Собрание сочинений, том 18 - Маркс Карл Генрих (версия книг txt) 📗
Генерал Павиа выступил в поход около 20 июля. 24-го отряд жандармов и линейных войск, под командой Риполя, занял Кордову. 29-го Павиа атаковал забаррикадированную Севилью, которая была взята им 30 или 31 июля (по телеграммам это число трудно установить). Он оставил здесь летучий отряд для усмирения окрестностей и двинулся на Кадис, защитники которого отстаивали, да и то весьма слабо, лишь подступы к городу, а затем, 4 августа, без всякого сопротивления позволили себя обезоружить. В последующие дни Павиа обезоружил, тоже без всякого сопротивления, Санлукар-де-Баррамеду, Сан-Роке, Тарифу, Альхесирас и множество других мелких городов, объявивших себя ранее суверенными кантонами. Одновременно он послал отряды против Малаги и Гранады, которые сдались без сопротивления, первая 3, а вторая 8 августа, так что к 10 августа, менее чем через две недели и почти без борьбы, была покорена вся Андалузия.
26 июля Мартинес Кампос начал наступление против Валенсии. Здесь восстание было поднято рабочими. При расколе испанских организаций Интернационала перевес в Валенсии оказался на стороне членов настоящего Интернационала, и новый Испанский федеральный совет был перенесен в этот город. Вскоре после провозглашения республики, когда впереди предстояли революционные бои, бакунистские рабочие Валенсии, не доверяя прикрытому ультрареволюционными фразами отлыниванию барселонских вожаков, предложили членам настоящего Интернационала свое содействие во всех местных движениях. Когда вспыхнуло кантональное движение, те и другие, использовав интрансижентов, немедленно подняли восстание и прогнали правительственные войска. Каков был состав валенсийской хунты, — осталось неизвестным; но из сообщений корреспондентов английских газет видно, что в ней, как и в рядах валенсийских добровольцев, определенно преобладали рабочие. Эти корреспонденты отзывались о валенсийских повстанцах с уважением, какого они отнюдь не выказывали по отношению к другим восставшим, среди которых преобладали интрансиженты; они восхваляли мужественную дисциплину валенсийцев, царящий в городе порядок и предсказывали продолжительное сопротивление и упорную борьбу. Они не ошиблись. Валенсия, открытый город, выдерживала атаки дивизии Кампоса с 26 июля до 8 августа, то есть дольше, чем вся Андалузия, вместе взятая.
В провинции Мурсиа главный город того же наименования был занят без сопротивления; после падения Валенсии Кампос двинулся на Картахену, одну из сильнейших крепостей Испании, защищенную со стороны суши сплошным валом и выдвинутыми вперед фортами на господствующих над городом высотах. 3000 человек правительственных войск, без всякой осадной артиллерии, были, конечно, со своими легкими полевыми орудиями бессильны против тяжелой артиллерии фортов и должны были ограничиться осадой города с суши; но такая осада имела мало значения, пока картахенцы господствовали на море благодаря военному флоту, захваченному ими в гавани. Повстанцы, занятые только собой, в то время, когда в Валенсии и Андалузии шла борьба, стали подумывать о внешнем мире лишь после подавления остальных восстаний, когда у них самих оказались на исходе деньги и съестные припасы. Только тогда была сделана попытка двинуться против Мадрида, лежащего на расстоянии не менее 60 немецких миль, то есть более чем вдвое дальше, нежели, например, Валенсия и Гранада! Недалеко от Картахены экспедицию постиг печальный конец. Осада отрезала всякую возможность повторять дальнейшие сухопутные вылазки; поэтому ухватились за вылазки при помощи флота. Но что это были за вылазки! О том, чтобы снова поднять с помощью картахенских военных судов восстание в только что покоренных приморских городах, не могло быть и речи. Поэтому флот суверенного кантона Картахены ограничился тем, что стал угрожать бомбардировкой другим, — по картахенской теории тоже суверенным, — приморским городам, от Валенсии до Малаги, а при случае и в самом деле бомбардировал их, если они не доставляли на борт требуемых съестных припасов и военной контрибуции звонкой монетой. Пока эти города, в качестве суверенных кантонов, воевали против правительства, в Картахене придерживались принципа: «каждый за себя». Когда же они потерпели поражение, был провозглашен принцип: «Все за Картахену!». Так понимали картахенские интрансиженты и их бакунистские сообщники федерализм суверенных кантонов.
