Люди и руины - Эвола Юлиус (библиотека электронных книг .txt) 📗
По мере удаления от человечества, через естественно-правовое «общество» или коллектив, через нацию, мы достигаем в области политики своебытно завершенной личности и господствующей сверхличности. Так мы поднимаемся от наиболее скудных в смысле «бытия» и ценности ступеней к уровням, все более ими насыщенным, и каждая из этих ступеней является естественной целью для предшествующей. Именно так следует понимать принцип, утверждающий, что именно человек является целью общества, его первичным элементом, а не наоборот.
В качестве примера практического применения этой схемы рассмотрим, какое место в иерархии должна занять идея нации, при условии что в нее вкладывают положительное содержание и конструктивный, а не революционный смысл. «Нация» есть нечто большее по сравнению с «человечеством». Поэтому, несомненно, положительным и законным является стремление утвердить право нации, дабы отстоять ценность простейшего и естественного принципа отличия, присущего данной человеческой группе вопреки всем формам индивидуалистического разложения, интернационалистического смешения, пролетаризации и, прежде всего, — простому миру масс и чистой экономики. Однако, признавая всю законность этого шага, который можно считать простейшей мерой безопасности, необходимо провести дальнейшее деление уже внутри самой нации в соответствии с ранее указанной схемой. Это деление отражается в системе сословий, разрядов и иерархий, благодаря которой субстанция нации пресуществляется в государство.
Стоит отметить, что, помимо прочего, указанная иерархическая концепция опирается на особое этическое понимание свободы. Отстаиваемая антитрадиционными идеологиями концепция свободы носит не просто неизбирательный, нефункциональный и противоречивый характер, но к тому же обусловлена чисто внешними, почти физическими факторами. Эти идеологии совершенно пренебрегают таким стремлением индивида к свободе, когда он желает освободиться не от чего-то внешнего, будь оно реальным или воображаемым, то есть, в более широком смысле, не от того, что зависит от других, — но желает быть свободным по отношению к самому себе, то есть к своей натуралистической части. В нормальном случае оправданием различий в качественных иерархиях служит именно такое понимание свободы; если же человек не чувствует в себе некоторой тяги или вкуса к подобного рода свободе, он не должен даже притязать на звание личности. В этом предварительном условии политическая область пересекается с этической (в духовном, а не «нравоучительном» смысле). Решающую роль здесь играет духовное мужество того, кто в противоборстве потребностей способен поставить определенные принципы и закон выше всего, связанного с натуралистической и материальной сферой, как для самого себя, так и для других. Такой человек не подчиняется ни требованиям семейных уз, ни душевной привязанности, не говоря уже о таких понятиях как польза и благополучие, даже если речь идет об общественной пользе. Подобное представление о свободе как о внутренней свободе и господстве над собой как физическим индивидом предполагает особый путь «аскезы». Только этот путь ведет к реализации личности и достижению целостности; дает основание иерархическим отношениям, характерным для того, что можно по праву назвать «естественным правом героических народов».
Первым из этих оснований является то, что уровень требований, предъявляемых к другим, зависит от того, что человек может потребовать от себя самого. Тот, кто не способен властвовать над собой и следовать собственному закону, не способен справедливо править другими и устанавливать для них законы. Вторым основанием является идея, которую отстаивал еще Платон: для тех, кто не способен стать господином себя самого, будет благом найти его хотя бы в другом. Умение повиноваться станет для таких людей хорошей школой, позволяющей научиться повелевать собой. Наконец, верность тому, кто выражает собой идею и являет собой живой пример приближения к более высокому человеческому типу, учит их хранить верность лучшему, что есть в них самих. Эти истины всегда признавались естественным и непосредственным образом; они пронизывали особым током, составляли жизненную субстанцию органических иерархических структур всех традиционных цивилизаций до тех пор, пока души не иссохли под напором внушений и убогого рационализма, распространяемого подрывными идеологиями. В нормальных условиях это признание происходит само собой, и глупо утверждать, что единственными основаниями власти всегда были материальная сила, насилие и террор, что повиновались всегда лишь из страха, низкопоклонства или в поисках выгоды. Подобный образ мыслей унижает человеческую природу даже в ее наиболее скромных представителях и ведет к ложному утверждению, что отмирание всяких более высоких чувств, характерное сегодня для большинства людей, всегда и повсюду было правилом.
