Философия как духовное делание (сборник) - Ильин Иван Александрович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Поскольку дедукция предметна – она есть организованная интуиция содержаний.
Правила дедукции есть правила организации адекватности в интуиции содержаний или организации экономии – интуитивного видения.
Индукция начинает с вглядывания в единичное содержание.
Дедукция начинает с вглядывания в общее содержание.
Но предметны ли эти содержания, решает
а) интенция познания, т. е. воля к разумению предмета, а не чего-либо иного, и разумение в активности,
b) интуиция – т. е. внимательное восприятие содержания.
Индукция и дедукция условны как формально-техническая операции (экономящие нередко осуществление интуиции) и в таком виде выливаются в силлогистику.
Силлогизм как последовательная интуиция смыслов, как в содержании своем сочиненных, подчиненных или соподчиненных.
Итак, теория доказательства есть, строго говоря, теория предметной интуиции.
Критерий истины.
Эта проблема есть проблема, прежде всего, критерия истинного познавания.
Ищущий первого должен искать последнего (феноменологический путь!).
И во введении в философию я чувствую себя свободным от обязанности дать большее.
Лекция 4, часы 9, 10
Четыре сферы. Учение о внешней вещи
Мы видели прошлый раз:
что философия есть не практика, а теория;
что теория есть истинный итог познавательной практики;
что философия есть познание об истинных свойствах предмета (конечно, не всякого предмета);
что философия есть научное знание, стремящееся к максимуму доказуемости и показуемости;
и что доказать в философии значит провести суждение через весь ряд обосновывающих его суждений к внутреннему созерцанию самого предмета и показать наличность в его сущности данных свойств;
наконец, что философия как наука должна иметь свой особый предмет и метод.
Теперь условимся: философское исследование предмета через интенсивное и самоотверженное погружение души в его внутреннее переживание есть феноменологическое исследование (сущность предмета познается по его явлению)38.
Здесь всегда открывается, как обстоит в предмете – предметное обстояние (что в нем объективно есть)39.
1) Мне была бы дорога уверенность, что Вы не будете сетовать на меня за те известные трудности, которые нам предстоит преодолеть40.
«Ввести» – значит объяснить; объяснить дать понять; понять добиться полной ясности и, следовательно, возможности сказать себе некое «да» и «нет» по первым и ориентирующим философским вопросам.
В борьбе за ясность нельзя отдаваться упрощению, облегчению и другим приемам дешевой популяризации. Я не могу оставить себе сознание того, что я скрыл от Вас объективное обстояние во всей его сложности и Вас за то снабдить обманчивой уверенностью, что Вы что-то поняли. Больше всего понимает тот, кто меньше всего понимает41.
2) В дальнейшем мы пойдем так: философия имеет перед собою четыре основных плана; в этих планах она отыскивает свой предмет; предмет ее есть безусловное; она ищет безусловного в этих четырех планах42. В этом искании – то утверждающем, то отрицающем – слагается вся история философии во всех ее основных и типических подразделениях.
Нам надо понять эти четыре плана; убедиться в том, что философия есть искание безусловного; и затем устремить свое внимание на различные возможности – отыскать для философии ее предмет из этих четырех планов.
3) Эти четыре плана суть:
а) вещь вне нас (вот эти вещи),
b) душевное психическое в нас,
с) объективное обстояние43 (в разных сферах); для философии, прежде всего знание о предмете,
и притом:
с1) самое знаемое содержание,
с2) истинность знания о нем44.
Мы с самого начала взялись за самую сердцевину, за самую трудную часть этого деления. И углубились в него. Теперь попытаемся развернуть все систематически.
4) Учение о внешней вещи.
Открыв глаза, мы видим много вещей. «Я» – т. е. моя особа (тело + душа) – чувствует себя среди них не совпадающей с ними, стоящей в известной связи и в известной независимости.
