Марксова концепция человека - Фромм Эрих Зелигманн (книга регистрации .txt) 📗

В Польше, ГДР и Венгрии политические выступления против русских также были тесно связаны с идеями гуманистического социализма. Во Франции, Западной Германии и отчасти в Англии идет сейчас оживленная и грамотная дискуссия о Марксе. Из немецких авторов я назову лишь протестантских теологов (Фетчер), а французская литература еще обширнее и принадлежит перу как католиков (Ж. Ж. Кальвез), так и марксистов и немарксистов (А. Лефевр, Навиль, Л. Гольдман, А. Койре, Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти) [49].

Новая волна марксистского гуманизма вспыхнула в англоязычных странах в связи с публикацией английского перевода «Экономическо-философских рукописей». В США самые крупные работы с анализом понятия Марксова гуманизма принадлежат Герберту Маркузе («Reason and Revolution») и Рае Дунаевской («Марксизм и свобода»).

Указание на вышеприведенные факты (например, на то, что русские коммунисты были вынуждены проводить грань между молодым и старым Марксом) и перечисление имен серьезных авторов, выступивших против этой позиции русских, еще не является доказательством того, что русские (и Д. Белл) не правы. Попробую кратко показать, в чем ошибочность этой позиции.

Имеются некоторые факты, которые при поверхностном анализе вроде бы подтверждают взгляд коммунистов. Так, в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс уже не пользовались понятиями «род» и «человеческое существо», которые были использованы в «Экономическо-философских рукописях». Кроме того, позднее, в Предисловии «К критике политической экономии», Маркс писал, что они с Энгельсом решили вместе разработать свои взгляды в противовес идеологии немецкой философии и тем самым «свести счеты с нашей прежней философской совестью».

Некоторые считают, что это «сведение счетов с прежней философской совестью» означает, что Маркс и Энгельс отказались от основных идей, высказанных в «Экономическо-философских рукописях». Но даже беглое чтение «Немецкой идеологии» показывает, что это мнение ошибочно. Хотя здесь и не используются некоторые понятия, типа «человеческое существо», но важнейшие идеи «Экономическо-философских рукописей» находят здесь свое продолжение, и прежде всего — концепция отчуждения.

В «Немецкой идеологии» отчуждение объясняется как результат разделения труда, которое ведет к противоречию между интересом отдельного индивида или отдельной семьи и общим интересом всех индивидов, общающихся друг с другом [50]. Нетрудно доказать, что понятие «отчуждение» определяется теми же словами, что и в «Экономическо-философских рукописях»:

«Если он <рабочий> относится к своей собственной деятельности как к деятельности подневольной, то он относится к ней как к деятельности, находящейся на службе другому человеку, ему подвластной, подчиненной его принуждению и игу... Подобно тому как он свою собственную производственную деятельность превращает в свое выключение из действительности, в кару для себя, а его собственный продукт им утрачивается, становится продуктом, ему не принадлежащим, точно так же он порождает власть того, кто не производит, над производством и над продуктом» [51].

Здесь мы также видим, что определение отчуждения замыкается на вышеизложенные обстоятельства: «Происходит перевертыш, превращение социальной деятельности в монстра: это утрата нашей способности контроля над продуктами нашей собственной деятельности, вещи становятся над нами, уничтожают все наши расчеты и ожидания — и это становится одним из главных моментов всего исторического развития». Весьма показательно, что Маркс заменяет выражение «самодеятельность» (Selbstbetatigung) на «деятельность» (Tatigkeit). Это говорит о том, что для Маркса было очень важно сохранить понятие «самодеятельность» для обозначения будущего неотчужденного труда в неотчужденном обществе.

Четырнадцать лет спустя Маркс в полемике с Адамом Смитом (1857-1858) использует якобы «идеалистические» аргументы, к которым он прибегал в «Экономическо-философских рукописях»; он указывает, что необходимость трудиться сама по себе отнюдь не означает ограничение свободы (если иметь в виду неотчужденный труд). Маркс говорил здесь как раз о «самореализации личности» и «тем самым о подлинной свободе».

