Гурджиев - Риордан Кетлин (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
Прогресс во внутреннем развитии при применении различных медитативных практик следует общему курсу. Сначала ум находится в большой активности, и его болтовня не поддается никаким попыткам продвинуться к внутренней тишине и простому вниманию к физическому телу. Со временем и постепенно близкое знакомство с внутренним процессом допускает некоторое освобождение от отождествления с его капризами, и здесь появляются моменты ясного сознания. Когда пассивная медитация углубляется, моменты самовоспоминания в течение активной жизни могут быть связаны с этим медитативным состоянием, в результате чего они становятся более сильными и более достоверными.
Так как действие самовоспоминания накопляется и производит улучшение в уровне бытия, знание своих различных проявлений также увеличивается. Шаблоны поведения начинают всплывать, что дает возможность истинного самопонимания и производит ряд теплоты и света, которые характеризуют борьбу между сущностью и личностью. Николл так описывает одну из стадий этого процесса:
"То, чем мы действительно являемся, и то, на что мы претендуем, воображаем о себе -- это две противоположные вещи. Однако, они существуют в каждом без исключения. Действие Работы, если она осуществляется искренне и с желанием, заключается в том, что мы постепенно начинаем сознавать его противоречие. Процесс это длительный и может происходить в течение многих лет. Тогда мы начинаем иметь реальное страдание -- мы страдаем от многочисленных и разнообразных попыток самооправданий, извинений и реакций, начинаем уставать от них, реально видеть их и получаем желание освободиться от них. Это заметная стадия в Работе, определенная точка в саморазвитии" /Николл, 1952/.
По мере развития понимания себя все яснее проявляется концепция личной цели. Переход к "сознательной работе и намеренному страданию" убыстряется, так как трение между сущностью и личностью увеличивается, и человек становится нерасположенным терпеть сопровождающее этот процесс страдание. Личная цель может быть сформулирована тем или иным путем -- это личное дело. Для одного она сформулируется так: "Я хочу управлять собой", в то время как другой может сказать: "Я хочу быть способным делать добро". Однако ее формулировка определяет уровень понимания каждого в любой момент времени, характеризует тот уровень, которого он достиг в работе над собой. Этой целью должны теперь проверяться все другие мотивы и направления, на этой цели должно основываться новое чувство, морали: то, что помогает моей внутренней работе -- хорошо, а то, что не помогает -- плохо и должно уйти.
Первая линия работы переходит во вторую при практике внешнего рассмотрения. Но сначала о том, что известно как главная черта. Как мы видим, взрослый человек характеризуется множеством "я", множественностью и непоследовательностью. Тем не менее, каждый человек имеет особую характерную черту, центральную опору, на которой держится основная личность и вокруг которой она, так сказать, вращается. Эта "главная черта" почти всегда невидима для самого человека, но окружающие его люди обычно могут дать достаточно точную информацию о ней. Прозвища часто дают ключ к пониманию главной черты.
Хотя намеки и другая помощь в работе над собой и дается ученикам, его собственная особая задача -- определить свою главную черту, собирая данные посредством самонаблюдения. Если главная черта известна, это может дать ключ к лишению личности силы, так что сущность становится относительно сильнее в борьбе против нее. При описании представления Гурджиевым главной черты людям в его группе, Успенский рассказывает следующее:
"Не может быть надлежащего внешнего рассмотрения, когда человек находится в своей главной черте, -- сказал Гурджиев. -- Например, такой-то /он назвал одного из нашей группы/. Его черта та, что он всегда отсутствует. Как может он рассмотреть что-то или кого-то? Другому из нашей группы он ответил на вопрос о его главной черте, что он вовсе не существует. "Вы понимаете, я не вижу вас, - сказал Гурджиев, -- это не значит, что вы всегда такой. Но когда вы такой, как теперь, -- вы не существуете вовсе". Другому он сказал, что его главная черта -- стремление всегда спорить со всеми обо всем. "Но я никогда не спорю", -- ответил человек очень горячо. Никто не мог удержаться от смеха" /Успенский, 1949/.
Так как самоизучение выносит на свет факты о действительном функционировании человека, то личность до некоторой степени становится видимой насквозь, она теряет свою власть над сущностью и свою силу. Отождествление становится меньше и не всегда неизбежно наличествует. Тогда может начаться работа, которая требует некоторой степени самоконтроля. Начинается вторая линия работы, включающая в себя отношения между людьми.
ДВИЖЕНИЯ
Ритмические гимнастические движения и танцы, взятые Гурджиевым из многих средневосточных и восточных источников, используются в качестве помощи в первой линии работы. Они являются определенной формой медитации - медитации в действии, в то же время они имеют отношение к искусству и языку. При практике этих движений внимание должно быть разделено между выполняемыми движениями и воспоминанием себя; голова, руки и ноги должны следовать определенным, часто весьма сложным ритмам, и без большого напряжения внимания выполнять эти движения совершенно невозможно. Для их выполнения необходима правильная работа центров и последовательное осознание каждого движения. Один момент невнимания /забвения себя и того, что делаешь/ -- и может потеряться сложный счет, нарушиться последовательность движений, и ученик воочию убеждается в отсутствии у себя сознания.
Гурджиевские движения -- неоценимый дар для тех, кто способен медитировать хотя бы в полной тишине и спокойствии, а также для тех, кто уже готов испытать продолжать свое состояние вспоминающего внимания в более активном состоянии бытия. Они производятся под музыку, которая вовлекает в действие эмоциональный центр, соединенный с интеллектуальным центром, и двигательно - инстинктивный уровень функционирования, который должен идти против личного и идеосинкразического отклонения, и он делает движения точно, как указывается.
Эти движения -- форма объективного искусства -- искусства формы, которое приходит из сознательных источников и производит без какого-либо отклонения действие на участников и аудиторию. Подобно некоторым ????? и индонезийским танцам движения часто представляют собой вид семафора для тела или символические методы коммуникации. Каждое положение тела имеет свой собственный смысл и, вероятно, может быть расшифровано теми, кто посвящен в код. Хотя движения происходят из многих источников, возможно, главным из них является тайный монастырь в Гиндукуше, в который был принят Гурджиев и в котором он наблюдал священные танцы жриц, изучавших храмовые танцы и использовавших весьма специфическое снаряжение:
"Внешний вид этих необычных аппаратов производил впечатление на первый взгляд, что они были очень древнего производства. Они были изготовлены из эбенового дерева и инкрустированы слоновой костью и перламутром. Когда они не были в употреблении, и стояли вместе, они напоминали одно из "Вазанелианских" деревьев с одинаковыми ветвями. При близком исследовании мы заметили, что каждый аппарат состоял из гладкой колонны выше роста человека, которая была установлена на треноге; от этой колонны в семи местах выступали особо предназначенные ветви, которые, в свою очередь, разделялись на семь частей различных размеров -- каждая последующая часть уменьшалась в длину и ширину пропорционально расстоянию от основной колонны..." /Гурджиев, 1968/.
Последние сведения о, должно быть, том же самом монастыре, даются Десмондом Мартином:
"Составное дерево с золотом и другими металлами, которое показалось мне невероятно прекрасным и работы вавилонского искусства, которое я видел в Багдадском музее, производило огромное впечатление. Оно служило для указания положений устойчивости для дервишей в их йогоподобных упражнениях, которые, исполняемые под особую музыку, они изучали для саморазвития" /Мартин, 1966/.
