Беседы - "Эпиктет" (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Помни, что не только жажда должности и богатства делает низкими и подчиненными другим, но и жажда спокойствия, досуга, отъезда, образованности. Словом, чем бы ни было то, что относится к внешнему миру, ценить это – значит подчиняться другому. Так какая же разница, жаждать ли сенаторства, или жаждать не быть сенатором? Какая разница, жаждать ли должности или жаждать незанимания должности? Какая разница, говорить ли: «Плохо у меня, ничего не могу сделать, – прикован к книгам мертвецки», или говорить: «Плохо у меня, – недосуг почитать»? Ведь как почтительные приветствования и должность это то, что относится к внешнему миру и что не зависит от свободы воли, так – и книга. Или ради чего хочешь ты прочитать? Скажи мне. Ведь если ты сводишь это к тому, чтобы развлечься или узнан, что-то, то ты пустой и несчастный. А если ты относишь это к той цели, к которой следует, в чем же ином заключается она, как не в благоденствии? Если же чтение не обеспечивает тебе благоденствие, что толку в нем? – Нет, обеспечивает, – говорит, – поэтому я и досадую, что лишаюсь его. – И что это за благоденствие, которому может воспрепятствовать кто попало, – я не говорю, цезарь или друг цезаря, но ворон, флейтист, лихорадка, тьма-тьмущая других вещей? А благоденствию ничто так не свойственно, как непрестанность и неподвластность препятствиям.

Вот я призываюсь сделать то-то, и вот я отправляюсь с намерением обращать внимание на мерила, которые следует соблюдать, потому что делать следует совестливо, потому что осторожно, потому что без стремления и избегания по отношению ко всему тому, что относится к внешнему миру, к тому же я обращаю внимание на людей, что они утверждают, как движимы, причем не злонравно и не для того чтобы я мог порицать или насмехался, но чтобы обращать свое внимание на самого себя, не совершаю ли и сам я этих же ошибок. «Как же мне перестать совершать их?» Тогда и я совершал эти ошибки, а сейчас уже нет, благодарение богу.

Ну, сделав это и предавшись этому, разве ты сделал дело худшее, чем если бы прочитал тысячу строк или написал столько же? Ведь когда ты ешь, разве ты огорчен тем, что не читаешь? Разве ты не довольствуешься тем, что ешь в соотвстствии с прочитанным тобой? Или когда моешься, когда упражняешься? Так почему же ты не бываешь одинаковым по отношению ко всему, и когда обращаешься к цезарю, и когда к такому-то? Если ты сохраняешь в себе неподверженного страстям, если неустрашимого, если сдержанного, если скорее ты смотришь на происходящее, чем на тебя смотрят, если ты не завидуешь предпочитаемым, если тебя не сражают предметы, чего же тебе недостает? Книг? Как так? Для чего? Да разве это не подготовка какая-то для жизни? А жизнь состоит из иного чего-то, а не из них. Это как если бы атлет, выходя на ристалище, стал плакаться на то, что он не упражняется вне ристалища. Ты ради этого упражнялся, для этого были гири, песок, юнцы. И вот теперь ты ищешь всего этого, когда пришло время делу? Это как если бы в вопросе о согласии, когда перед нами представления, одни из которых постигающие 566 , а другие непостигающие, мы не различать их хотели бы, но читать сочинения «О постижении».

