Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского - Гоббс Томас (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗
Однажды в знойный день в греческом городе Абдере было огромное стечение народа по случаю представления трагедии «Андромеда». В результате, как из-за зноя, так и из-за трагедии, очень многие зрители впали в горячку и только и делали, что декламировали стихи о Персее и Андромеде, от чего, как и от горячки, они излечились с наступлением зимы; возникновение этого сумасшествия приписывали страсти, вызванной трагедией. Подобная же эпидемия сумасшествия случилась в другом греческом городе, где она охватила лишь молодых девушек, побудив многих из них повеситься. Большинство жителей того города сочли это действием дьявола. Однако один гражданин, подозревая, что презрение к жизни проистекает в них из какой-нибудь душевной страсти, и предполагая, что они не пренебрегают своей честью, дал городским властям совет раздеть догола самоубийц и оставить их висеть голыми. Это, как рассказывает история, прекратило сумасшествие. Однако, с другой стороны, те же греки часто приписывали сумасшествие действиям евменид и фурий, а иногда
– Цереры, Феба и других богов. Люди так много приписывали фантомам, что считали их живущими в воздухе телами и называли их общим именем духов. Римляне держались в этом отношении того же мнения, что греки и евреи, ибо они называли сумасшедших пророками или (в зависимости от того, считали ли они духов добрыми или злыми) бешеными, некоторые из них называли как пророков, так и бешеных сумасшедшими, а некоторые называли одного и того же человека и бешеным и сумасшедшим. Однако, поскольку речь идет о язычниках, этому не приходится удивляться, так как болезни и здоровье, пороки и добродетели и многие естественные качества определялись и почитались ими как демоны. Так что под словом «демон» человек мог понимать как перемежающуюся лихорадку, так и дьявола. Однако странно, как могли евреи иметь такое мнение? Ведь и Моисей, и Авраам приписывали свой дар пророчества не одержимости каким-нибудь духом, а Божьему внушению посредством видения или сна. Точно так же нет никакой одержимости в законе, морали или обрядах, которые были преподаны евреям. Когда говорится о Боге (Чис. 11,25), что он взял от духа, жившего в Моисее, и дал его семидесяти старейшинам, то не дух Бога (понимая под этим субстанцию Бога) делился. Под божественным духом в человеке Писание понимает человеческий дух, склонный к набожности. А когда говорится (Исх. 28,3) : «Кого я наполнил духом мудрости, чтобы сделать одежду для Аарона», то подразумевается здесь не дух, вложенный в тех, кто умеет делать одежду, а собственная мудрость их в этого рода работе. В таком же смысле обычно называется нечистым дух человека, совершающего нечистые деяния, а также другие духи, по крайней мере во всех тех случаях, когда соответствующие добродетели или пороки являются значительными и выдающимися. Точно так же не претендовали на одержимость и другие пророки Ветхого завета и не утверждали, что Бог говорит в них, а лишь что он говорит им голосом или посредством видения, или сна, а под Господним бременем понималась не одержимость, а повеление. Каким же образом могли евреи прийти к этому мнению об одержимости? Я не могу представить другой причины, кроме той, которая свойственна всем людям, а именно: недостаток любознательности для исследования естественных причин, склонность считать счастьем грубые удовольствия ощущений от обладания теми вещами, которые непосредственно доставляют их. Ибо те, кто видит у человека какую-нибудь странную или необычайную способность или недостаток, не видя одновременно, от какой причины они могли бы произойти, едва ли могут считать их естественными, а если они не считают их естественными, то по необходимости должны считать их сверхъестественными, а раз так, то что другое может тут быть, кроме того, что или Бог, или дьявол обитает в таком человеке. Вот почему произошло так, что когда наш Спаситель (Марк 3,21) был окружен толпой, то те, кто был внутри дома, заподозрили Его в сумасшествии и вышли, чтобы удержать Его, но книжники говорили, что Он одержим Вельзевулом и именно благодаря этому Он изгоняет бесов наподобие того, как более сумасшедший нагнал бы страх на менее сумасшедшего. Точно так же (Иоан. 10,20) некоторые говорили, что Он одержим бесом и сошел с ума, между тем как другие, считавшие Его пророком, говорили: Это не слова такого, который одержим бесом. И в Ветхом завете (4 Цар. 9,11) рассказывается, что, когда пришел пророк помазать Исайя, некоторые из окружающих спрашивали Исайю: Зачем приходил этот неистовый к тебе? В итоге всего этого ясно, что всякий, кто вел себя странным образом, считался у евреев одержимым добрым или злым духом; исключение представляют лишь саддукеи, которые настолько заблуждались, что совершенно не верили в существование духов (что уже весьма близко к прямому атеизму) и этим, может быть, в значительной степени провоцировали других называть людей странного поведения скорее одержимыми бесами, чем сумасшедшими.
