Кант - Нарский Игорь Сергеевич (читать книги бесплатно .TXT) 📗
В поисках нового синтеза чувственного и рационального, который построил бы «мостики» между априорными формами и эмпирическим их содержанием, он обращается к особому синтезу (synthesis speciosa) воображения, в котором реализуется способность представлять себе предмет и без его присутствия в созерцании. Сама по себе эта способность, по Канту, получувственна и полуинтеллектуальна (см. 11, т. 3, стр. 213). Мы не можем, например, мыслить линию, если не проводим ее посредством воображения в нашем собственном сознании, сделав же это, оказываемся способными к абстрактным рассуждениям относительно линий. Но ссылки на воображение не помогли Канту, и он посвящает вопросу о механизме конкретного синтезирующего применения категорий в «Критике чистого разума» всю вторую книгу трансцендентальной аналитики. В «Пролегоменах» этот вопрос звучит так: как возможно познать закономерность предметов опыта?
Итак, как именно применяются категории? Если это понимать как вопрос о том, когда и в каком конкретном случае применяется одна, а когда и в каком случае — другая категория, то он для Канта абсолютно неразрешим, и своеобразным его бегством от этой непреодолимой для априориста трудности является апелляция в «Критике способности суждения» к телеологии.
С точки зрения марксистской гносеологии вопрос о конкретном применении категорий в процессе познания и прост и крайне сложен; в принципе в каждой познавательной ситуации.
требующей осмысления, действуют многие категории, но действуют они на разных этапах познания в разном порядке, и исследование этого выходит за пределы возможностей общей методологии. Единство научного знания достижимо на каждом этапе развития науки в соответствующем этому этапу относительном виде и не достижимо в абсолютном виде, оставаясь в этом смысле задачей, конечной целью. Кант же здесь ставит иной вопрос, а именно: по каким посредствующим «ступеням» происходит «спуск» категорий к чувственному материалу опыта? Это общий вопрос о структуре категориального синтеза (ср. 70).
Но прежде всего здесь необходимо выяснить предпосылки и гарантии упорядоченности и действительного синтезирующего единства применения категорий. Иными словами, надо указать на предшествующее условие последнего в глубинах субъекта, т. е. выявить синтез самого синтезирующего сознания. Кант делает это, ссылаясь на существование априорного синтеза сознания в виде так называемой трансцендентальной апперцепции.
Согласно семантике этих слов речь идет о присущем будто бы всякому нормальному человеческому сознанию априорном предвосприятии. Это — логическое «самосознание, порождающее представление я мыслю, которое должно иметь возможность сопровождать все остальные представления и быть одним и тем же во всяком сознании» (11, т. 3, стр. 191–192). Если эмпирическая апперцепция означает зависимость восприятий от предшествующего опыта, то апперцепция трансцендентальная выражает их зависимость от «я» как высшего априорного единства. «Сознание самого себя (апперцепция) есть простое представление о Я…» (11, т. 3, стр. 150) на стадии рассудка, и это представление, т. е. гносеологическое самосознание, появляется в нас только на этапе его рациональной конструирующей деятельности. (Более низкое синтезирующее единство, которое Кант называет трансцендентальным «схватыванием», указывается им на стадии чувственности.)
Понятие трансцендентальной апперцепции напоминает учение Ибн-Рушда о структурно едином всеобщем разуме, и оно аккумулирует в себе все положения гносеологии Канта об априорной организации последовательно мыслящего сознания. Это принцип постоянства и системной организации действия категорий, вытекающей из единства деятельности применяющего их, рассуждающего «я». Кант отвергает гносеологическую робинзонаду Локка и понимает свою трансцендентальную апперцепцию отнюдь не как эмпирическое сознание отдельного человека. Она есть общая для всех эмпирических «я» и в этом смысле объективная логическая структура их сознания, обеспечивающая внутреннее единство опыта, науки и природы. Возникает как бы объединение многих уровней: над синтезом «схватывания» в созерцании надстраивается синтез «воспроизведения» в воображении, а над ними — «узнавания» в понятии и «восприятия» в суждении. На самом же деле единство знания и одинаковость логической познавательной структуры мышления у разных людей опирается не на Кантово изначальное единство сознания вообще, а на единство анатомо-физиологической основы их опыта, в которой, как отмечал Энгельс, находит филогенетическое закрепление факт единства структуры объективного мира.
Трансцендентальная апперцепция оказывается у Канта окончательным источником активности формы знания в отношении его содержания. Более того, само сознание выделяет из себя апперцепцию в качестве активной своей части, так что «мы сами воздействуем на себя изнутри…». Вопрос об источнике трансцендентальной апперцепции у Канта остается без ответа, и его предположения о том, что в глубине сознания апперцепция смыкается с чувством времени, ничего не разъясняют (ср. 38).
Но вопрос о посредствующих звеньях процесса «спуска» категорий к чувственному материалу опыта выглядит теперь так: как обладающее внутренним единством сознание осуществляет единообразное применение категорий к многообразному опыту? каковы чувственные условия этого применения для чистых рассудочных понятий? Кант формулирует это как проблему трансцендентального схематизма чистых рассудочных понятий.
6. Посредствующие звенья между категориями и опытом
Кант надеется отыскать «схему» соединения априорных форм рассудка и чувственной «материи» опыта, которая была бы свободна от дурного субъективизма и произвольности. С этой целью он ссылается на существование особой посредствующей между мышлением и чувственностью способности — продуктивной (творческой) силы воображения, которая качественно отличается от сравнительно пассивной репродуктивной (воспроизводящей) силы чувственного представления. В учении Канта о продуктивной силе воображения подчеркнута активность субъекта в познании, указано единство познания и деятельности и обращено внимание на роль образного мышления в познавательном процессе.
Итак, надо найти посредствующее звено между обычными представлениями и понятиями, которое было бы и чувственно и абстрактно. «Это посредствующее представление должно быть чистым (не заключающим в себе ничего эмпирического) и тем не менее, с одной стороны, интеллектуальным, а с другой — чувственным» (11, т. 3, стр. 221). Искомый гибрид представления и понятия создается продуктивной, т. е. творческой, силой воображения.
Этот гибрид — время, но уже не как априорная форма чистого созерцания, а как «чистый образ всех предметов чувств вообще» (11, т. 3, стр. 224). Именно в схеме времени реализуется способность суждения, т. е. применения категорий, что Кант представляет себе так. Схема «множественности» — это число как последовательное присоединение друг к другу единиц-моментов; схема «реальности» — это бытие предмета во времени, «субстанциальности» — устойчивость реального предмета во времени, «существования» — его наличие в определенное время, а «необходимости» — наличие этого предмета во всякое без изъятия время.
Что дает теории познания трансцендентальный схематизм времени? Приводимые Кантом примеры не вносят ясности в вопрос. Но сама по себе его мысль ввести время в логику и гносеологию интересна и оправданна. И конечно, в изоляции от измерения времени естествознание невозможно. Но смысл «времени» как «схемы» туманен. Что в ней преобладает, чувственное или интеллектуальное (идеальное)? Если первое, то бытие явлений сводится к потоку времени, а законы науки — к фиксации структур этого потока, а если второе, то само время оказывается результатом какого-то синтеза и мы лишь прибавили к прежним вопросам еще один. Но конкретный результат от применения схемы времени невелик.
