Разыскания истины - Мальбранш Николай (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
Действия и видимые движения, совершаемые животными для поддержания своей жизни, служат доводами, хотя только вероятными, но гораздо больше нас затрагивающими, а следовательно, гораздо сильнее склоняющими нас думать, что они страдают от боли, когда их бьют, и они кричат, — чем этот абстрактный довод чистого разума, хотя весьма достоверный и весьма очевидный сам по себе;
ибо, несомненно, у большинства людей нет никакого иного основания думать, что животные имеют душу, как наглядное созерцание всего, что совершают животные для поддержания своей жизни.
) Орег. perf.
374
Это ясно из того, что большинство людей не воображают, чтобы в яйце была душа; однако превращение яйца в цыпленка неизмеримо труднее, чем поддержание цыпленка, когда он вполне образовался; ибо для того, чтобы сделать часы из куска железа, нужно больше ума, чем для того, чтобы заставить их идти, когда они уже совсем готовы, и точно так же следовало бы скорее допустить душу в яйце, которая могла бы образовать из него цыпленка, чем допускать душу в цыпленке, которая заставляла бы его жить, когда он уже совсем образовался. Но люди не видят наглядно того изумительного способа, каким образуется цыпленок, однако постоянно видят наглядно то, каким образом он ищет вещи, необходимые для его поддержания. Итак, у людей нет какого-нибудь наглядного представления движений, необходимых, чтобы превратить яйца в цыплят, представления, которое заставило бы их думать, что в яйцах есть души; но у них есть наглядное представление внешних движений, которые животные совершают для поддержания своей жизни, и потому люди приписывают им души, хотя довод, приведенный мною, сильнее говорит в пользу души в яйцах, чем в пользу души в цыплятах.
Второй же довод, который состоит в том, что материя не может ни чувствовать, ни желать, без сомнения, будет весьма доказательным против тех, кто говорит, что животные чувствуют, хотя души их телесны. Но люди вечно будут смешивать и затемнять эти доводы, и не станут признавать вещь, не согласную с маловероятными, но очень наглядными и весьма затрагивающими их доказательствами;
людей можно убедить вполне, лишь противопоставляя их наглядным доказательствам наглядные же доказательства и показывая им с очевидностью, как все части животных суть только машины, и животные могут двигаться без души в силу одного лишь воздействия предметов и их собственного устройства, как положил тому начало г-н Декарт в своем трактате о человеке. Ибо все самые достоверные и самые очевидные доводы чистого познавания никогда не убедят людей в том, что противно темным доводам, которые они имеют через чувства; и даже хотеть доказать им несколько возвышенными доводами, что животные не чувствуют, — значит подвергнуть себя осмеянию со стороны умов поверхностных и мало способных ко
вниманию.
Итак, должно запомнить, что наша сильная наклонность к развлечениям, удовольствиям и вообще ко всему, затрагивающему наши чувства, повергает нас в весьма многочисленные заблуждения, потому что способность нашего ума ограничена, а эта наклонность постоянно отвращает наше внимание от ясных и отчетливых идей чистого познавания, которые могут открыть истину, и заставляет нас прилежать к ложным, темным и обманчивым идеям наших чувств, которые скорее влияют на волю, волнуя ее надеждой на благо и удовольствие, чем просвещают своим светом и очевидностью.
375
ГЛАВА XII
Как может действовать на дух мысль о будущих благах и бедствиях.
Если часто маленькие удовольствия и легкие страдания, которые мы ощущаем в настоящую минуту или только ожидаем, поразительно расстраивают наше воображение и мешают нам судить о вещах сообразно их действительным идеям, то нечего думать, чтобы ожидание вечности не действовало на наш дух; следует рассмотреть, что оно может вызвать в нем.
