мне огорченно: «С Фази все покончено, откровенно говоря, не могу больше иметь с ним дела; это подлинное политическое чудовище, настоящее животное по своим страстям; продолжать быть с ним заодно — значит помогать изнутри губить народное дело. Только когда противопоставишь ему решительную свободомыслящую оппозиционную партию, он, чтобы спасти свое положение, будет вынужден держать высоко знамя радикализма. Пока он будет иметь против себя только старую аристократию, дела будут идти все хуже, ибо он давно уже заигрывает с ультрамонтанами и имеет возможность действовать по своему усмотрению. Впрочем, он вовсе не швейцарец по образу мыслей и охотнее обращает свои взоры в сторону Парижа, чем в сторону Берна. Я уже давно имел достаточно поводов порвать с ним; только привычка мешала этому, потому что я долгое время видел в нем дельного человека. Лишь беспрестанная внутренняя борьба и сегодняшнее открытое столкновение помогли мне покончить с ним счеты».
Вокруг Галера группировались все люди, обладающие более независимым характером, в частности, лица, принадлежавшие к молодой политико-экономической школе; «объединенных» таким образом решительных радикальных и социалистических элементов скоро стали называть демократической партией. Радикализм отныне — за редкими исключениями — состоял в сознательном и бессознательном раболепстве перед Фази, который нашел теперь свое настоящее большинство в присоединенных с 1815 г. к Женеве католических сельских районах Савойи. Всесильные там попы, ультрамонтаны, заключили союз с этим «радикализмом», детищем Фа-зи. Галера самым низким образом поставили под подозрение, подвергли преследованию и лишили поста. Молодая демократическая партия не могла еще выставить к предстоявшим выборам своего собственного списка наряду с аристократической и объединенной старорадикальной и ультрамонтанской партиями. И хотя Джемс Фази отказался включить в свой список несколько имен демократов, все же Галер и его единомышленники отклонили все предложения аристократической партии и решили на этот раз голосовать за список Фази и ждать своей победы в будущем. Если бы Фази искренне думал о прогрессе и серьезном развитии гражданской жизни, то он не цеплялся бы за мерзкий хвост вечно озирающихся назад ультрамонтанов. Для достижения большего успеха в клевете и гонениях на Галера оруженосцы его превосходительства, «радикального» президента, основали особый пасквильный листок, чтобы их мудрому повелителю не нужно было марать своей бранью свой «Moniteur» — «Revue de Geneve»; тем обильнее стала появляться эта брань в органе его козлов отпущения, которых он мог в любой момент дезавуировать. Слабый здоровьем Галер не выдержал этой низкой травли и умер еще в том же году (1852), 33 лет от роду. Как часто мне приходилось слышать в Женеве: «Наш добрый благородный Галер пал жертвой беспощадной мести нашего иезуитского тирана!». На следующих выборах правительства друзья Галера приняли предложение аристократии о союзе тем охотнее, что последняя готова была довольствоваться падением Фази и очень скромной долей участия в управлении. Принципиальный Галер отказался бы, вероятно, и теперь от этого союза; но, говорили его партийные единомышленники, ведь показал же нам г-н Фази прекрасный пример своего союза с ультрамонтанами; почему же мы должны стыдиться приличного аристократического хвоста, если Фази не стыдится неприличного ультрамонтанского хвоста? Почему мы не сможем, по крайней мере, с таким же успехом идти вперед с образованной аристократией. с каким Фази обещает идти в союзе с невежественным ультрамонтанством?
Таким образом, на выборах (кажется, это было в ноябре 1853 г.), на которых многие радикалы, в том числе даже товарищи Фази по правительству, перешли к демократам, наш герой 1846 г. подавляющим большинством был сброшен с президентского кресла. Растерянность обремененного долгами экс-президента была необычайно велика. В связи с этим я должен остановиться на некоторых подробностях его жизни.