Но почему наш Спаситель при лечении таких людей действовал так, точно они были одержимыми, а не так, как если бы они были сумасшедшими? На это я могу ответить лишь так, как отвечают тем, кто подобным же образом использует Священное писание против мнения о движении Земли. Священное писание, предоставив мир и мирскую философию спорам людей для упражнения их естественного разума, было написано, дабы показать людям Царство Божие и подготовить умы людей к тому, чтобы стать послушными подданными Бога. Обусловлена ли смена дня и ночи движением Земли или Солнца, объясняются ли ненормальные действия людей влиянием страсти или дьявола (поскольку мы последнему не поклоняемся), безразлично для нашего послушания и нашей покорности всемогущему Богу, т. е. для той единственной цели, ради которой написано Священное писание. А что касается того, что наш Спаситель говорит с болезнью как с личностью, то это обычная манера всех, кто лечит лишь одними словами, как это делал Христос (и как это делают колдуны, все равно, обращаются ли они к дьяволу или нет). В самом деле, не говорил ли Христос также (Матф. 8,26), что Он запретил ветрам? Не говорил ли Он также (Лук. 4, 39), что запретил горячке? Однако это ведь не доказывает, что горячка есть дьявол. И если говорится, что многие из этих бесов признали Христа, то нет необходимости толковать соответствующие места иначе как в том смысле, что его признали эти сумасшедшие. А когда наш Спаситель говорит (Матф. 12, 43) о нечистом духе, что он, вышедший из человека, бродит по сухим местам, ища покоя, и, не находя его, возвращается в того же самого человека с семью другими, еще худшими духами, то это явное преувеличение, подразумевающее человека, который после небольшого усилия расстаться со своими похотливыми вожделениями побеждается их силой и становится в семь раз хуже, чем был. Таким образом, я ничего не нахожу в Священном писании, что требовало бы веры, будто одержимые бесом являются кем-то другим, а не сумасшедшими.
Бессодержательная речь. Есть еще один недостаток в рассуждениях некоторых людей, который также может быть причислен к видам сумасшествия, именно то злоупотребление словами, о котором я сказал раньше в главе V, говоря об абсурдах. Это когда люди говорят такие слова, в сочетании которых нет никакого смысла, но которыми одни просто пользуются, не понимая этих слов, воспринятых от других и заученных, другие – ставя целью ввести в заблуждение нелепостью. И это свойственно исключительно тем, кто вроде схоластиков разговаривает о непонятных предметах или обсуждает вопросы темной философии. Простые люди редко говорят бессмыслицы, и поэтому претенциозные люди считают их идиотами. Однако, чтобы убедиться в том, что словам этих претенциозных людей абсолютно ничего не соответствует в уме, нужны были некоторые примеры. И вот если кто-либо требует таковых, то пусть он возьмет в руки сочинение какого-нибудь схоласта и посмотрит, сможет ли он перевести на любой современный язык какую-нибудь главу, касающуюся того или другого пункта, например Троицы, божественности природы Христа, пресуществления, свободы воли и т. п., причем перевести так, чтобы сделать указанные рассуждения понятными, или – перевести такую главу в сносную латынь, т. е. такую, какая была обычна в то время, когда латинский язык был общенародным. Каков, например, смысл следующих слов: Первичная причина не необходимо втекает как-нибудь во вторичную силой существенного подчинения вторичных причин, при помощи чего она помогает последним действовать? Эти слова – перевод заголовка V главы I книги Суареса «О содействии, движении и помощи Бога». Когда люди пишут целые тома о таких материях, то разве они не сумасшедшие или не намерены сделать таковыми других? А что касается, в частности, вопроса о пресуществлении, то те, кто после нескольких произнесенных слов говорят, что белизна, круглость, важность, качество, ломкость, которые все суть бестелесные свойства, выходят из просвиры и входят в тело нашего святого Спасителя,– разве говорящие так не делают все эти Зна, Ость, Ство столькими же духами, обладающими его телом? Ибо под духами они всегда разумеют вещи, которые, будучи невещественными, тем не менее имеют способность передвигаться с одного места на другое. Таким образом, этот вид абсурда с полным основанием может быть причислен к другим видам сумасшествия; и все те моменты, когда схоласты, отдавая себе ясный отчет в смысле своих слов, воздерживаются от того, чтобы диспутировать или писать таким образом, являются лишь светлыми промежутками. И сказанного достаточно об интеллектуальных достоинствах и недостатках.
