Сочинения в двух томах. Том 2 - Юм Дэвид (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Seit genius, natale comes, qui temperat astrum,
Naturae Deus humanae, mortalis in unum
Quodque caput, vultu mutabilis, albus et ater58.
Но я убежден, что во многих случаях можно выдвинуть достаточные основания, в силу которых такая-то нация в определенный период более образованна и про-свещенна, чем какая-либо из соседних наций. По крайней мере это столь любопытный предмет, что было бы очень жаль полностью оставить его прежде, чем мы обнаружим, поддается ли он обсуждению и можно ли его свести к каким-либо общим принципам.
Мое первое замечание в связи с данным вопросом состоит в том, что искусства и науки не могут первоначально возникать среди какого-либо народа, если этот народ не пользуется благами свободной системы правления.
В первые столетия существования мира, когда люди еще были невежественными варварами, они не искали никакой другой гарантии от взаимного насилия и несправедливости, кроме выбора некоторых немногочисленных или многочисленных правителей, которым они слепо доверяли, не обеспечивая себя никакой гарантией посредством установления законов или создания политических институтов от насилия и несправедливости указанных правителей. Если вся полнота власти сосредоточивается в руках одного лица и народ благодаря завоеваниям или естественному ходу размножения становится весьма многочисленным, то монарх, обнаружив, что ему одному невозможно повсеместно выполнять все обязанности, связанные с властью, вынужден передать свои полномочия низшим правителям, которые сохраняют мир и порядок в выделенных им соответствующих областях. Так как опыт и образование еще не просветили суждения людей в сколько-нибудь значительной степени, государь, который сам себя не ограничивает, никогда не думает об ограничении своих министров, но передает полную власть каждому, кого он назначает управлять какой-либо частью народа. Применение общих законов к частным случаям сопровождается отрицательными явлениями; и требуется глубокая проницательность и огромный опыт как для того, чтобы осознать, что это зло меньше, чем то, которое происходит от неограниченной власти в руках каждого правителя, так и для того, чтобы различить, какие общие законы в целом сопровождаются наименьшими отрицательными явлениями. Этот вопрос представляет собой такую огромную трудность, что люди могут уже достичь определенных успехов даже в возвышенных искусствах поэзии и красноречия, где быстрота духа и воображения помогает их развитию, прежде чем они придут к сколько-нибудь значительному улучшению своих гражданских законов, где только частые судебные процессы и прилежное наблюдение могут направлять их совершенствование. Поэтому не следует предполагать, что невежественный, ничем не ограниченный и необразованный монарх когда-либо станет законодателем или подумает об ограничении власти своих пашей в каждой провинции или своих кади в каждой деревне. Нам говорят, что покойный царь59, хотя он и был движим благородным духом и охвачен любовью и восхищением к европейским искусствам, высоко оценивал турецкую политику в данном отношении и одобрял сокращенное ведение дел в суде, которое практиковалось в этой варварской монархии, где судьи не ограничены никакими методами, формами или законами. Он не сознавал, насколько такая практика противоречила бы всем его прочим попыткам просветить свой народ. Деспотическая власть во всех случаях до некоторой степени гнетет и унижает достоинство, но она совершенно губительна и нетерпима, будучи ограничена небольшой территорией, и становится еще хуже, когда лицо, ею обладающее, знает, что время его власти ограниченно и ненадежно. Habet subjectos tanquam suos; viles, ut alienos *. Он правит подданными так полновластно, словно они его собственность, а вместе с тем так небрежно и с такой тиранией, словно они принадлежат другому. Народ, управляемый таким образом, есть народ рабов в полном и прямом смысле слова; и невозможно, чтобы эти люди когда-либо могли стремиться к утонченности вкуса или разума. Они не осмеливаются мечтать даже о том, чтобы безопасно пользоваться тем, что абсолютно необходимо для жизни.
Поэтому ожидать, что искусства и науки могут первоначально возникнуть при монархическом строе,—значит ожидать невозможного. До тех пор пока не осуществятся указанные изменения в пользу цивилизованности, монарх невежествен и непросвещен. Не обладая достаточными знаниями, которые могли бы заставить его почувствовать необходимость поддерживать равновесие в своей системе правления на основе общих законов, он передает полную власть всем низшим правителям. Эта варварская политика унижает народ и навсегда ставит преграду всем усовершенствованиям. Если бы было возможно, чтобы еще до того, как в мире стала известна наука, какой-либо монарх обладал такой мудростью, что стал бы законодателем и управлял своим народом при помощи права, а не посредством произвола людей, являющихся согражданами его подданных, то могло бы, возможно, случиться так, что этот вид правления оказался бы первой колыбелью искусств и наук. Но такое предположение представ-
ляется едва ли совместимым с реальностью и разумным суждением.
Может случиться так, что республику в ее зачаточном состоянии будут поддерживать столь же немногочисленные законы, что и варварскую монархию, и она сможет доверить такую же неограниченную власть своим правителям или судьям. Но, не считая того, что частые выборы, которые проводит народ, являются серьезным контролем по отношению к властям, неизбежно получается так, что со временем появляется наконец необходимость ограничения власти правителей для сохранения свободы и тем самым возникают общие законы и установления. Римские консулы в течение некоторого времени решали все дела, не будучи ограничены какими-либо положительными установлениями, до тех пор, пока народ, с недовольством несший это иго, не создал децемвиров, а последние не обнародовали Двенадцать таблиц—свод законов, которые, правда, возможно, все вместе не стоили одного акта английского парламента, но были почти единственными письменными правилами, в течение ряда веков регулировавшими в этой знаменитой республике все проблемы собственности и наказаний. Во всяком случае данных законов вместе с формами свободного правления было достаточно, чтобы гарантировать жизнь и собственность граждан, освободить одного человека от господства другого и защитить каждого от насилия или тирании его сограждан. В такой обстановке науки могут воспрянуть и расцвести. Но они никогда не могут расцвести в обстановке угнетения и рабства, порождаемой варварскими монархиями, где только народ ограничен властью правителей, а правители не ограничены никакими законами или установлениями. Неограниченный деспотизм такого рода, пока он существует, успешно препятствует всем улучшениям и не дает людям приобрести то знание, которое необходимо, чтобы уяснить преимущества, вытекающие из более развитого правопорядка и более умеренной власти.
Отсюда вытекают преимущества свободных государств. Даже если республика будет варварской, она необходимо в силу неизбежного процесса дает начало праву даже до того, как человечество сделает сколько-нибудь заметные успехи в других науках. Из права возникает безопасность, из безопасности—любознательность, а из любознательности—знание. Последние шаги этого движения могут быть более случайны, но первые—совершенно необходимы. Республика, не имеющая законов, никогда не может существовать в течение сколько-нибудь длительного времени. Наоборот, при монархической системе правления законы не возникают с необходимостью из форм правления. Монархия, когда она абсолютна, содержит в себе даже нечто несовместимое с правом. Только величайшая мудрость и рассудительность могут примирить их. Но никогда нельзя ожидать такой степени мудрости до тех пор, пока не произойдет еще большего улучшения и развития человеческого разума. Для этих улучшений требуются любознательность, безопасность и право. Поэтому никогда нельзя ожидать того, чтобы искусства и науки впервые возникли при деспотических системах правления61.
