Бунт эпохи постмодерна - Ященко Вячеслав (книги бесплатно читать без .txt) 📗
ЗАиБисты выдвинули лозунг «Даёшь видео пиратство!», и тут же нашли одобрительный отклик в леворадикальной среде. Политизированные анархо-панки России не просто претворяют принципы DIY в жизнь, но и активно борются с неофашизмом. Так, в течение 1999-2000 годов в Волгограде и Волжском прошла «антифашистская волна», организованная анархо-панками. Они избивали неофашистов на улицах и на панк-тусовках. А в декабре 1999 года даже устроили погром в волгоградской штаб-квартире РНЕ. Появляются группы пытающиеся реализовать различные либертарные утопии. Так, в Майкопе несколько лет существовала экологическая коммуна «Атши». В начале девяностых годов И. Мангазеев пытался создать толстовскую коммуну.
Радикальное экологическое движение «Хранители Радуги» с 1998 года реализует в городе Касимов Рязанской области проект либертарного муниципализма М. Букчина. В 1999 году в анархической среде появляются центростремительные тенденции. Анархисты стали искать новые пути выхода из затяжного кризиса и интеграции движения.
В 2000 году начала складываться организация Автономное Действие, представители которой стали изучать и использовать опыт западного автономного движения, сохраняя при этом базовые принципы анархизма. По мнению Ольги Мирясовой (группа «Дикобраз»), существует много либертарных и контркультурных инициатив, действующих изолированно, автономно. Цель Автономного Действия - объединить их в одно движение, в один Фронт, политизируя при этом аполитичные группы и расширяя сферу деятельности «идейных» инициатив. Как утверждает Дмитрий Рябинин (ФАК), «мы пытаемся уйти от понятия анархизм и обратиться к более широкой не авторитарной внепарламентской сцене». По его словам, российские условия не позволяют создать массовое антиавторитарное движение спонтанно, как это было на Западе. Необходима организация, которая бы, используя методы и опыт борьбы западного автономизма, смогла бы предложить людям либертарную социальную альтернативу, третий путь развития общества. Незапрограммированный бунт «сердца» пришёл на смену формально-теоритической революции «разума». Действия «новых» лево радикалов стали носить хилиастический характер. «Здесь и сейчас» они выражают свой протест в насильственных и, в то же время, шутовских эпатажных акциях. «Здесь и сейчас» они реализуют свои утопические проекты. Началась своеобразная карнавализация лево радикального движения. В начале XXI века Россия вступила в эпоху «нового средневековья».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ПОЭТИКА ПЕРМАНЕНТНОГО БУНТА
Любой бунт имеет свою логику развития. Его порождает осознание увиденной бессмысленности, абсурдности бытия. Возникая в точке максимальной несвободы, бунт обрушивает на существующую систему весь свой мятежный порыв, стремясь уничтожить всепоглащяющий страх и восстановить справедливость. В начале своего пути современный бунт проходит метафизическую стадию протеста, когда он восстаёт против всей вселенной, против всего мироздания. И лишь затем мятеж начинает обретать более конкретные цели, по которым он собирается нанести свой сокрушительный удар. В то же самое время, «самый заурядный бунт парадоксальным образом выражает стремление к порядку». Цель бунта - преображение. Преображение значит действие, а «действие уже завтра может означать убийство, поскольку бунт не знает законно оно или незаконно». Бунт сам себя исследует, дабы узаконить собственные действия. Он ищет основания в самом себе, так как мир уже не заслуживает доверия. Бунт отличает от озлобленности его страстный созидательный порыв. Только на первый взгляд он абсолютно деструктивен. На самом деле бунт «глубоко позитивен, потому, что он открывает в человеке то, за что всегда стоит бороться». На первой стадии своего развития бунт забывает о своей позитивной стороне. Он наращивает силу вызова и отказа, мобилизует свои экстатические резервы.