Наше тело есть вещь среди вещей. Оно может сталкиваться с ними, падать, иметь тяжесть, вес. Оно движется с места на место. Оно может быть ближе и дальше, высоко и низко, занимать много пространства и мало пространства. Тело есть вещь среди вещей. Но эта вещь есть преимущественно перед всеми другими вещами – моя вещь. Это как бы центральная вещь для каждого из нас. Это особенно наша вещь. Наше вещественное орудие. Все вещи уходят и приходят. Тело всегда при мне. Я могу его не чувствовать, забыть о нем. Моя мечта освобождает меня от него вовсе. Но реально тело есть неизменный modus vivendi45 меня как обращенного к другим вещам. Тело настолько тесно мое, что многие считают его частью себя. У многих оно, может быть, есть даже лучшая часть. Во всяком случае, через тело я подвержен судьбе вещей. Гибель этой вещи, ее дезорганизация и распадение, заставляет «меня» не проявляться или проявляться не так. Это называется смертью и болезнью.
С тех пор как я помню себя – тело мое менялось, но неизменно было при мне, доставляя мне то приятное, то неприятное, но всегда вводя меня, якобы вещь, в среду вещей. Только через тело мое другие вещи суть вещи для меня. Зрением знаю я о других вещах; гибель глаза лишает меня этого знания. Также слух, и осязание, и обоняние, и вкус перестают быть для меня источником знания, как только гибнут соответственно телесные части или их способности.
Все, что мы знаем о вещах, мы знаем через то, что члены тела нашего совершают свои отправления, или функционируют.
Осязание говорит нам, что шар гладок и кругл; мускульное чувство – что он тяжел; зрение, что он желт; обоняние и вкус – что это апельсин. Все знание наше о вещах есть знание чувственное.
Вещей много; они суть сразу во множестве. Как это возможно? Это возможно потому, что бытие одной не исключает бытие другой. Они суть вместе. И притом одна возле другой.
Про вещь всегда можно сказать «вот она» и показать на нее телом своим. Но это «вот», где вещь, не одно. Их много сразу. Очень много. Без конца.
Одна в одном «здесь», другая в другом «здесь» – там, и там, и там. И притом вместе, но не в совпадении. Вещи суть так, что где одна, там нет другой; другая может быть там же, только если первая перейдет в другое «там». Ибо ни одна вещь не прикована к своему месту с окончательной силой.
Наоборот, все вещи непрестанно движутся46. Неподвижность вещи есть относительная. После Коперника и Галилея нас не обольстит неподвижность горы; и окончательное спокойствие мертвого тела – означает его внутреннее превращение в объект бактериологии и зоологии. Мир вещей есть мир больших и малых вихрей, законы коих далеко еще не изучены47.
Переживите сейчас же на месте, что этот дом и Вы сами несетесь с быстротою пушечного ядра вокруг Земли и еще куда-то в Солнечной системе; что ни один атом Вашего тела не останется прежним через 10 лет жизни; что тезис Кратила48 не парадокс и не игра словами, а истинное обстояние49.
Итак, вещам свойственно быть друг вне друга, друг возле друга. Вещь вещи есть пространственное инобытие: это порядок сосуществования вещей.
Вещам свойственно далее быть друг вслед за другом, раньше и позже, сначала и потом. Вещь есть нечто сравнительно устойчивое, постоянно состоящее в потоке изменения – это порядок последовательности вещей.
Вещь существует в пространстве и во времени. Она имеет свою судьбу и в том и в другом. Она бывает больше и меньше в пространстве; она подлежит закону тяготения; она падает и летит; она имеет три измерения: высоту, длину и ширину. Она подвержена всем законам химии, физики, динамики, механики. Она имеет свое начало и свой конец. Она возникает и распыляется – разлагается. Она намокает и сгорает. Она имеет возраст. Она может быть молода и стара. Она имеет, наконец, внешний вид, границу и цвет.
