Теория государства. С комментариями и объяснениями (сборник) - Нечаев Сергей (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
– По-моему, это хорошее предложение.
– Если мы мысленно представим себе возникающее государство, мы увидим там зачатки справедливости и несправедливости, не так ли?
– Даже очень легко.
– В таком случае легче будет заметить то, что мы ищем.
– Мы готовы, – сказал Адимант.
– Государство, – так начал я, – по моему мнению, рождается тогда, когда каждый из нас сам для себя бывает недостаточен и имеет нужду во многих. Или ты предполагаешь другое начало основания государства?
– Никакого более, – отвечал он.
– Стало быть, когда таким-то образом один из нас принимает других – либо для той, либо для иной потребности, когда, имея нужду во многом, люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства, не так ли?
– Без сомнения.
– Таким образом, они кое-что уделяют друг другу и кое-что получают, и каждый считает, что так ему будет лучше.
– Конечно.
– Давай же, – сказал я, – займемся в уме построением государства с самого начала, а создает его, вероятно, наша потребность.
– Почему бы и нет?
– Первая же и самая великая из потребностей есть приготовление пищи для существования и жизни.
– Уж непременно.
– Вторая – приготовление жилища, третья – одежды и тому подобных вещей.
– Это правда.
– Смотри же, – сказал я, – каким образом государство может обеспечить себя всем этим. Не так ли, что один в нем – земледелец, другой – домостроитель, иной – ткач? И не прибавить ли к этому еще кожевника и иных прислужников телу?
– Конечно.
– Стало быть, государству необходимо состоять из четырех или пяти человек.
– Наверное.
– Что ж теперь? Каждое из этих неделимых должно ли посвящать свою работу всем вообще? Например, земледелец один обязан ли приготовлять пищу четырем и употреблять четыре части времени и трудов для приготовления пищи и общения с другими? Или, не заботясь об этом, он может запасти четвертую часть пищи только для себя и употребить на то четвертую часть времени, а из прочих трех его частей, одну провести в приготовлении дома, другую – платья, третью – обуви, и заниматься работою не с тем, чтобы поделиться с другими, но делать свое дело самому для себя?
– Может быть, Сократ, – сказал Адимант, – первое будет легче, чем это.
– Нет ничего странного, клянусь Зевсом, – промолвил я. – Слыша тебя, я и сам понимаю, что каждый из нас рождается сперва не слишком похожим на всякого другого, но отличным по своей природе, и назначается для совершения известной работы. Или тебе не кажется это?
– Кажется.
– Что ж? Кто лучше работает – тот, кто владеет многими искусствами или же только одним?
– Лучше, когда один занимается одним, – отвечал он.
– Впрочем, и то, думаю, очевидно, что если время какой-нибудь работы протекло, то оно исчезло.
– Конечно, очевидно.
– Потому работа, кажется, не хочет ждать, пока будет досуг работнику. Напротив необходимо, чтобы работник следовал за работой не между делом.
– Необходимо.
– Оттого-то многие частные дела совершаются лучше и легче, когда один, делая одно, делает сообразно с природой, в благоприятное время, оставив все другие занятия.
– Без всякого сомнения.
– Но для приготовления того, о чем мы говорили, Адимант, должно быть граждан более четырех, потому что земледелец, вероятно, не сам будет делать плуг, если потребуется хороший, и заступ, и прочие орудия земледелия. Не сам опять – и домостроитель, которому также многое нужно. Равным образом и ткач, и кожевник. Или нет?
– Правда.
– А столяры, медники и многие подобные им мастеровые, мастера, если их включить в наше маленькое государство, сделают его уже многолюдным.
– Да, конечно.
– Однако ж оно все-таки было бы что-то не слишком большое, если бы мы не присоединили к нему волопасов, овчаров и других пастухов, чтобы земледельцы имели волов для пахоты, домостроители – подъяремных животных для перевозки тяжестей с земледельцами, а ткачи и кожевники – кожу и шерсть.
– По крайней мере, государство, имеющее все это, было бы не мало, – сказал он.
– Но ведь разместить такое государство в таком месте, куда не требовалось бы никакого ввоза, почти невозможно, – сказал я.
– Да, невозможно.
– Стало быть, понадобятся еще и другие, для перевозки к нему потребностей из иных государств.
– Понадобятся.
– Ведь промышленник, прибывший куда-нибудь порожним и не привезший с собою ничего, в чем там имеют нужду и откуда получается нечто для них потребное, этот промышленник порожним и возвратится. Не так ли?
– Мне кажется.
– Значит, домашнее нужно приготовлять не только в достаточном количестве для себя, но и делать запас такой и в таком роде, какой и в каком он требуется для государств, имеющих в том нужду.
– Да, надобно.
– Следовательно, нашему государству нужно более земледельцев и других мастеровых?
– Конечно, более.
– Стало быть – более и промышленников для вывоза и ввоза всякой всячины, а это – купцы. Не правда ли?
– Да.
– Поэтому мы потребуем и купцов.
– Конечно.
– И если торговля будет совершаться морем, то понадобится множество и других людей, умеющих действовать на море.
– Да, очень много.
– Что ж теперь? В самом государстве, каким образом граждане будут передавать друг другу то, что каждый из них производит? Ведь для этого-то мы и установили общение, для этого и основали государство.
– Явно, – сказал он, – что посредством продажи и купли.
– Так отсюда у нас будет и рынок, и монета – знак для обмена.
– Уж конечно.
– Но если земледелец или кто-нибудь из мастеровых, везя на рынок свою работу, прибудет не в одно время с теми, которым нужно бы обменяться с ним, то неужели он оставит свое мастерство и будет сидеть на рынке?
– Отнюдь нет, – сказал он. – Есть люди, которые, видя это, сами вызываются на подобную услугу: в благоустроенных государствах они – самые слабые телом и неспособные ни к какой иной работе. Им-то и надобно оставаться на рынке и либо выменивать за деньги, что другие имеют нужду сбыть, либо выменивать деньги за тот товар, который другие хотят купить.
– Так эта потребность, – сказал я, – дает в государстве место барышникам. Разве не барышниками назовем мы торгашей, постоянно сидящих на площади и готовых купить и продать, либо бродящих по городам?
– Конечно, барышниками.
– Но есть еще, как я думаю, прислужники и иного рода, которые, по уму, не слишком были бы достойны общения, но они владеют телесной силой, достаточной для тяжелых работ. Так, продавая употребление своей силы и цену употребления называя наймом, они, думаю, получили имя наемников. Не правда ли?