Фихте - Бур Манфред (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Право на революцию Фихте расширяет до долга, до обязанности ее свершения: если государство явно противоречит своему высшему назначению, то народ не только может, но и должен изменить государственный строй. «Все государственные устройства, которые имеют конечную цель совершенно противоположную, т. е. рабство всех и свободу одного, культуру всех ради целей этого единственного и уничтожение всех видов культуры, если она может привести к свободе многих, не только могут подлежать изменению… но и действительно должны быть изменены» (13, стр. 80). Ибо «нет такого государственного устройства, которое не подлежало бы изменениям, сама его природа такова, что все они меняются. Если устройство плохое и противоречит необходимой конечной цели всякого государственного объединения, то оно должно быть изменено; если оно хорошее и способствует этой цели, то оно меняется само» (13, стр. 103).
Однако этим ответом проблема еще не исчерпана. Как быть, например, если привилегированные слои (дворянство и духовенство) оказывают сопротивление правомерному расторжению государственного договора? Здесь Фихте подходит к ответу на решающий вопрос всякой теории, имеющей своим предметом революцию, — о применении революционного насилия. И своим ответом он оказывается ближе к Робеспьеру, чем к их общему духовному отцу — Руссо.
Право на революцию первоначально означает лишь то, что государственный договор может или в определенных случаях должен быть расторгнут; конкретно это выражается в том, что в первую очередь должны отменяться все привилегии дворянства, а церковные богатства должны быть переданы в собственность государства. То и другое осуществляется путем расторжения всех договоров с дворянством и церковью. Однако право на революцию означает тогда уже гораздо больше и включает применение революционного насилия, если дворянство и духовенство окажут сопротивление законному акту отмены всех привилегий и изъятию церковных землевладений; тогда наступает та ситуация, где законной является — и Фихте говорит здесь уже не как теоретик права, а как политик — с формально юридической точки зрения незаконная, т. е. революционная, борьба против дворянства и духовенства. Потому что ликвидация всех договоров с дворянством и церковью есть неотъемлемое человеческое право, которое обязаны уважать все, в том числе те, кто им ущемлены, против кого это право направлено. Тот, кто выступает против этого права, кто стремится помешать его осуществлению, тот ставит себя вне общества и должен рассматриваться как враг человечества.
Фихте ставит вопрос о применении революционного насилия как проблему уголовного права, т. е. так же, как французское революционное правительство 1793–1794 гг. в своем обосновании политики террора. Как считали идеологи Французской революции, сам по себе каждый смертный приговор является убийством, поскольку человек есть самоцель, а не средство для цели, чуждой его существу. Однако в данном случае дело обстоит по-иному. Оказывать сопротивление неизменному праву человека могут только враги человечества, и в качестве таковых они оказываются за пределами всякого гражданского закона. «Если гражданин нарушает по отношению к обществу неотъемлемые права человека (не только права договора), то он уже не гражданин, а враг; и общество не дает ему искупить свою вину, оно мстит ему, т. е. поступает с ним на основании того закона, который он сам создал» (13, стр. 116).
Такое отношение к врагам человечества, хотя и незаконное с точки зрения теоретически-правовой, практически более чем законно, потому что дворянство и духовенство в качестве привилегированных слоев уже до ликвидации всех договоров с ними не являлись гражданами. Ликвидируя договоры с ними, общество дает им возможность стать таковыми, и если они не используют эту возможность, то только сами отвечают за последствия [17]. Возражения морального порядка вроде того, что ликвидация договоров несправедлива, так как «многие от полного изобилия опускаются до уровня, близкого к среднему», к которому они не привыкли, не выдерживают критики. «Ни один человек на земле не имеет права не использовать собственные силы и жить за счет усилий других» — так Фихте опровергает эти доводы и добавляет в качестве обоснования: «Кто не работает, тот не ест» (13, стр. 183–184).
Итак, если отдельные представители или целые группы людей из числа ранее привилегированных не признают своего нового положения, возникшего в результате революции, если они тайно или открыто готовят или предпринимают выступления против нового, отныне ставшего законным государства, то оно вправе применять против них силу вплоть до физического уничтожения. «Государство оказывается по отношению к ним в позиции самозащиты» (13, стр. 274).
В этом пункте, в обосновании применения революционного насилия, террора против контрреволюционных устремлений Фихте смыкается с Робеспьером. Если даже область применения террора во время революционнодемократической диктатуры якобинцев была больше и шире, чем это вытекает из взглядов Фихте, то это своеобразие, которое возникло из практики Французской революции; что же касается мотивов и аргументов, то они одни и те же у Фихте и Робеспьера. Последний писал: «При конституционном строе почти достаточно защищать отдельных лиц от злоупотреблений общественной власти; при строе революционном сама общественная власть вынуждена защищаться от всех фракций, которые на нее нападают. Революционное правительство должно оказывать добрым гражданам всю полноту национальной защиты; врагам народа оно должно приносить лишь смерть» (44, стр. 194).
Взгляды Фихте, о которых говорилось до сих пор, относятся к 1793 г. и изложены в его работе «К исправлению суждения публики о Французской революции». В «Основах естественного права», «Системе учения о нравственности» и «Замкнутом торговом государстве» он вновь возвращается к этой проблематике, развивая свои социальные взгляды в непосредственной связи с обоснованием права на революцию.
Два момента в этих работах представляют для нас особенный интерес: новое обоснование права на революцию и социальные взгляды Фихте. В обоих случаях он, несмотря на множество других расхождений, находится в одном ряду с Робеспьером, с якобинцами.
В период Французской революции в дебатах и борьбе вокруг конституции вопрос о праве на революцию играл исключительную роль. Два, пожалуй, наиболее интересных проекта конституции, принадлежавшие жирондистам и якобинцам, в решающей стадии революции ответили на этот вопрос по-разному в соответствии с требованиями и потребностями класса или фракции внутри класса, интересы которой они отражали и сфера действия которой определялась ими юридически по отношению к другим классам и классовым группировкам.
Кондорсе, автор жирондистского проекта, признает право на революцию как право человека и гражданина. Это признание, однако, чисто формальное, потому что тотчас же Кондорсе стремится ограничить право на революцию и даже сделать его недействительным для политической практики с помощью различных конституционно-правовых оговорок. Это достигается путем предписания законных установлений, в рамках которых может осуществляться право на сопротивление, и ограничением этого права определенными случаями. В результате у жирондистов мало что остается от права человека и гражданина на революцию, особенно если поставить вопрос так: имеет ли народ право на революцию?
Якобинцы, напротив, последовательно утверждают право на революцию, в их проекте конституции имеется только одно «ограничение», а именно то, что право на революцию принадлежит лишь народу в целом, для индивидуума это право действует только тогда, когда в его частном случае, т. е. в единичном, нарушается целое, всеобщий интерес народа. В качестве естественных прав в начале конституции провозглашаются свобода, равенство, безопасность, собственность, а право на сопротивление вытекает как следствие из остальных прав человека. Для якобинских руководителей разумеется само собой, что право народа на революцию становится простым вопросом завершенности конституции в тот момент, когда представители народа, отстаивающие всеобщие интересы, берут дело блага нации в свои руки, т. е., когда народ сам берет в свои руки историю, народ не может осуществлять революцию против себя самого.