Промотавший значительное наследство в кутежах и любовных похождениях еще до своего вступления в правительство, по шею в долгах и безжалостно преследуемый кредиторами, г-н Джемс Фази постарался, сделавшись президентом, как можно скорее отменить закон об аресте за долги, — конечно, «в интересах личной свободы». Так, в 1856 г. один замученный долгами женевец сказал мне: «Хорошо, что мы выбрали главой правительства обремененного долгами человека, который отменил если не долги, то, по крайней мере, долговую тюрьму».
Но в начале 50-х годов материальное положение г-на Фази оказалось очень стесненным, так что «благодарный народ» должен был поспешить ему на помощь и выделить ему в подарок под застройку большой участок земли на освободившемся месте после срытия укреплений. Да и почему бы нет? Ведь он помог убрать с этой площади укрепления, почему же ему было не позволить себе «аннексировать» клочок земли, когда и более крупные владетельные персоны без всяких колебаний так поступают? Теперь г-н Фази оказался в состоянии продать много крупных участков для постройки домов и выстроить себе самому большой красивый дом. Но на беду он тут же снова запутался в долгах и не мог уплатить занятым у него на постройке рабочим. В начале 1855 г. столяр, которому он должен был несколько тысяч франков, на улице кричал ему: «Уплати мне, негодяй, чтобы я мог купить детям хлеба!» При таких-то стесненных обстоятельствах он лишился президентского моста, а в довершение всего на него обрушилась еще большая беда. Радикальное кредитное учреждение Caisse d'Escompte {Учетная касса. Ред.} было вынуждено прекратить платежи. Друзья Фази в этом учреждении, не менее его отягощенные долгами, выдали себе и ему, — вопреки уставу — ссуды, превышавшие средства банка. Директор банка, сидящий еще и теперь в тюрьме, позволил себе — дурные примеры портят добрые нравы — еще большие позаимствования из банковских средств. Таким образом, Caisse d'Escompte была накануне большого несчастья — банкротства. Сбережениям сотен бережливых рабочих семейств грозила опасность. Нужно было помочь здесь теперь советом и делом во что бы то ни стало, иначе все предприятие Фази было бы развеяно дефицитом, как пылинка ветром. Разумеется, при таких обстоятельствах нельзя было раздобыть денег для самой Caisse d'Escompte. Но как раз тогда в Женеве зарождалось новое кредитное учреждение, Banque Generale Suisse {Главный швейцарский банк. Ред.}. Надо было достать этому банку значительные суммы, чтобы он, со своей стороны, мог спасти Caisse d'Escompte от отлива денег, а г-на Фази от прилива долгов. Фази должен был стать спасителем, чтобы быть спасенным. В случае удачи ему гарантировали приличное вознаграждение в виде определенного процента, а для Caisse d'Escompte — спасительный вспомогательный капитал. Итак, с этой целью г-н Фази отправился pro domo {ради себя самого. Ред.} и ради Banque Generale Suisse в Париж, где ему после многонедельного пребывания и — как передавала молва — при милостивом содействии «августейшего» удалось раздобыть у Credit Mobilier спасительную сумму во много миллионов франков. Как раз тогда шли приготовления к новым выборам правительства (ноябрь 1855 г.); поэтому спаситель еще до своего прибытия в Женеву написал, что в ближайшее время привезет с собой огромный груз миллионов. Это было целительным пластырем для израненных сердец акционеров Caisse d'Escompte и чудодейственным факелом для ультрамонтанско-радикальных избирателей. На одной тогдашней карикатуре он с большим сходством был изображен в виде колоссального, нагруженного золотыми мешками лебедя, приплывающего по озеру в женевскую, гавань. Один шутник рассказывал мне тогда, что за кружкой пива ему сообщили, будто Фази привез с собой 50 миллионов франков; за вином — 100, а за extrait d'absynthe {абсентом. Ред.} — 200 миллионов. Репутация папаши Фази как обладателя чудотворной силы была снова вполне восстановлена в глазах его детей. Демократы, уверенные в победе на выборах, не сделали никаких особых усилий. Образовавшееся с недавнего времени общество сильных молодых людей — les frui-tiers {сыроваров. Ред.} — вело себя совершенно, как лейб-гвардия Фази, грубейшим образом терроризировало избирателей в момент выборов, и кумир их снова уселся в президентское кресло.
