Проблемы жизни - Кришнамурти Джидду (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
«Думаю, что да; но без защиты, без обеспечения прочности жизни человек был бы...»
— Прошу вас, давайте продолжим исследование вопроса и не будем перескакивать к выводам. Стремясь быть защищенными, не только как индивидуумы, но и как группы, нации или расы, — не строим ли мы мир, в котором война, внутренняя и внешняя, присутствует как нечто неотъемлемое, присущее обществу и становится основным его содержанием?
«Да, я знаю; мой сын был убит во время войны по ту сторону океана».
— Мир — это состояние ума; это свобода от всякого желания быть защищенным. Ум-сердце, которое ищет безопасности, всегда должно быть в тени страха. Наше желание не ограничивается только материальной защищенностью, но в еще большей степени распространяется на внутреннюю, психологическую защищенность, и это желание быть внутренне защищенным благодаря добродетели, вере, принадлежности к нации, рождает готовность быть руководимыми, следовать образцу, преклоняться перед успехом, перед авторитетом лидеров, спасителей, учителей, гуру. Все это называется учением позитивного типа; а на самом деле, это бессмыслица и подражание.
«Я понимаю это. Но, может быть, возможно руководить или быть руководимым без того, чтобы возводить себя или кого-либо другого в ранг авторитета, спасителя?»
— Мы с вами стараемся понять стремление человека к тому, чтобы им руководили, не так ли? Что это за стремление? Не есть ли оно результат страха? Так как мы лишены безопасности и видим неустойчивость жизни отдельного человека, у нас возникает желание найти то, что обладает надежностью, постоянством; но само это желание рождено страхом. Вместо того, чтобы понять, что такое страх, мы убегаем от него, и само бегство уже есть страх. Мы убегаем в область известного; это известное может быть верованием, ритуалом, патриотизмом, утешительными словами религиозных учителей, увещеваниями священников и так далее. Все это, в свою очередь, порождает конфликт между людьми, а неразрешенная проблема переходит из поколения в поколение. Если вы хотите разрешить проблему, вам надо исследовать ее и понять ее корни. Так называемый позитивный тип учения, предписания, о чем и как думать, которые дают религии, включая коммунизм, продлевают страх, и, таким образом, позитивный тип учения оказывается разрушительным.
«Мне кажется, я начинаю понимать ваш подход к проблеме, и надеюсь, что понимаю его правильно».
— Это не личный подход, основанный на мнении; к истине не может быть личного подхода, как и к исследованию научных фактов. Мысль о том, что существуют особые пути к истине, что истина имеет различные аспекты, нереальна. Это спекулятивная мысль нетерпимого человека, который старается быть терпимым.
«Я вижу, что надо быть весьма осторожным при выборе слов. Но мне хотелось бы, если можно, вернуться к тому, что я сказал раньше. Поскольку большинство из нас обучено думать или, как вы говорите, обучено тому, о чем следует думать, то не принесет ли нам еще большую путаницу ваша позиция, будто всякая мысль обусловлена и надо быть вне всякой мысли?»
— Для большинства людей мышление является чрезвычайно важным, но таково ли оно на самом деле? Мышление в определенной степени важно, но мысль не может найти то, что не является продуктом мысли. Мысль — это результат известного, поэтому она не в состоянии проникнуть в глубину неизвестного, непознаваемого. Разве мысль не есть желание, желание материальных благ или достижения наивысшей духовной цели? Мы говорим не о мысли ученого, который занят лабораторными исследованиями, не о мысли погруженного в размышления математика и так далее, но о мысли, которая проявляется в нашей повседневной жизни, в наших повседневных контактах и реакциях. Чтобы выжить, мы вынуждены мыслить. Мышление — это процесс выживания, относится ли это к индивидууму или нации. Мышление, — а это есть желание, в его низшей или высшей форме, — всегда должно оставаться замкнутым в себе, обусловленным. Будем ли мы думать о вселенной, о своем соседе, о себе или о Боге, — наше мышление всегда ограничено, обусловлено, не так ли?
