ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА - Де Будион Майкл (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
Марий с Цинной входят в Рим. Их окружают две тысячи рабов которым Марий пообещал свободу. Почему рабов? Да потому что Марий отлично знает что именно являет римский социум. Рабы — надёжнее. Они пока что могут умирать просто за обещание. Они не развращены государством. Первым делом ликвидируют Октавия, затем Марий рассылает рабов по домам личных врагов (а их списки уже составлены!) и они приносят к нему в «штаб» их головы. Сколько было голов? Целая пирамида. Излишним было бы напоминать, что взамен убиенного Октавия сенат единогласно избирает Мария. Но через 18 дней произошло то, чего не мог предположить никто, включая и самого Мария. Великий плебей неожиданно умирает на 72-ом году жизни. Проходит всего несколько дней и Квинт Серторий, собрав небольшой отряд профессиональных военных, ночью напал на лагерь рабов Мария, которым он обещал Римское гражданство и вырезал всех до единого.
Беды вечного города на этом не заканчиваются. И если террор Мария имел все-таки относительно упорядоченный характер, то Сулла вскоре, что называется, оторвался на полную катушку. Для начала был в полном составе уничтожен город Принеста, где укрывался сын Мария. Все 12 тысяч жителей были выгнаны на площадь и расстреляны специальными стрелами. Шести тысячам легионерам из марианского войска Сулла предложил сдаться. В условленный день они явились на Марсово поле, после чего были окружены и вырезаны по приказу того же Суллы. Сам Сулла разглагольствовал в Сенате окна которого выходили как раз на то место где происходила резня, поэтому он приложил определенные усилия чтобы успокоить дрожавших сенаторов. После этого Сулла сделал то же что и Марий — огласил проскрипционные списки куда входили приверженцы Мария. Он не скупился на награды. 12 тысяч денариев было обещано за каждую голову из списка. Все было как в приличной кассе. Становишься в очередь, показываешь голову, получаешь динарии, отправляешься на «поиск» новой головы. Сколько их было? Точно известно об убийстве 15 консулов, 90 сенаторов и 2600 всадников. Число уничтоженных рядовых граждан оценивают в 100 000 человек. И если население тогдашнего Рима оценивают в 300–350 тысяч человек, то можно только представить ужас объявший город. Такие травмы не проходят бесследно. Ведь наверняка были уничтожены лучшие вне зависимости от того попали ли они в списки или нет. Изменился и социальный состав имущественного класса. Стоит ли говорить о том что огромное число домов в Риме и поместий в его окрестностях опустели. Но ненадолго. Сулла раздарил их своих фаворитам, а для контролируемого выплеска энергии его гиперактивного войска натренированного на массовых убийствах он отправил 120 000 солдат по окрестным провинциям с разрешением выбрасывать жителей из своих домов и захватывать все имущество вместе с рабами. Говорят что в те дни, многие чье имущественное положение можно было бы охарактеризовать известным латинским выражением 'omnia mea mecum porto' награбили столько ценностей, что стали равны первым людям государства. Сулле и этого было мало. Он боялся, ибо своим сволочным нутром чувствовал что совершил очень грязное дело. Такие люди всегда боятся содеянного, тем более что ничего подобного до Суллы никто не делал. Сулле нужен был союзник кроме армии, причем не отягощенный историческими воспоминаниями. Выход был найден. 10 000 рабов получили гражданство и были наделены имуществом убиенных римлян.
Сулла продолжает импровизировать. Он «просит» сенат и тот избирает его пожизненным диктатором. Затем сосредотачивает в своих руках всю законодательную и судебную власть. Права народных трибунов урезаются до минимума и сам институт превращается в совершенно бессмысленный декор. Одновременно в Риме резко осложняется криминогенная ситуация, что тоже вполне понятно учитывая каким контингентом Сулла наводнил город. А посему резко ужесточается законодательство. Сулла закусил удила и теперь примеряет на себя уже тогу миротворца. Устраиваются роскошные многодневные пиры. Ночью — сексуальные оргии. На них пока преобладает традиционная форма секса, но вскоре и с этим «недостатком» будет покончено.
