Собрание сочинений, том 19 - Маркс Карл Генрих (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Карл, очевидно, стремился таким путем приспособить старое военное устройство к изменившемуся экономическому положению военнообязанных, спасти то, что еще можно было спасти. Но и эта уступка не помогла; уже вскоре после этого он принужден был в «Капитулярии государевым посланцам о призыве в военное ополчение» допустить новые изъятия. Этот капитулярий, который обычно считали более ранним, чем Ахенский, судя по всему его содержанию, появился несомненно на много лет позднее Ахенского. Он повышает число гуф, с которых следует выставлять одного воина, с трех до четырех; владельцы половины гуфы и безземельные освобождаются от воинской повинности, и для бенефициариев она также ограничивается обязанностью выставлять одного воина с каждых четырех гуф. При преемниках Карла минимальное число гуф, от которого выставляли одного воина, было, по-видимому, повышено даже до пяти.
Замечательно, что набор обязанных являться в воинских доспехах владельцев двенадцати гуф встретил, по-видимому, наибольшие затруднения. По крайней мере, в капитуляриях бесчисленное количество раз повторяется приказ, чтобы они являлись в панцирях.
Так все более исчезали рядовые свободные. Если постепенное отделение от земли гнало одну их часть в вассальную зависимость к новым крупным вотчинникам, то страх перед прямым разорением от военной службы толкал другую их часть непосредственно под иго крепостничества. Как быстро происходило вступление в зависимость [Ergebung in die Knechtschaft], свидетельствует полиптик (опись земельных владений) монастыря Сен-Жермен-де-Пре, который тогда еще был расположен за чертой Парижа. Он был составлен аббатом Ирминоном в начале IX века; среди поселенцев монастыря полиптик насчитывает 2080 семей колонов, 35 — литов, 220 — рабов (servi) и только восемь свободных семейств. Но слово «колон» обозначало в Галлии того времени определенно несвободного. Брак свободной женщины с колоном или рабом подчинял ее, как обесчещенную (deturpatam), господину (капитулярий 817 г.). Людовик Благочестивый повелевает, чтобы «colonus vel servus» (одного монастыря в Пуатье) «ad naturale servitium velit nolit redeat» [«колон или раб должен быть возвращен в свое естественное зависимое состояние, хочет он того или нет». Ред.]. Они подвергались телесному наказанию (капитулярии 853, 861, 864, 873 гг.) и отпускались иногда на волю (см. Герар. «Полиптик аббата Ирминона»), Эти крепостные крестьяне были отнюдь не романского происхождения, а, по свидетельству самого Якоба Гримма («История немецкого языка», I), исследовавшего их имена, это были «почти сплошь франки, значительно превосходившие численно небольшое количество романского населения».
Такое сильное увеличение числа несвободных в свою очередь произвело сдвиг в классовых отношениях франкского общества. Наряду с крупными землевладельцами, которые быстро превращались в то время в самостоятельное сословие, наряду с их свободными вассалами, выступал теперь класс несвободных, все больше поглощавший остатки рядовых свободных. Но эти несвободные частью сами раньше еще были свободными, частью были детьми свободных; в наследственной зависимости [erblicher Knechtschaft] на протяжении трех или более поколений жило незначительное меньшинство. К тому же это были большей частью не привезенные из чужих земель саксонские, вендские и прочие военнопленные; напротив, большинство составляли местные жители франкского и романского происхождения. С такими людьми, которые к тому же еще начинали составлять основную массу населения, не так легко было иметь дело, как с полученными по наследству или с иноземными крепостными. Личная крепостная зависимость [Knechtschaft] была им еще непривычна; телесные наказания, которым подвергались даже колоны (капитулярии 853, 861, 873 гг.), воспринимались еще как оскорбление, а не как нечто само собой разумеющееся. Отсюда — многочисленные заговоры и восстания несвободных и даже вассалов из числа крестьян. Карл Великий сам жестоко подавил восстание держателей Реймского епископства; Людовик Благочестивый в капитулярии 821 г. говорит о восстаниях рабов (servorum) во Фландрии и земле менапиев (по верхнему течению реки Лис). В 848 и 866 гг. пришлось подавлять восстания служилых людей (homines) Майнцского епископства. Приказы подавлять подобные восстания повторяются в капитуляриях начиная с 779 года. Восстание «Стеллинга» в Саксонии [332] было, по-видимому, такого же характера. То обстоятельство, что с конца VIII и начала IX века повинности несвободных, и в том числе даже и поселенных на землю рабов, все больше устанавливаются в определенных, не подлежащих превышению размерах и что Карл Великий предписывает это в своих капитуляриях, было, очевидно, результатом угрожающего поведения этих несвободных масс.