Так в чем же причина этого? В том, что мы никогда не читали ради того, никогда не писали ради того, чтобы на деле, в соответствии с природой пользоваться возникающими представлениями, но ограничиваемся тем, чтобы узнать, что творится, и уметь истолковать это другому, свести силлогизм к схеме и повести последовательно к заключению условное рассуждение. Поэтому где усердная устремленность, там и препятствование. Хочешь того, что не зависит от тебя, во что бы то ни стало? Стало быть, испытывай помехи, испытывай препятствия, терпи неуспех. А если бы мы читали сочинения «О влечении» не ради того, чтобы узнать, что говорится о влечении, но для того, чтобы правильно влечься, сочинения «О стремлении и избегании», чтобы никогда ни в стремлении не терпеть неуспеха, ни в избегании не терпеть неудачи, сочинения «О надлежащем», чтобы, памятуя об отношениях, не делать ничего без разумного основания и не в соответствии с этими сочинениями, то мы не досадовали бы на то, что испытываем препятствия к чтению, но довольствовались бы исполнением соответственных дел и считали бы не то, что до сих пор привыкли считать: «Сегодня я прочитал столько-то строк, написал столько-то», но: «Сегодня влечением я пользовался так, как наставляют философы, стремлением я не пользовался, избеганием пользовался только по отношению к зависящему от свободы воли, я не поразился такому-то, не был приведен в смущение таким-то, я упражнял терпимость, воздержность, способность к содействию». Вот так мы были бы благодарными богу за все то, за что следует быть благодарным.

А в действительности мы не ведаем, что и сами, поиному, становимся подобными толпе. Другой боится, что не займет должности, ты – что займешь. Никоим образом, человек! Но как ты смеешься над тем, кто боится, что не займет должности, так и над собой смейся. Ведь нет никакой разницы, испытывать ли жажду при лихорадке, или испытывать боязнь перед водой, как при бешенстве. Или как еще сможешь ты сказать слова Сократа: «Если так угодно богу, пусть так будет»? 567 , Думаешь, если бы Сократ жаждал проводить досуг в Ликее или Академии 568 и вести беседы каждый день с молодыми людьми, он с такой легкостью отправлялся бы в военный поход столько раз, сколько отправлялся? 569 Разве не стал бы он горевать и сетовать: «Несчастный я! Вот я здесь бедный, терплю невзгоды, тогда как мог бы греться на солнце в Ликее!»? Да это ли было твое дело, греться на солнце? А разве не то: благоденствовать, быть неподвластным помехам неподвластным препятствиям? И как он тогда был бы Сократом, если бы горевал так? Как он тогда писал бы в тюрьме пеаны? 570

Словом, вот, помни о том, что если ты будешь ценить что бы то ни было, что вне твоей свободы воли, значит, ты потерял свободу воли. А вне ее не только должность, но и незанимание должности, не только недосуг, но и досуг. – Так, значит, теперь мне проводить жизнь среди этой суматохи? – Что ты имеешь в виду под «суматохой»? Среди множества людей? И что в этом тягостного? Представь, что ты в Олимпии, сочти, что это – всеобщее празднество. И там один кричит одно, другой другое, один делает одно, другой другое, толкотня. В банях – скопище людей. И кто из нас не радуется этому всеобщему празднеству, кто покидает его без огорчения? Не будь недовольным и привередливым к происходящему. «Уксус – тухлый: он резкий». «Мед – тухлый: меня тошнит от него». «Овощей не хочу». Вот так и: «Досуга не хочу: это – одиночество». «Скопища людей не хочу: это – суматоха». Но если положение вещей складывается так, чтобы ты проводил жизнь один или с немногими, называй это спокойствием и используй это положение на то, на что следует: беседуй с собой, упражнениями развивай представления, работай над совершенствованием общих понятий. А если окажешься среди скопища людей, называй это состязанием, всеобщим празднеством, праздником, старайся праздновать вместе с людьми. В самом деле, что может быть более приятным зрелищем для человеколюбивого, чем множество людей? На стада лошадей или коров нам смотреть приятно. Когда мы смотрим на множество кораблей, то радуемся. Видя множество людей – огорчаются ли? – Но они оглушают меня своим криком. – Значит, твой слух испытывает препятствия. Так какое же это имеет отношение к тебе? Разве – и способность пользоваться представлениями? И кто мешает тебе пользоваться стремлением и избеганием, влечением и невлечением в соответствии с природой? Какая суматоха в состоянии сделать это?