Эмпириомонизм - Богданов Александр Александрович (мир книг .TXT) 📗
Объяснение истории человеческого познания с точки зрения эмпирио-монистической «подстановки» есть, следовательно, одно из возможных объяснений развития опыта от индивидуального к коллективному, социальному опыту, а также объяснение роста уровня организованности (человека, коллектива, общества). Субъективный же опыт («психическое» в более узком смысле) Богданов понимает лишь как «исходную точку самой подстановки» или как «стимул к подстановке», но отнюдь не как ее содержание. Здесь принципиальное расхождение Богданова с «современными позитивистами», на которое указывает сам автор «Эмпириомонизма». Равным образом Богданов отрицает характерную для позитивистской психологии теорию «интроекции», идущую от Авенариуса и признающую «тело» лишь внешней оболочкой «души», что является полной «подстановкой» психического под физическое. Сам же Богданов «против такой подстановки». Этим термином он пользуется в значительной степени для удобства изложения своей концепции. Поэтому, дистанцируясь от указанного позитивистского понимания «подстановки», он предпочитает говорить об «исправленной подстановке» как о методологическом подспорье для прочтения собственной философской концепции.
Идейная среда русского марксизма, как и других «нешкольных» течений русской философии, никогда не была однородной и отличалась существенным разномыслием. Богданов всегда стоял на позиции творческого развития марксистской философии, хотя его идеи нередко подвергались критике другими представителями диалектического материализма.
Александр Александрович Богданов (настоящая фамилия Малиновский) — выходец из семьи народного учителя, дослужившегося до учителя-инспектора городского училища в Туле. После окончания тульской гимназии он в 1893 г. поступил на естественное отделение Московского университета, однако уже в следующем году был исключен из университета за участие в революционном (народовольческом) движении. Во второй половине 90-х гг. происходит переход Богданова на позиции марксизма, ознаменованный опубликованием «Краткого курса экономической науки» (1897), получившего высокую оценку В. И. Ленина. В 1899 г. Богданов закончил медицинский факультет Харьковского университета, был практикующим врачом-психиатром. Профессиональные знания в области психологии и психиатрии, которыми обладал Богданов, знакомство с трудами С. С. Корсакова, В. М. Бехтерева, других классиков отечественной науки наряду с его собственными психологическими наблюдениями были впоследствии использованы им при написании философских трудов. В его творчестве отразились также идеи социальной психологии, имевшие в России глубокие корни. Правда, специальным разработчиком социальной психологии Богданов себя не считал, о чем он сам писал в «Эмпириомонизме».
За участие в революционном движении молодой мыслитель был сослан в Вологду, где познакомился с Н. А. Бердяевым и рядом других деятелей русской культуры. В 1903 г. он примкнул к большевикам. На III, IV, V съездах РСДРП избирался членом ЦК. К осени 1904 г. Богданов близко сходится с В. И. Лениным. Между ними возникает своеобразный политический союз, ориентирующийся на тактику революционной социал-демократии, но, по словам Ленина, молчаливо устраняющий философию как нейтральную область. Это сотрудничество, впрочем, продолжалось недолго. Богданов по-своему представлял деятельность партии в условиях политической реакции. Продуманной гибкой тактике Ленина, нацеленной на создание классовых союзов и сплочение различных слоев трудящихся в единую политическую силу пролетарской революции, Богданов противопоставил изоляционизм, основанный на принципе чистоты пролетарской «психоидеологии». С этих позиций он выступал против участия пролетарских революционеров в легальных организациях (отзовизм), где им пришлось бы сотрудничать и идти на компромисс с другими социальными элементами.
Богданов представлял особое направление в русском марксизме, которое сложилось на базе его переосмысления в духе социального активизма (к нему примыкали также В. А. Базаров, А. В. Луначарский и др.). Признавая за К. Марксом заслугу открытия научного понимания общества, сторонники этого направления видели в философии марксизма не столько учение о познании «объективных законов», сколько теорию социальной организации окружающего нас мира. В качестве субъекта, творящего мир, они в отличие от классического субъективизма XVIII–XIX вв. рассматривали не некоторое абстрактное я, а социальные коллективы (прежде всего классы), природа которых характеризовалась исходя из учения о классовой борьбе и классовой идеологии.
«Эмпириомонизм» Богданова начинается статьей «Идеал познания», весь пафос которой направлен против «старой метафизики», понимающей субъекта с его познанием как замкнутый на себя мир со своими собственными понятиями и законами. Будучи противником любого субъективизма в гносеологии, он противопоставляет этому взгляду «социально-генетическую» точку зрения на природу и сущность познания. Так, категория пространства в кантовской философии, по Богданову, является «абстрактным пространством», не связанным ни с какими конкретными физиологическими, психическими восприятиями. Это «всеобщая» и «чистая» форма созерцания, пространство, не подвергающееся изменениям, «пространство строгой закономерности, всюду совершенно однообразной». Однако доступное обычному человеческому восприятию пространство (названное Богдановым вслед за Махом «физиологическим пространством»), возникающее из обыденного опыта, также явно ограничено, как и «пространство априористов». Вместе с тем оба подхода к проблеме пространства являются предпосылками «социальной организованности» человеческого опыта, который в реально-жизненном, социально-историческом его понимании должен гармонизировать противоречия между ними. Концептуально эмпириомонизм и призван обеспечить оптимальное соотношение между познанием и опытом, устранить дуализм между ними. По словам Богданова, это лишь «общая схема» эмпириомонизма. Для того чтобы достичь «монистического миросозерцания», необходимо последовательное проведение в жизнь указанной «познавательной тенденции». Однако этому препятствует наличное антагонистическое устройство общества, разделенного на классы, основанного на господстве и подчинении, конкуренции и разделении труда. Все это препятствует реализации эмпириомонистического мировоззрения, имеющего шанс претвориться в жизнь лишь в «обществе высшего типа, с коллективно-организованным трудом, с устраненными внутренними противоречиями». В этом и видится Богданову идеал познания, дающий «полноту жизни» и основанный на «гармонически организованном коллективном опыте».
Универсализм Богданова, представленный в эмпириомонистической версии марксизма, противостоит его иной, «объективистской» разновидности, выдвинувшей идею постепенной трансформации капитализма путем улучшающих его социальных реформ (Э. Бернштейн, правые социал-демократы). «Активистская» версия марксизма Богданова видела в реформах в лучшем случае побочный, промежуточный продукт классовой борьбы, имеющий лишь относительное значение. Подлинное освобождение трудящихся, с этой точки зрения, мыслилось только через революционную борьбу и революционное преобразование общества. Революция представлялась не только наиболее быстрым и радикальным средством разрешения внутренних противоречий капитализма, но и высшей формой социального творчества, создающего принципиально новые формы жизни. Это отвечало стремлению определенной части революционно настроенных марксистов перенести акценты с «непреложного хода истории» на «делание истории», выдвинуть на первый план проблематику действия и деятельности. Не случайно основные представители «активистского» марксизма политически примкнули к большевикам, образовав самое левое их крыло.
Однако задача перевода социального протеста в радикально революционные формы в философско-методологическом плане могла обосновываться по-разному. Те теоретические решения, которые предлагали Богданов, Базаров, Луначарский, во многих отношениях были слишком радикальными и шли значительно дальше прагматических соображений политики. Активность субъекта простиралась у них за пределы чисто социальной плоскости в плоскость философского учения о бытии и познании. Для целей политической мобилизации и для большевизма как политического течения такая интерпретация марксизма оказалась в конечном счете неприемлемой.
