Записки Никто - Шорин Роман (книги бесплатно .txt) 📗
Прощение без причин.
36
Вспоминая грядущее. Рассказ незнакомца. "У меня очень долго не получалось держать в голове лишь единственно реальное и единственно имеющее смысл, по-настоящему для меня как человеческого существа важное в этой жизни. Я никак не мог избавиться от мелких, сиюминутных, никчемных мыслишек. Мелочность, по-видимому, вошла в мой характер. Недостойные, не стоящие выеденного яйца страсти сотрясали мою душу и мое тело большую часть суток. Аффект неизменно одерживал верх над спокойной созерцательностью и проявлениями свободной, "зрячей", ответственной и согласной с собой личности. Я знал о своем недостатке. Бывало, я усилием воли заставлял себя поднять глаза к горним вершинам, но уже через ничтожно малый промежуток времени срывался, и, вместо того, чтобы жить тем, что мне действительно интересно и близко, о чем только и вспомню обязательно на смертном одре, с головой уходил в пустое и гиблое. Сотрясаемый призраками (все временное призрачно) тростник, потерявший право на дополнение "мыслящий".
Подлинных тем для размышлений, коими следовало бы предаваться, например, в свободные минуты одиночества, не так уж много. Лишь нравственные, любовные, эстетические и им подобные переживания, испытание воли да отстраненность мышления наполняют человека, напрягая его сущностную струну. (На самом деле, как вы понимаете, речь только что шла о Едином.) Все прочее - опустошает, сдувает до подобия безобразных костлявых чучел. Я знал об этом или, во всяком случае, догадывался, но, в силу неправильного воспитания (и прежде всего - самовоспитания), мой ум, непосредственно ничем не занятый, был не в состоянии отогнать назойливых мух в виде бытовых и деловых проблем, чтобы бесшумно, подобно искушенному пловцу, вонзиться в чистые, звонкие и теплые воды, не побоюсь этого слова, вечности. Он был несознательным, как рабочий класс в начальную стадию своего становления.
Мне помогло страдание. Когда жизнь дала трещину, когда случилось непоправимое, страшное, бесповоротное, мой внутренний взор разом прояснился. Я начал жить. Меня стала трогать природа, завораживать музыка, терзать чужая боль и радовать чужое счастье. Я начал уделять быту, делам, мелким неприятностям ровно столько, если даже не меньше, внимания, сколько они того заслуживают. Я стал благороднее, великодушнее, снисходительнее. Находиться рядом со мной стало интереснее и веселее. Я обрел мужество и волю. Мое лицо стало более привлекательным и запоминающимся. Я получил возможность глубже, острее и яснее чувствовать, мыслить и говорить. Наконец-то, я пришел к тому, чего мне так долго не хватало - к (внутренней) свободе.
Но все это случилось только после того, как я потерял все. То, без чего я не могу жить.
Мне так хорошо, потому что мне ужасно плохо. Я так остро чувствую жизнь, получаю сильнейшее удовольствие от ощущения себя живым в этом большом и разном мире, хотя меня как бы уже и нет среди вас. Все без исключения клеточки моей души впитывают окружающее и посылают ответные сигналы, в то же время души своей я как раз и лишился. Я изменился, как того желал, но изменилась и та моя часть, которая желала.
Как, как все это понимать? Я не знаю. Но зайдя немного со стороны, я осознаю, что всякий, на своей шкуре дошедший до вышеозначенного вопроса, уже имеет 99( из того, что только можно иметь. Не дошедшие до него, имеют меньше".
37
Ч.1. Она возникла давным-давно, но сохранилась до сих пор -бесхитростная, полудетская легенда о храбром герое, который приходил на помощь всем претерпевающим обиду или унижение людям, и всякий раз, когда последние, восстановив свое имя или свободу, предлагали ему вознаграждение, отказывался от него со словами: "Торжество справедливости - вот та награда, ради которой я предпринимал усилия!" История проста и непритязательна, однако сказано в ней вполне достаточно. Достаточно для того, чтобы даже в отсутствии в багаже человечества философии, религии, высказываний мудрецов и даже Книги Книг -- человек по праву назывался сыном Бога.
