Записные книжки - Кришнамурти Джидду (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Это странное благословение приходит, когда оно хочет, но с каждым его приходом глубоко внутри происходит трансформация; оно никогда не бывает тем же самым.
Процесс продолжается — иногда умеренно, иногда остро.
19 августа
Был прекрасный день, безоблачный день, день теней и света; после сильных дождей солнце сияло в чистом, прозрачно-голубом небе. Горы с их снегами были очень близко, их почти можно было коснуться; они чётко выступали на фоне неба. Яркие, блестящие луга сверкали на солнце, каждая травинка танцевала свой танец, листья же в своём движении были более тяжеловесными и неуклюжими. Долина сияла, и как будто смеялась; это был чудесный день с тысячами теней.
Тени живее, чем реальность; тени длиннее, глубже, богаче; и кажется, что у них своя жизнь, независимая и защищающая; притягательность их несёт в себе особое удовлетворение. Символ становится более важным, чем реальность. Символ даёт убежище; и так легко найти утешение в его убежище. Вы можете делать с ним, что вы хотите, он никогда не будет противоречить, он никогда не изменится; его можно увешивать гирляндами или посыпать пеплом. Есть необычайная приятность в мёртвом предмете, в картине, в выводе, в слове. Они мертвы, несмотря на все призывы; и есть удовольствие в множестве запахов вчерашнего. Мозг—это всегда вчерашнее, а сегодня — тень вчерашнего дня, и будущее есть продолжение этой тени; несколько изменённое, оно всё равно пахнет вчерашним. Поэтому мозг живёт в тенях, всё его существование протекает в тенях; так безопаснее, комфортабельнее.
Сознание всё время воспринимает, накапливает и, исходя из накопленного, интерпретирует; воспринимает через свои поры; накапливает, переживает, исходя из накопленного; оно судит, компилирует, модифицирует. Оно смотрит, не только через глаза, через мозг, но и через этот задний план. Сознание возникает, чтобы воспринимать, и в восприятии оно существует. В своих скрытых глубинах оно накопило то, что восприняло за столетия, — инстинкты, воспоминания, защитные механизмы, — добавляя и добавляя, исключая только для того, чтобы добавить ещё. Когда это сознание выглядывает наружу, то это для того, чтобы взвешивать, уравновешивать и воспринимать. И когда оно смотрит внутрь, это всё равно внешний взгляд — взвешивать, уравновешивать и воспринимать; процесс внутреннего совлечения покровов, внутреннего саморазоблачения — ещё одна форма добавления. Этот обусловленный временем процесс идёт и идёт, с болью, с мимолётной радостью и скорбью.
Но смотреть, видеть, слушать без этого сознания—движение, в котором нет приобретения, это целостное, всеохватывающее движение свободы.
Такое движение не имеет центра, точки, малой или расширенной, из которой оно идёт; таким образом, оно действует во всех направлениях, без барьера времени-пространства. При таком движении выслушивание целостно и полно, взгляд целостен и полон. Это движение есть сущность внимания. Во внимании заключены все отвлечения, потому что нет никаких отвлечении. Только концентрация знает конфликт отвлечения. Всякое сознание есть мысль, выраженная или невыраженная, словесная или ищущая слова; мысль как чувство, чувство как мысль. Мысль никогда не бывает в покое; реакция, выражающая себя, это мысль, и мысль умножает реакции всё более. Красота тогда — чувство, выражаемое мыслью. Любовь всё ещё внутри поля мысли. Существуют ли любовь и красота в ограде мысли? Есть ли красота, когда есть мысль? Те красота и любовь, которые известны мысли, являются противоположностью безобразия и ненависти. Красота не имеет противоположности, как и любовь.
Видение без мысли, без слова, без отклика памяти полностью отличается от видения с мыслью и чувством. То, что вы видите с мыслью, поверхностно; видение тогда лишь частичное, это вообще не видение. Видение без мысли — полное видение. Видение облака над горой без мысли и её реакции есть чудо новизны; это не «прекрасное», это нечто взрывное в своей безмерности; это нечто такое, чего никогда не было и не будет. Чтобы видеть, слышать, сознание во всей его полноте должно быть безмолвно, тогда происходит разрушительное творение. Это полнота жизни, а не фрагмент всей мысли. Здесь нет красоты, а только облако над горой; это акт творения.