И наконец, та же самая мысль, что целью человеческого развития является создание «богатого» человека, который преодолеет разрыв с природой и другими людьми и достигнет подлинной свободы, находит выражение во многих местах «Капитала», написанного Марксом уже в весьма зрелом возрасте. Так, в третьем томе «Капитала» мы читаем о подлинном «царстве свободы», которая начинается с развертывания человеческих сил, способностей, «о полном развитии человеческой индивидуальности», о том, что «частичный человек — это результат процесса отчуждения», и о том, как «нужно создать целостного человека».

Взгляды Белла, который чисто случайно и совершенно по иным причинам разрывает творчество Маркса на молодого и старого, при ближайшем анализе оказываются результатом совершенно ошибочного прочтения Беллом текста Маркса (шестого тезиса о Фейербахе), а также совершенно неверного определения им отчуждения. Как выяснилось, Белл не раз ошибался, читая чужие философские тексты (он даже пришел к выводу об антиличностном смысле философии буддизма).

Итак, подводя итоги, следует сказать следующее: это правда, что Маркс и Энгельс изменили некоторые свои понятия и идеи. Маркс стал еще больше избегать употребления терминов, близких гегелевскому идеализму, его язык стал менее эмоционален и эсхатологичен, быть может, оттого, что в последние годы у него поубавилось энтузиазма, которым он кипел в 1844 г. Но, невзирая на некоторые перемены во взглядах, настроениях и языке, философское ядро идей молодого Маркса никогда не менялось. И поэтому невозможно анализировать и понимать его поздние идеи о сути социализма и его критику капитализма, иначе чем опираясь на его концепцию человека, развернутую в ранних произведениях.

VIII. МАРКС КАК ЧЕЛОВЕК

Путаница и искажение Марксовых трудов находят свое продолжение и в фальсификации его личности. Такие искажения нередко основываются на штампах, клише, распространяемых журналистами, политиками и даже социологами, которым полагалось бы знать немного больше. Его изображают «одиноким человеком», оторванным от своего окружения, агрессивным, дерзким, авторитарным. Каждый, кто имеет хоть малейшее представление о жизни Маркса, не может не согласиться, что подобный портрет не имеет ничего общего с Марксом-отцом, мужем, другом.

Мало есть на свете супружеских пар, которые бы являли собой такое совершенство, как Карл и Женни Маркс. Он, сын еврейского судьи, в юности влюбился в Женни фон Вестфален, дочь прусского дворянина, отпрыска одной из старейших шотландских семей. Когда они поженились, ей было 24 года, а он пережил ее всего на один год. Это был брак, в котором, несмотря на социальные различия, несмотря на постоянную бедность и болезни, господствовала непоколебимая любовь и обоюдное счастье. Такой брак возможен, только когда два человека обладают выдающейся способностью, уникальным даром любить и глубокой привязанностью друг к другу.

Его младшая дочь Элеонора в письме, которое написано за день до смерти матери (и за год до смерти К. Маркса), писала о том, что она никогда не забудет тот день, когда Мор (кличка Маркса) преодолел наконец свою болезнь и почувствовал себя в силах навестить свою жену. Оказавшись рядом, они оба преобразились: это были два молодых человека: любящая девушка и влюбленный юноша, вместе вступающие в жизнь (а не согнутый болезнью старик и умирающая старая женщина, которые прощаются друг с другом).

Отношение Маркса к своим детям также было лишено всякого следа высокомерия и властности, напротив, оно было полно такой же творческой любви к ним, как и к жене. Достаточно прочитать описание его прогулок с дочерями. На прогулках Маркс рассказывал им истории, которые измерялись не в главах, а в милях. И поэтому девочки просили: