Введение в социальную философию - Момджян Карен Хачикович (лучшие книги .TXT) 📗
Но какова же причина, создающая ту объективную общность условий, которая соединяет не связанных целенаправленным взаимодействием людей? Ответ, предлагаемый Сорокиным, чрезвычайно прост: "Приняв закон, который предоставляет существенные привилегии одной части населения и навязывает серьезное лишение прав, к примеру, крепостное право, другой его части, мы создаем группы помещиков и крепостных"73. Ни разделение труда, ни распределение собственности, не говоря уж о вызывающих их причинах, не упоминаются Сорокиным, который верен своему принципу: by passing a low... groups are created.
В действительности отнюдь не идеи, ценности и нормы являются первопричиной организации людей, их дифференциации и стратификации в социальных коллективах. Особенно важно понимать, что это касается не только исторических общностей, но и реальных организаций, сознательно создаваемых людьми.
Очевидно, к примеру, что в отличие от классов, возникших вполне стихийно, существовавших тысячелетия до того, как их существование было зафиксировано сознанием, государство как утверждал Ф. Энгельс, "изобретается" людьми. Люди не могут лечь спать в обществе, в котором отсутствовал институт публичной власти, и проснуться в невесть откуда взявшейся системе государственного управления.
Но значит ли это, что именно сознание определяет историческую необходимость возникновения этого института? Или же вернее считать, что человеческий разум всего лишь осмысливает и реализует эту необходимость, которая определена не капризами сознания, а объективными потребностями жизни людей в условиях усложнения социальной организации, в результате чего профессионализация управления становится предметом вполне объектного интереса? Попросив прощения за рискованную аналогию, мы уподобили бы творческое сознание людей собаке-поводырю, без которой невозможно движение слепого. И все же вовсе не она выбирает направление этого движения, решая за слепого, куда ему следует отправиться - в магазин или в баню.
Важно подчеркнуть, что вторичная роль сознания может быть прослежена и в случае со структурами, возникновение которых не связано с исторической необходимостью. Так, в отличие от государства, олимпийское движение обязано своим возрождением не исторической необходимости (каковой является упоминавшаяся нами институциа-лизация управления), а фантазии, воле и энергии одного человека - Пьера де Кубертена, который подвижнически пронес эту идею через всю свою жизнь, привлек к ней внимание общественности. Казалось бы, лучшего примера, чтобы подтвердить справедливость сорокинских взглядов на генезис социокультурных суперсистем, нельзя и желать. И все же не будем забывать, что реализация этой идеи оказалась возможной лишь потому, что она соответствовала многим актуальным потребностям людей, без чего ее ждала бы участь тысяч других нереализованных проектов.
Учитывая сказанное, мы можем утверждать, что людей объединяет прежде всего общность потребностей и выражающих их интересов, которая репрезентируется, а не создается общностью идей. Конечно, без устава и программы общество любителей хорового пения не сможет существовать, но все же в его основе лежит неистребимая потребность в эстетическом наслаждении, средством которого в данном случае оказывается пение.
Точно так же любое политическое объединение может быть сколь-нибудь прочным лишь в том случае, если людей сводят вместе не модные лозунги, а общие интересы. Ход истории показывает, что самые серьезные разногласия могут быть преодолены, если у людей сохраняются общие потребности, удовлетворение которых требует совместных действий. Так, феодальный крестьянин мог ненавидеть своего господина, но он нуждался в нем для защиты от внешних врагов, угроза которых заставляла найти в том числе и идейную почву для объединения.
Напротив, самое трогательное согласие не может быть долговечным при отсутствии общих интересов и тем более их враждебности. Конечно, можно предположить, что волки и овцы вдохновились общей идеей и заключили союз; но он просуществует ровно столько, сколько потребуется волкам, чтобы проголодаться и съесть своих компаньонов. Идея, как справедливо отмечал Маркс, всегда посрамляла себя, когда отрывалась от интереса. Опыт многих политических движений - в частности, демократического движения в современной России - подтверждает вывод, сделанный им при анализе Французской революции: она не может быть успешной, "когда для самой многочисленной части массы... принцип революции не был ее действительным интересом... а был только "идеей", следовательно, только предметом временного энтузиазма и только кажущегося подъема"74.