Заходящее солнце касалось горных вершин, сияющих и вызывающих трепет, и земля была тиха. Был только цвет, а не разные цвета; было только слушание, а не множество звуков.
Этим утром проснулся поздно, когда солнце уже залило холмы; это благословение, подобное сияющему свету, уже было здесь; у него, кажется, собственная сила и власть. Подобно отдалённому журчанию воды, проявляется деятельность — не мозга, с его желаниями и его обманами, а деятельность интенсивности.
Процесс идёте переменной интенсивностью; иногда очень остро.
20 августа
Был превосходный день; небо было ярко голубым, и всё сверкало в утреннем солнце. Редкие облака лениво блуждали, не зная, куда им пойти. Солнечные лучи на трепещущих листьях осины были блистающими драгоценностями на фоне зелёных покатых холмов. Луга за ночь изменились, они стали более интенсивными, более мягкими и невообразимо зелёными. Вдали, на холме, три коровы лениво щипали траву, и колокольчики их были слышны в чистом воздухе раннего утра; они двигались строем, своим неуклонным жеванием прокладывая себе дорогу с одного конца луга на другой. Лыжный подъёмник проехал над ними, но они даже не потрудились посмотреть вверх или как-нибудь обеспокоиться. Это было прекрасное утро; снежные горы чётко вырисовывались в небе, настолько ясно, что можно было видеть множество маленьких водопадов. То было утро длинных теней и бесконечной красоты. Так странно, но в этой красоте пребывала любовь, и в этом была такая мягкость, что всё, казалось, замерло, чтобы какое-нибудь движение не пробудило скрытую тень. А облаков стало немного больше.
Поездка была прекрасная, и автомобиль, казалось, наслаждался тем, для чего он построен; он брал каждый изгиб, даже крутой, легко и охотно, и вверх по длинному склону шёл без всякого стука, а нужна была немалая мощь, чтобы подняться туда, куда вела дорога. Он был подобен животному, который знает свою силу. Дорога же петляла туда-сюда через тёмный и освещённый солнцем лес, и каждое пятно света было живым, оно танцевало вместе с листьями; каждый изгиб дороги открывал ещё больше света, ещё больше танцев и ещё больше восторга. Каждое дерево, каждый лист были сами по себе, интенсивные и безмолвные. Через маленький просвет в деревьях вы видели пятно поразительно зелёного луга, открытого солнцу. Это настолько потрясало, что забывалось, что вы на опасной горной дороге. Но дорога стала пологой и лениво выворачивалась в другую долину. Теперь облака сгущались, и было приятно без жгучего солнца. Дорога стала почти горизонтальной, если горная дорога может быть горизонтальной; она проходила мимо тёмного, покрытого соснами холма, впереди были огромные могучие горы, скалы и снега, зелёные поля, водопады, маленькие деревянные хижины и распростёртые, изогнутые контуры горы. С трудом можно было поверить тому, что видели глаза, — ошеломляющее достоинство этих скульптурных скал, свободная от деревьев и покрытая снегом гора, утёс за утёсом бесконечного скального массива, а прямо рядом с ними были зелёные луга, заключённые в широкие объятия горы. Это действительно было почти невероятно; здесь были красота и любовь, разрушение и бесконечность творения — не в этих скалах, не в этих полях и не в этих маленьких хижинах; это было не в них, это не было их частью. Оно было далеко за их пределами и выше их. Оно пришло с таким величием и таким грохотом, какого никакие глаза и уши не могли видеть и слышать, с такой полнотой и безмолвием, что мозг с его мыслями стал ничем, подобно этим мёртвым листьям в лесу. Оно было здесь — в таком изобилии и с такой силой, что и мир, и деревья, и земля пришли к концу. Это была любовь, творение и разрушение. И не было ничего другого.
Здесь была сама сущность глубины. Сущность мысли — то состояние, когда мысли нет. Какой бы глубоко и широко развитой ни была мысль, она всегда останется и узкой, и поверхностной. Окончание мысли является началом этой сущности. Окончание мысли есть отрицание, а то, что отрицательно, не имеет положительного пути; нет ни метода, ни системы к окончанию мысли.