Хорошо, когда превосходство и власть соединяются, но лишь при том условии, что власть опирается на превосходство, а не наоборот. Но это превосходство должно быть связано с качествами, всегда признаваемыми как подлинное основание власти, в отличие от того, что утверждают ревнители безжалостного «естественного отбора». Даже примитивный человек подчинялся не самому сильному, но тому, в ком он чувствовал избыток маны, — священной и жизненной силы, — благодаря чему подобные люди считались более подходящими для деятельности, недоступной другим. То же самое происходит, когда человек находит своих последователей, готовых ему подчиниться и преклоняющихся перед ним в силу присущих ему высокой способности к сопротивлению, ответственности, ясности, опасному, вольному и героическому образу жизни, на которой не способны другие люди. Решающую роль здесь имеет способность добровольно признать за таким человеком особое право и особое положение. В этом случае подчинение означает не уничижение, но такое возвышение личности, о котором радетели «бессмертных принципов» и «человеческого достоинства» в своем недомыслии не имеют ни малейшего представления. Ибо лишь высшие люди могут дать массе и всему обществу систему знаний о материальной жизни, смысл и оправдание, которых они были ранее лишены. Именно низший нуждается в высшем, а не наоборот. [25] И низшее существо живет наиболее полно лишь когда чувствует, что его жизнь включена в более широкий порядок, обладающий центром, или же когда ощущает себя человеком перед лицом властителей людей и испытывает чувство гордости за то, что как свободная личность несет свою службу на надлежащем ему месте. Все лучшее, что заключено в человеческой природе, у большинства людей проявляется лишь в описанных ситуациях, а не в отупляющей и серой атмосфере, свойственной демократическим и социалистическим идеологиям.
Заодно раскроем утопичность так называемой утилитарной социологии, которая может пользоваться доверием лишь в обществе торгашей. Согласно этому учению, положительным основанием всякого общественно-политического строя является польза. Трудно представить себе более относительное понятие, нежели польза. Полезно для кого? Для чего? Если взять пользу в ее наиболее грубом, материалистическом, мелочном и расчетливом смысле, то следует отметить, что люди — к своему счастью или несчастью — крайне редко думают и поступают в соответствии с таким узким пониманием пользы. Все имеющее эмоциональную или иррациональную мотивацию играло, играет и будет играть в человеческом поведении более важную роль, нежели мелкая выгода. Без учета этого факта большая часть человеческой истории остается недоступной пониманию. Среди поступков, совершаемых из иных соображений, нежели полезность, и позволяющих человеку выйти за свои пределы, можно выделить разряд действий, отражающих высшие возможности, особого рода щедрость, особую склонность к героизму. Именно они порождают вышеупомянутые формы естественного признания, являясь теми силами, которые одушевляют и поддерживают всю подлинно иерархическую структуру. В подобных структурах авторитет как власть может и даже должен занимать свое место. И вслед за Макиавелли можно согласиться с тем, что если правителя не любят, то пусть лучше боятся его (заставить бояться себя — уточнял Макиавелли — не значит заставить себя ненавидеть). Повторим, однако, что утверждение, согласно которому во всех исторических иерархиях единственным действующим фактором была сила, а принцип превосходства, прямое и гордое признание высшего низшими не имели значения, равнозначно полному искажению действительности и умалению человека как такового. [26] Когда БУРКЕ (Burke) утверждает, что любая политическая система, построенная на героических достоинствах и высших стремлениях, неизбежно ведет к пороку и коррупции, — это свидетельство не столько цинизма, сколько близорукости в оценке человека.