Но самое сенсационное деяние Сулла совершил в конце своей карьеры. В 82 году он добровольно сдал свои полномочия и отошел от дел, чему очень многие и очень долго не хотели верить. Выходя их сената и отправляясь в свое поместье, Сулла показал себя великолепным пророком, заявив что он последний диктатор уходящий с этого поста добровольно. Пророчество сбылось и Сулла сделал для этого очень и очень много. Он сломал традиционную систему отношений в государстве. Он дал даже самым низшим элементам прочувствовать что всем можно всё, он собственными действиями обозначил будущую роль государства как предмета удовлетворения личных амбиций. Кто-то может сказать что власть Суллы формально была неабсолютной. Ну и что? Товарищ Сталин до 1941 года вообще был всего лишь секретарем правящей партии. И ничего более. Главное то, что Сулла мог действовать как угодно, без риска возникновения оппозиции, т. е. реальная власть была абсолютной. Еще не наступили времена когда узурпаторы начали объявлять себя богами и требовать воздаяния божественных почестей, но скоро и этот недочет будет устранен. И станет полностью очевидно, что зерна посеянные христианскими апостолами упали на хорошо вспаханную и отлично удобренную почву. Марий и Сулла обладали силой и интеллектом, но все таки сила у них доминировала, потому и поступки носили столь безумный характер. Марий пытался максимально принизить значение аристократии и наверное в этом стремлении был прав. Аристократия себя исчерпала и он, выходец из народа, это чувствовал. То что он сделал ставку на плебс — тоже вполне естественно, ибо как уже говорилось, средний класс менее всего способен на активные действия без явных видимых причин, например без покушения на его собственность, а Марий на этот счет никаких планов не имел. Сулла по сути уничтожил наиболее здравомыслящий слой республики, что наверное можно было бы восполнить, но он в то же время лишил собственности значительный процент среднего класса как в столице так и в близлежащих провинциях. Историки с умилением констатируют что Сулла прекратил распри и восстановил порядок. Но бредовость подобного утверждения даже доказывать не нужно. Реальный порядок держится без страха что вашу голову отрежут и принесут кому-то за большой или маленький гонорар. А когда вся страна претендующая на роль первой в мире ежится ожидая на кого в этот раз упадет топор мясника, — это не порядок, а что-то принципиально иное.
Неудивительно, что еще не успел остыть его труп в поместье в Путеоле, как новые соискатели абсолютной власти начали явно реализовывать свои планы. И действительно, почему Сулле можно, а другим нельзя? Сначала поднялся Лепид, собравший свое личное войско и потребовавший отменить некоторые законы принятые Суллой, что было чистой работой на публику. Впрочем, его отряды разбивают и они присоединяются к уже новому соискателю — Серторию — собравшему в Испании армию из остатков марианцев. Он был проницательнее Суллы, но вот волевых качеств ему не хватало. Свое собственное «государство» на Пиренейском полуострове он выстроил по республиканским канонам с сенатом, военной иерархией и остальными причитающимися атрибутами. Рим не мог ничего поделать. Но законы деградации не инварианты по отношению к деградирующему обществу. Возле Сертория нашелся свой собственный алчущий высшего поста, — Перперна — организовавший легкую интригу в результате которой Серторий получил кинжал в сердце от некоего Марка Антония. Пройдет пару месяцев и уже Перперна будет ликвидирован официальным Римом. Эта чехарда теперь станет непрерывной и дамоклов меч заговоров бессменно будет висеть над Римом. Но все-таки установить режим личной власти не удастся никому до тех пор пока число сторонников республики не достигнет критически малой величины по сравнению с процентом лиц имеющих психологию раба. Как мы уже говорили раб может и ненавидеть конкретного узурпатора, но идея абсолютной неконтролируемой власти является для него наиболее вожделенной. Раб ненавидит тирана только потому что этот тиран не он, а кто-то другой. Он ненавидит тирана, но не тиранию.