Чтобы усилить ряды борцов за свободу, правительство Картахены выпустило на волю около 1800 каторжников, заключенных в городской каторжной тюрьме, — самых отъявленных разбойников и убийц Испании. Что такое революционное мероприятие было ему подсказано бакунистами, — не подлежит уже ни малейшему сомнению после разоблачений, приведенных в докладе об Альянсе. Там показано, как Бакунин мечтает о «разнуздании всех дурных страстей» и выставляет русского разбойника в качестве образца для всех истинных революционеров. Но что русскому здорово, то испанцу смерть. Когда картахенское правительство разнуздало «дурные страсти» 1800 бандитов, сидевших под замком, и тем самым довело до крайней степени деморализацию в рядах своих войск, — оно действовало, стало быть, вполне в духе Бакунина. А когда испанское правительство вместо того, чтобы разрушить до основания свои собственные крепостные сооружения, ожидало падения Картахены от внутренней дезорганизации среди ее защитников, — оно придерживалось вполне правильной политики.
Послушаем теперь, что говорит обо всем этом движении доклад Новой мадридской федерации.
«Во второе воскресенье августа месяца в Валенсии должен был состояться съезд, которому предстояло, между прочим, определить позицию Испанской федерации Интернационала в связи с важными политическими событиями, происшедшими в Испании, начиная с 11 февраля, когда была провозглашена республика. Но бестолковое» (descabellada — буквально: растрепанное) «кантональное восстание, которое потерпело столь плачевное поражение и в котором члены Интернационала почти во всех восставших провинциях принимали самое горячее участие, не только парализовало деятельность Федерального совета, рассеяв большинство его членов, но почти совершенно дезорганизовало и местные федерации и, что хуже всего, навлекло на членов этих федераций всю ту ненависть и те преследования, которые бывают следствием всякого позорно начатого и потерпевшего поражение народного восстания…
Когда вспыхнуло кантональное восстание, когда организовались хунты, то есть правительства отдельных кантонов, тогда эти люди» (бакунисты), «так яростно выступавшие против политической власти и обвинявшие нас в авторитарности, поспешили вступить в кантональные правительства. В важнейших городах, как Севилья, Кадис, Санлукар-де-Баррамеда, Гранада и Валенсия, в кантональных хунтах заседали многие из членов Интернационала, называвшие себя антиавторитаристами, заседали, не имея никакой другой программы, кроме автономии провинции или кантона. Это официально подтверждается опубликованными этими хунтами прокламациями и другими документами, под которыми красуются имена известных членов этого «Интернационала».
Такое вопиющее противоречие между теорией и практикой, между пропагандой и делом, не имело бы большого значения, если бы в результате получилась хоть какая-нибудь польза для нашего Товарищества, хоть какой-нибудь прогресс в организации наших сил, хоть некоторое приближение к достижению нашей главной цели — освобождения рабочего класса. Но произошло как раз обратное, да иначе и быть не могло. Недоставало главного условия — действенного сотрудничества испанского пролетариата, сотрудничества, которого так легко было добиться, действуя от имени Интернационала. Недоставало единодушия среди местных федераций; движение было предоставлено индивидуальной или местной инициативе, без всякого руководства (кроме разве того, которое мог навязать ему таинственный Альянс, а этот Альянс, к стыду нашему, все еще господствует над испанской организацией Интернационала), без всякой программы, кроме программы наших естественных врагов, буржуазных республиканцев. И вот кантональное движение было подавлено самым позорным образом, почти без сопротивления, но, погибая, оно увлекло с собой престиж и организацию Интернационала в Испании. Какое бы ни произошло бесчинство, преступление, насилие — республиканцы сваливают его теперь на членов Интернационала; мы имеем даже достоверные сведения о том, что в Севилье, во время сражения, интрансиженты стреляли в своих союзников, членов» (бакунистского) «Интернационала. Реакция, ловко используя наши глупости, натравила на нас республиканцев и клевещет на нас перед широкими массами, настроенными индифферентно; то, чего ей не удалось достичь во времена Сагасты, ей удастся, по-видимому, сделать теперь: опорочить имя Интернационала в широких массах испанских рабочих.