Дальнейшее ни в коем случае не следует понимать как аргументацию заявленного тезиса. Просто очередной просвет понимания дался такими силами, что сохранить его, держа в уме, не представляется возможным. А ведь это -ценность.
Герой отстоял справедливость ради того, чтобы отстоять справедливость. Его поступок, таким образом, принадлежит не сфере разорванного, нуждающегося в дополнении и поддержке извне бытия, а области абсолютных, соотносимых лишь с собою смыслов. Справедливость восстановлена - герой полностью удовлетворен. Больше ему от этого ничего не нужно. "Мне больше ничего не нужно",- а ведь так говорят счастливцы, достигшие гармонии, обретшие цельность и уверенность. "А мне больше ничего не нужно"!- дерзко смеются они в лицо миру, засуетившемуся с тем, чтобы предложить им разнообразные соблазны в качестве платы за содеянное, которые неизбежно крадут свободу у тех, кто на них "клюнул", усугубляют ускользаемость и неустойчивость существования. Так приятно отказать миру сему в предлагаемых им сделках, опершись на нечто такое, что перевесит все его дары, потому как не расчетом на подобное им держится. Так, вспышкой свободы, рождается в мире новая автономия. Новое Все, возникшее из ничего.
Благодаря своему самостоятельному значению, свершенное отправляется прямиком в вечность. Имей поступок служебное значение - его судьба решалась бы в зависимости от того, удастся ли осуществить то намерение, во имя которого к нему прибегли, привело ли оно к добру, к истине, или же, наоборот, ко лжи и злу и т.п. Из самого поступка судить об этом было бы невозможно. Он не в состоянии задавать направление следующему шагу, так как нельзя влиять на то, чему подчиняешься. В свою очередь, восстановлению справедливости ради справедливости уже плевать и на грядущее, и на прошедшее. Служа исключительно самому себе, оно не имеет границ. А безграничное нельзя отодвинуть в сторону, заслонить чем-либо другим, перешагнуть через него. Что может быть поставлено над имеющим самодовлеющую ценность, ориентированным на самого себя в качестве своей цели, находящим исчерпывающее удовлетворение в своем утверждении как таковом, взятом самом по себе? Ничего. В противном случае мы приходим в противоречие с самой постановкой вопроса. Быть нижестоящим и не служить вышестоящему невозможно. Можно ли перечеркнуть полностью закрытое по отношению ко всему внешнему? Нельзя, ведь, простите за просторечие, из него вовне ничего не высовывается. Черкать нечего. Не по чему. Тот, кому не нужно дышать кислородом, не испугается заявлению о том, что его перекрывают.
Задача, решаемая не для того, чтобы с ее помощью решались какие-то другие задачи, предполагает законченность и полноту. Задача, решаемая для того, чтобы с ее помощью решались какие-то другие задачи, предполагает ввергнутость в поток, характеризуемый коротким, но емким словосочетанием: без Бога.
Ч.2. Рефлексируя над своими текстами, я в состоянии догадаться, что звучат они настораживающе маргинально, чересчур высокопарно, чертовски несовременно и безумно невыгодно с точки зрения моего самопредставления пиплу. Пожалуй, пора отмежеваться от образа автора, который может возникнуть в силу ряда особенностей сих записок.
Я не ставил своей задачей к чему-либо призывать. К примеру, творить добрые дела. Я не проповедник нравственности или любви, и не педагог. Я ничему не учу - тем более тому, что насаждается уже с детства. У меня нет склонности повторять общие места или носиться с избитыми истинами. Хотя, возможно, складывается именно такое впечатление. ("Увы, очень часто", написал на полях один из первых читателей рукописи.) Я просто отслеживаю ход мысли. Мне интересно, как то, что мы считаем важнейшим в жизни, придающим смысл, несущим оправдание и т.п., вплетено в сетку Мышления. Философ я.
Разумеется, глупо расписывать, как хороши бескорыстные поступки. Умиление - опасная привычка. Умиляющийся подобен человеку с извращенной сексуальной ориентацией. Во всяком случае, так же отпугивает. Даже перед ребенком не стоит злоупотреблять морализаторством - не то, что перед взрослым. Но, верится, в мой огород этот камешек не попадает.