Такова была цена, за которую Карл купил свою новую Римскую империю: уничтожение сословия рядовых свободных, которые в эпоху завоевания Галлии составляли всю массу франкского племени, разделение народа на крупных землевладельцев» вассалов и крепостных. Но вместе с рядовыми свободными пришло в упадок и старое военное устройство, а вместе с ними обоими пала и королевская власть. Карл уничтожил единственную основу своего собственного господства. При нем оно еще держалось, но при его преемниках обнаружилось то, что представляло из себя в действительности дело его рук.
С этим диалектом языковеды сыграли удивительную шутку. В то время как Гримм дает ему раствориться во французском и верхненемецком языках, новейшие исследователи приписывают ему распространение от Дюнкирхена и Амстердама до Унструта, Заале и Рецата, если даже не до Дуная, а посредством колонизации и до Исполиновых гор. Когда даже такой филолог, как Мориц Гейне, конструирует на основании изготовленной в Вердене рукописи Гелианда [334] древний нижнефранкский язык, который представляет собой почти чистый древнесаксонский диалект с очень слабым франкским налетом, — Брауне просто причисляет все действительно нижнефранкские диалекты частью к саксонскому, частью к нидерландскому [335]. И, наконец, Арнольд ограничивает район завоеваний рипуарских франков территорией, лежащей к северу от водораздела между Аром и Мозелем, и полагает, что все земли, расположенные к югу и юго-западу, заняты были сначала алеманнами, а потом исключительно хаттами (которых он также причисляет к франкам), и что они, следовательно, также говорили на алеманнско-хаттском диалекте.
Прежде всего введем область франкского языка в ее действительные границы. Причислять к ней Тюрингию, Гессен и Майнскую Франконию нет абсолютно никаких других оснований, кроме того, что во времена Каролингов общее название «Francia» распространялось и на эти земли. Язык, на котором говорят к востоку от Шпессарта, Фогельсберга и Калер-Астена, есть все, что угодно, только не франкский. Гессен и Тюрингия имеют свои собственные, самостоятельные диалекты, как земли, населенные самостоятельными племенами; в Майнской Франконии смесь славянского, тюрингского и гессенского населения была пронизана баварскими и франкскими элементами и выработала свой особый диалект.
Только применяя в качестве основного отличительного признака степень проникновения верхненемецкого передвижения согласных в диалекты, можно эти три ветви языка причислить к франкскому диалекту. Но именно этот способ, как мы увидим, вносит всю путаницу в суждение нефранков о франкском языке.
Начнем с древнейших памятников и прежде всего осветим надлежащим образом так называемый древненижнефранкский язык Морица Гейне [«Kleine altsachsische und altniederfrankische Grammatik von Moritz Heyne», Paderborn, 1873 [Мориц Гейне, «Краткая древнесаксонская и древненижнефранкская грамматика». Падерборн, 1873].]. Так называемый коттонский список Гелианда, изготовленный в Вердене и в настоящее время находящийся в Оксфорде, по его мнению, древненижнефранкский, потому что он был изготовлен в Верденском монастыре, еще на франкской территории, но очень близко от саксонской границы. Старая племенная граница еще и теперь служит здесь границей между Бергом и Марком; из расположенных между ними аббатств Верденское принадлежит Франконии, Эссенское — Саксонии. С востока и с севера к Вердену очень тесно примыкают бесспорно саксонские земли; на равнине между Руром и Липпе саксонский язык проникает местами почти до Рейна. Того обстоятельства, что саксонское произведение было переписано в Вердене, и притом, очевидно, франком, и что у этого франка то здесь, то там срывались с пера франкские формы слов, еще далеко не достаточно, чтобы язык списка объявить франкским. Кроме коттонского списка Гелианда, Гейне рассматривает как нижнефранкские некоторые верденские фрагменты, обнаруживающие тот же характер, и остатки перевода псалмов, который, по его мнению, сделан в окрестностях Ахена, тогда как Керн («Глоссы в «Салической правде»») [336] прямо объявляет этот перевод нидерландским. И в самом деле, в переводе встречаются, с одной стороны, вполне нидерландские формы, но, с другой стороны, наряду с ними настоящие рейнско-франкские формы и даже следы верхненемецкого передвижения согласных. Он, очевидно, сделан на границе нидерландского и рейнско-франкского диалектов, приблизительно между Ахеном и Маастрихтом. Его язык значительно моложе языка обоих списков Гелианда.