Современный бунт начал своё движение именно с этой отправной точки. Студенческие выступления конца шестидесятых годов прошлого столетия тому подтверждение. Это было время, когда мятежные денди пытались определиться в степени применения насилия по отношению к репрессивному государству. Одни признали возможность и необходимость убийства, и пошли по пути террора. Другие предложили путь символического амбивалентного убийства и вступили в мир карнавала. Первые оставили кровавый след в истории и сгинули в безвестности. Вторые же преображают мир и поныне. Таким образом, на своём деструктивном этапе бунт распадается на два блока: нигилизм и карнавал. Нигилизм является тупиковой ветвью бунта, ибо бунт приводящий «к убийству теряет право называться бунтом». И не важно желает ли бунтовщик сам себя убить во имя какой-то идеи или он настроен умерщвлять других, все они теряют право называться бунтарями. Нигилисты - люди лишённые бытия. Они используют себя и других как средство в достижении своих целей. Для них воля к власти значит неизмеримо больше, чем стремление к справедливости. Парадоксальным образом они умерщвляют свою бунтарскую самость в революции, которая возвращает общество в точку максимальной несвободы, террора и абсурда. «Поддавшись нигилизму, революция отвернулась от собственных бунтарских истоков». Точнее сказать, бунтарь, встав на путь нигилизма, приходит к революции, которая ничего общего с бунтом не имеет. Концепт «революция», рассматривается нами в его первоначальном астрономическом смысле. «Это круговое движение, которое, полностью завершив цикл, приводит к смене одного образа правления другим». Меняется образ правления. Тотальная несвобода и несправедливость остаются теми же. Бунт движется к идее. Революция с идеи начинается. Бунт полифоничен. Революция монологична. Она требует не доверия, а веры. Но «чтобы долгие годы поклоняться теореме, веры недостаточно, нужна ещё и полиция». Революция в своих пределах предполагает низведение человека до уровня простого винтика в механизме истории. Бунт же является протестом человека против такого унижения. «Бунт - это утверждение общей для всех людей природы, неподвластной миру силы». Современный бунт имеет ярко выраженные карнавальные черты. Особую роль в становлении бунта-карнавала в семидесятых годах ХХ века играли хиппи, сейчас эстафетную палочку перехватили панки-анархисты. Они, так же как и средневековые шуты, дураки, плуты являются носителями карнавального начала.
Панки находятся на границе отделяющей жизнь от искусства. Они пребывают в зоне эстетизации действительности и протеста. Панки превращают бунт в произведение искусства. Они оформляют и завершают мятежную стихию. Весь их образ жизни носит эстетический преображающий характер. Подобно поэтам и прозаикам они художественно реализуют в бунте свои утопические замыслы, облекая их в различные эстетически завершённые пространственно-временные формы, хронотопы, которые, в свою очередь, определяют жанровые разновидности проявлений карнавального бунта. Формирование поэтики бунта - прямое предназначение панк-культуры. Участвуя в различных акциях протеста, они выносят на площадь мощный заряд амбивалентного смеха. С его помощью они выворачивают действительность наизнанку, демонстрируют всем её со всех сторон и смеются вместе со всеми, изгоняя страх перед священным «официозом». Смех их направлен не только на власть предержащих, но и на самих участников акций. Смеются они и над собой. Эти люди «восстанавливают публичность человеческого образа: ведь всё бытие этих фигур…сплошь и до конца вовне, они…всё выносят на площадь, вся их функция к тому и сводится, чтобы овнешнять (правда, не своё, а отражённое чужое бытие - но другого у них и нет). Этим создаётся особый модус овнешнения человека путём пародийного смеха». Бытие бунтаря-шута носит не прямое, а косвенное значение. Его выходки никогда нельзя понимать буквально. Бунтарь не есть то, чем он является. Его бытие - это не прямое отражение какого-то другого бытия. Главное предназначение бунтаря-шута - это развенчание, разоблачение дурных условностей существующего строя. Для этого он использует иносказание. С иносказанием в поэтику бунта вошла многоплановость, появились промежуточные хронотопы, в частности, хронотоп театра. Любой бунтарь обладает правом «проводить жизнь через промежуточный хронотоп театральных подмостков, изображать жизнь как комедию и людей как актёров; право срывать маски с других; право браниться существенной (почти культовой) бранью…».