Закончим на этом обсуждение вопроса о роли сознания в структурах социального взаимодействия. Не будем забыть, что функциональный анализ общества не ограничивается рассмотрением зависимостей между внутренними факторами любой коллективной деятельности: потребностями "родовой природы" ее субъектов, их интересами, выражающими способ удовлетворения потребностей в системе статусно-ролевых отношений, индивидуальными или надындивидуальными состояниями сознания, а также операциональными средствами и результатами совместной активности людей.
Важнейшей задачей функциональной теории является рассмотрение детерминационных опосредований между различными типами такой активности материальным производством, организационной, социальной и духовной деятельностью людей. Учитывая принцип потребностей детерминации, мы формулируем этот вопрос как вопрос о взаимоопосредовании между группами человеческих потребностей, вызывающих соответствующие формы коллективной деятельности.
Функциональная теория обязана ответить на вопрос: существуют ли между потребностями общества в дееспособных субъектах, оптимальных связях деятельности, ее вещных и знаковых средствах устойчивые, воспроизводимые зависимости? Если да, то имеют ли такие зависимости субординационный или чисто координационный характер эквивалентного взаимовлияния?
3. ДЕТЕРМИНАЦИОННЫЕ ЗАВИСИМОСТИ МЕЖДУ ТИПАМИ СОВМЕСТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Казалось бы, все сказанное выше о потребностях субъекта социального действия предполагает отрицательный ответ на поставленные вопросы. В самом деле, отстаивая идею потребностной детерминации человеческого сознания, мы старались подчеркнуть, что эта идея отнюдь не равнозначна попытке уподобить людей механизмам, автоматам, все действия которых заранее запрограммираваны не ими выбранными и не зависящими от их воли потребностями. "Предписанность" последних отнюдь не лишает людей присущей им "свободы воли", которая проявляется в способности "ранжировать" свои потребности в соответствии со сложившейся шкалой ценностных предпочтений.
И вновь может показаться, что признание этого обстоятельства убивает в зародыше не только идею иерархии потребностей, но и сам принцип потребностной детерминации, превращая его в сугубо абстрактное, практически бесполезное для социальной философии допущение.
В самом деле, какое значение имеет для нее тот факт, что толстовский отец Сергий не может вовсе отказаться от половой потребности, вынужден постоянно бороться с ней? Ведь в реальной деятельности монаха эта потребность фактически не проявляет себя, будучи "задвинутой" на задний план другой "экзистенциальной" потребностью в "богоугодном" поведении. Несомненно, такая ситуация подавления естественных потребностей, рождающая психический стресс, весьма интересна для психологов и литераторов. Но философам и социологам, изучающим действительное поведение людей, а не их внутренние душевные переживания, остается констатировать, что "дух" человека побеждает его "плоть", т.е. поведение в конечном счете регулируется именно сознанием, выбирающим между потребностями, а не самими потребностями, несмотря на то давление, которое они оказывают на него.
Тем более нелепыми оказываются поиски объективной потребностной иерархии, в которой деление на "главные" и "неглавные", "первичные" и "вторичные", "определяющие" и "определяемые" потребности дано независимо от желаний и предпочтений людей. О какой объективной иерархии может идти речь, если каждый человек субстанциально свободен в выборе своих жизненных приоритетов, способен сознательно выстраивать образ своей жизни? Ведь даже самые бесправные на земле люди - рабы - если верить В.И. Ленину, способны выбирать между ролью просто раба, покорно следующего своей судьбе, холуя, находящего удовольствие в рабской зависимости, и революционера, восстающего против нее?
