На переломе. Философские дискуссии 20-х годов - Коллектив авторов (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Уксусная кислота — иное качество, чем синильная; а иное качество она потому, что какими-то свойствами уксусная кислота отличается от синильной.
В своей замечательной статье «Трусливый идеализм» Плеханов подчеркивает, что мы, изучая мир, изучаем его свойства.
«Что значит знать данную вещь? Это значит иметь правильное представление об ее свойствах».
Свойство не следует смешивать с качеством, так как в логике категория качества является категорией оценки действий процесса, обладающего различными свойствами…
Когда мы говорим о качестве чего-нибудь, мы имеем в виду вопрос: как действует это что-то?
Качество не есть абстракция; напротив — оно конкретно, оно есть данное, вполне определенное, тогда как свойство лишь проявление процесса, который проявляет себя во множестве отношений.
И если в мышлении качество есть оценка совокупности свойств, то эта оценка может изменяться всякий раз, как данная совокупность свойств стала иной, т. е. как она стала совокупностью иных свойств.
Представив какой-то процесс как совокупность свойств «а б в г д… м н…», мы должны определить его как новое качество всякий раз, как процесс этот становится совокупностью иных свойств, например: «а б г д… п р», где нет «в м н», но появились «п р».
Это, нам думается, не должно вызывать споры. Но вот какой встает вопрос в связи с вышесказанным.
Появление или исчезновение всякого ли свойства в данной совокупности свойств делает процесс иным качеством?
Если отвлечься от наших интересов, если рассматривать процесс только в форме объекта, то на поставленный вопрос необходимо ответить утвердительно.
И действительно, можно ли данное свойство считать важным, нужным и т. д., а другое — неважным, ненужным и т. д. безотносительно к чему-либо?
Ведь то, что было, но без чего какое-то событие все равно произошло бы, не может расцениваться неважным или несущественным, потому что без него не могло бы произойти другое какое-то событие.
Деление свойств на существенные и несущественные безотносительно к чему бы то ни было является делением метафизическим.
Но в таком случае любое новое свойство превращает данный процесс в новое качество, а также иным качеством он становится и при исчезновении любого из имевшихся свойств.
Имея виду, что свойства возникают и исчезают, т. е. свойства в развитии своем прерываются, мы должны прийти к следующему выводу: любой процесс находится все время в состоянии перерывов, т. е. скачков, так как свойств у любого процесса бесчисленное количество, и нет ровно никаких оснований отрицать, что в каждый данный момент одни из них исчезают, другие — возникают.
Значит, процесс одними своими свойствами развивается постепенно, количественно, другими — скачкообразно, т. е. лишаясь их и приобретая новые.
Итак, беспрерывность любого процесса утверждается в еще более сложной форме, и мы все еще не нашли того состояния покоя, без которого три правила формальной логики совершенно беспочвенны.
Единственный выход — в отвлечении от множества свойств процесса, т. е. в рассматривании изучаемого процесса как совокупности только определенных, а не всех свойств. Тогда мы получаем возможность говорить о ступенях развития, о состояниях относительного покоя.
И действительно, если любой процесс беспрерывно изменяется как совокупность бесчисленного количества свойств, то он же оказывается обладающим в течение более или менее продолжительного времени данными, вполне определенными свойствами…
Только на основе абстракции возможна классификация, т. е. деление явлений на семейства, классы, роды, виды.
Только отвлекаясь от одних свойств и учитывая другие, мы освобождаем себя от решения неразрешимой задачи объять необъятное.
Истина всегда конкретна.
Что это значит?
Это значит, что бери процесс, как он да н, во всем его многообразии и во всей его разносторонности, но в каждом данном случае оценивай его в определенном отношении.
Человечество, в различных отношениях рассматривая тот или иной процесс, создает все более полное о нем представление, т. е. представление о возможно больших связях и опосредствованиях, в которых он находится. Мы же, т. е. определенный субъект (класс, партия, личность…), учитывая всю полноту процесса, всю его разносторонность, выявленную и изученную человечеством, оцениваем этот процесс в данном случае в одних связях, в других случаях — в иных.
Но почему, спрашивается, в этом случае мы, рассматривая данный процесс, учитываем такие-то свойства, от других же отвлекаемся, а в каких-то иных случаях, наоборот, учтем последние свойства, а не первые?
Ответ дан в 11-м и 1-м тезисах Маркса о Фейербахе.
Одиннадцатый тезис гласит:
«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».
Этот бесспорный тезис приводит к тому положению, которое развиваю я в своей теории качества и которое оспаривается, к моему величайшему удивлению, деборинцами-большевиками.
Если мы изучаем процессы, чтобы их изменять, то не ясно ли, что необходимо установить, в каком направлении их изменять.
Можно изменять древесину, превращая ее в оберточную бумагу, но можно из нее изготовить писчую бумагу.
Если нам нужно сделать из студента теоретика, то мы будем изменять преимущественно его голову, а в консерваториях изменяют пальцы, чтобы получился хороший пианист или скрипач. Всякое исследование должно иметь целевую установку, а цель определяется с точки зрения конкретного субъекта, понимая под ним, например, определенный класс.
Объективные условия определяют стремления и интересы данного класса (субъекта), но эти интересы, будучи вызваны объективными условиями, определяют отношение субъекта к изучаемому процессу.
Тот, кто изучает без целевой установки, работает вслепую, являя собой классический тип созерцателя.'
Пролетариат и мы, его представители и идеологи, — не созерцатели, но активные участники в переустройстве жизни.
Маркс именно в этом находил одно из коренных различий между материализмом до фейербаховского включительно и материализмом, созданным Марксом и Энгельсом.
В первом тезисе о Фейербахе Маркс писал так:
«Главный недостаток всего предшествовавшего материализма — до фейербаховского включительно — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность рассматривается только в форме объекта или в форме созерцания, а не как чувственно-человеческая деятельность, не в форме практики, не субъективно».
Мне инкриминируется субъективизм, и я это называю клеветой. Но я действительно резко и решительно высказываюсь против рассматривания процессов только в форме объекта, а не также и субъективно…
Не только Фейербах, но уже Бэкон учил, что мир надо изучать, чтобы его изменять. Один из афоризмов в «Новом органоне» Бэкона гласит: «Что было основанием, следствием или причиной в теории, то становится правилом, целью или средством в практике».
Другой афоризм: «Создать новое свойство в данном теле или же произвести новые свойства и ввести их в него — вот результат и цель человеческого могущества».
Это ли не практический подход к науке!
Неужели это не было известно Марксу?
Конечно, было известно, и Маркс не о том говорит, что Фейербах не подходит к науке как к средству изменения мира, но о другом.
В первом тезисе идет речь о том, как надо изучать мир, чтобы его изменять.
И Маркс дает ответ на это: надо изучать мир не только в форме объекта, но и субъективно. Вот этого-то ни у Бэкона, ни у Фейербаха нет и в помине; но об этом в цитированных тов. Дебориным местах из Ленина последний ничего не говорит.
Он лишь поправляет Плеханова, который перегнул палку и инкриминировал Фейербаху созерцательность не только в его методе, но и в отношении к науке, которая будто бы, по Фейербаху, не служит практике. Тов. Деборин сам типичный созерцатель, прикрывающий свою созерцательность громкими словами, и в такового же он пытается превратить Ленина — вождя самого активного, самого чуждого голой созерцательности класса — пролетариата…