Прежде всего следует заметить, что надежда на вечные удовольствия не так сильно действует на ум, как страх перед вечными мучениями. Причина лежит в том, что люди не столько любят удовольствие, сколько ненавидят страдание. К тому же, в силу внутреннего сознания своей греховности, они знают, что достойны ада, но не находят в себе ничего, что заслуживало бы столь великой награды, как участие в блаженстве самого Бога. Они чувствуют, когда того захотят, а часто даже, когда не хотят, что, далекие от того, чтобы заслуживать эти награды, они заслуживают величайших кар, ибо совесть никогда их не оставляет. Но они не убеждены в том, что Господь захочет явить грешникам свое милосердие, после того как обратил Свое правосудие против Своего Сына. Вот почему сами праведники сильнее страшатся вечных мучений, чем надеются на вечные удовольствия. Итак, представление о наказании действует сильнее представления о награде; и вот, приблизительно, что оно может вызвать не само по себе, но как главная причина.
Оно порождает в духе сомнения совести и усиливает их так, что почти невозможно избавиться от них. Оно, так сказать, расширяет веру до предрассудков, и поклонение, которое должно воздавать только Богу, заставляет воздавать мнимым силам. Оно упорно останавливает разум на пустых или опасных суевериях. Оно заставляет ради спасения хвататься с жаром и с излишним усердием за человеческие предания и бесполезные обряды, за иудейскую и фарисейскую набожность, порождения рабского страха. Наконец, иногда оно повергает людей в ослепление отчаяния; так что* смутно рассматривая смерть как небытие, они спешат погибнуть плотски, чтобы избавиться от смертельных беспокойств, волнующих и пугающих их. Женщины, люди молодые, слабые умы более склонны к сомнениям и суевериям, мужчинам же более свойственно отчаяние.
Легко узнать причины всего этого; ибо очевидно, что идея вечности, будучи самою великою, самою ужасною и наиболее пугающею разум изо всех идей, поражающих разум и потрясающих воображение, необходимо сопровождается длинным рядом побочных идей, которые все производят значительное действие на разум по причине своего отношения к этой великой и ужасной идее вечности.
376
Все, имеющее некоторое отношение к бесконечному, не мало, или если оно мало само по себе, то в силу этого отношения оно получает величину беспредельную, не могущую сравниться с чем бы то ни было конечным. Так что все, имеющее некоторое отношение, или даже что мы лишь представляем себе имеющим некоторое отношение к этой неизбежной альтернативе, вечности мучений или вечности наслаждений, предстоящей нам, неизбежно устрашает все умы, способные к некоторому рассуждению и чувству.
У женщин, людей молодых и у слабых умов мозговые фибры очень мягки и гибки, как это я уже сказал в другом месте, и потому они получают очень глубокие отпечатки от этой альтернативы, и если у них есть избыток животных духов и они более способны к чувству, чем к правильному рассуждению, то вследствие живости своего воображения они воспринимают весьма многочисленные ложные отпечатки и ложные побочные идеи, не имеющие от природы отношения к главной идее. Что не мешает, однако, этому отношению, хотя бы мнимому, поддерживать и укреплять эти ложные отпечатки и ложные побочные идеи, которые оно порождает.
Когда тяжущиеся ведут большой процесс, всецело поглощающий их, и при этом не понимают дела, то часто они волнуются пустыми страхами, боясь, что некоторые вещи повредят им, вещи, которым судьи не придают значения и которых знатоки дела вовсе не опасаются. Процесс имеет для них такую важность, что потрясение, которое он вызывает в их мозгу, распространяется и сообщается отдаленным отпечаткам, не имеющим по природе к нему отношения. То же самое относится к совестливым людям; без всякой причины создают они себе поводы к страху и беспокойству. Вместо того чтобы узнавать волю Божию из Священного Писания и следовать тем, чье воображение не повреждено, они постоянно думают о мнимом законе, запечатлеваемом в их мозгу чрезмерными движениями страха. И хотя внутренне они убеждены в своей слабости, и хотя Бог не требует от них известных обязанностей, которые они предписывают себе, так как эти обязанности препятствуют им служить Ему, тем не менее они не могут удержаться, чтобы не предпочесть свое воображение своему разуму и не поддаться известным смутным чувствам, пугающим их и заставляющим впадать в заблуждение больше, чем очевидности рассудка, успокаивающего их и направляющего на верный путь спасения.