«В том смысле, в котором вы употребляете это слово «мышление», я думаю, это так. Но разве не знание помогает нам разрушить эту обусловленность?»
— Помогает ли? Мы накопили знания о столь многих аспектах жизни — медицина, война, право, наука — и существует, по край ней мере, несколько дисциплин, посвященных нам самим, нашему сознанию. Но освобождает ли нас этот необъятный массив информации от печали, войны, ненависти? Освободит ли нас большее знание? Можно знать, что война неизбежна до тех пор, пока индивидуум, группа или нация движимы честолюбием, стремятся к власти, и все же продолжать идти путем, который ведет к войне. Может ли центр, который питает антагонизм и ненависть, быть радикально трансформирован с помощью знания? Любовь — не противоположность ненависти; если с помощью знания ненависть преображается в любовь, это не будет любовью. Такое изменение, вызванное мыслью, волей, не есть любовь, это лишь удобная форма самозащиты.
«Простите, я не уловил, что вы сказали».
— Мысль — это ответ со стороны того, что было, это ответ памяти, верно? Память есть традиция, опыт, а ее реакция на любое новое переживание есть результат прошлого. Поэтому опыт всегда усиливает прошлое. Ум есть результат прошлого, времени; мысль представляет собой продукт многих вчерашних дней. Когда мысль старается изменить себя, пытаясь быть или не быть этим или тем, она просто продлевает себя под другим именем. Будучи продуктом известного, она никогда не может переживать неизвестное; будучи результатом времени, она никогда не может понять вневременное, вечное. Мысль должна прекратиться, чтобы проявилось реальное.
Понимаете ли, сэр, мы настолько боимся потерять то, что, как нам кажется, мы имеем, что никогда не проникаем в эти вещи очень глубоко. Мы смотрим на поверхностные слои самого себя и повторяем слова и фразы, которые имеют очень малое значение; из-за этого мы остаемся ограниченными и так же бездумно порождаем антагонизм, как бездумно рождаем своих детей.
«Как вы сказали, мы бездумны в нашем кажущемся глубокомыслии. Если позволите, я приду к вам еще раз».
ПОМОЩЬ
Улицы были переполнены людьми, а магазины — товарами. Это была богатая часть города, но на улицах встречались и богатые, и бедные, рабочие и служащие. Там встречались мужчины и женщины со всех частей света, некоторые в своих национальных костюмах; но большинство было одето по европейскому образцу. Мчалось множество автомашин, новых и старых; в это весеннее утро роскошные машины сверкали хромом и лаком, а лица людей были радостные и улыбающиеся. В магазинах тоже было полно народу, но, кажется, очень немногие из людей видели голубое небо. Их внимание привлекали витрины магазинов, костюмы, обувь, новые автомашины и разнообразные продукты питания. Везде были голуби, они сновали тут и там, под ногами и среди бесконечного ряда автомашин. В одном из магазинов продавались все новейшие книги огромного числа авторов. Казалось, что никто никогда и ничем не озабочен; война шла где-то далеко, в другой части земного шара. В изобилии имелись и деньги, и пища, и работа; люди много покупали и много тратили. Улицы среди высоких зданий напоминали каньоны; деревьев нигде не было. Стоял шум; ощущалось странное беспокойство людей, у которых было все и в то же время не было ничего.
Среди роскошных магазинов стояла большая церковь, а против нее такой же большой банк; оба здания имели импозантный вид, оба, по-видимому, были необходимы. В просторном помещении храма священник в церковном облачении говорил проповедь о Том, Кто пострадал ради спасения людей. Люди преклонили колени в молитве; горели свечи, стояли статуи, струился ладан. Священник нараспев произносил священные слова и молящиеся ему вторили; наконец, они поднялись и вышли на залитые солнцем улицы и устремились по магазинам, полным всяких вещей. Теперь в церкви воцарилась тишина; осталось очень мало людей, и они были погружены в собственные мысли. Украшения, богато расцвеченные окна, кафедра проповедника и алтарь, свечи — там было все для того, чтобы успокоить ум человека.
