САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Дейс Герман Алибабаевич (читать хорошую книгу .txt) 📗
«Уже в пять раз с прошлого года подорожало! – кряхтела одна гражданка, держа над головой корзинку с облепихой. – Совсем обнаглели!»
«И штрафы повысились! – поддакивал гражданин, придерживая за пазухой початую бутылку водки. – А контролёров развелось – как собак нерезаных…»
«Я этой весной был в Германии, - сообщал другой гражданин, морщась от запаха первого, - так какие там электропоезда! Есть специальные места для курящих, есть буфет, а цены – ниже нашего свинства на десять процентов!»
«Батюшки! – ахала ещё одна гражданка. – Куды авоська подевалась!?»
«Да вот твоя авоська, ничего я с ней не сделал, только пару яблок взял на закусь…»
«Чтоб тебя!»
«Товарищи! Внимание! Держитесь кто за что! Тормозим!!!»
«Господа! Я вас умоляю… Не дайте открыться двери уборной! И так дышать нечем…»
Затем была остановка, и к Сакурову с попутчиками прибавилось ещё два пассажира. Первый беспрестанно икал, «оглашая» спёртый воздух тамбура дополнительными феромонами сивушного происхождения, второй стал проситься в туалет.
«Вы что, с ума сошли? – возмущались прежние попутчики. – Не могли побеспокоиться заранее, пока ещё в электричку не сели?!!»
«Да как же я мог заранее, когда меня только сейчас скрутило! – надрывался новый попутчик, протискиваясь к заветной двери. – Это мне ещё повезло, что здесь сортир оказался…»
«Повезло ему, как же! – неожиданно членораздельно произнёс второй новый попутчик. – Это он по запаху именно в этот тамбур нырнул с перрона, я сам видел!»
«Что значит – скрутило?!! – стала догонять пассажирка с исчезающей авоськой. – Так вы не по маленькому?!!»
«Да что вы так нервничаете, сударыня? – залебезил страждущий, таки втискиваясь в дверь доисторического сортира. – Ведь дело-то житейское…»
«Ничего себе – житейское! – орали уже из вагона. – Закройте двери плотнее, товарищи!»
«Господа! Я вас умоляю! Не надо плотнее! А то мы тут все задохнёмся!»
«Граждане, предъявите билеты для контроля!» - послышались отдалённые зычные призывы.
«Господи, как он пердит!» - волновалась первая гражданка, обмахиваясь корзинкой.
«На, хлебни!» - сердобольно предлагал ей попутчик.
«Да ещё эти, с билетами», - начал волноваться культурный, весной посетивший Европу.
«А ты что, заяц? – злорадно ухмылялся сердобольный. – Гляди, тут тебе не Германия, если штраф не отдашь – харю враз начистят…»
«Ну почему сразу и заяц? Я просто не успел купить билет, потому что…»
«А ну, предъявили билетики! Блин! Это кто срёт тут, зараза?!!»
«Стоять! Билеты с руками из карманов вынуть! Жив-ва!»
«Ты чё мне дубинку под рёбра тычешь, козёл?!!»
«Вася! А ну, арестуй этого, который срёт! Нет, что они себе тут позволяют, совсем уже!??»
«Я, видите ли, мадам, доцент кафедры прикладной ботаники в лесозаготовительном колледже, вот моё удостоверение ветерана движения шестидесятников…»
«Билет предъявите, уважаемый!»
«А за что я его арестую? Тут нигде не написано, что в сортире срать запрещается…»
«Так давай оштрафуем его за то, что он этот сортир взломал!»
«И ничего он его не взламывал!» - дружно встали на защиту пердящего попутчика прочие граждане и гражданки.
«Вот именно!» - солидарно поддакнули из вагона.
«Что – именно? Что – именно?!! А ну, предъявили билеты!»
«Ой, да, девочки, пошли быстрее отсюда…»
«Спасибо, товарищи, отстояли!» - высунулся из сортира облегчённый попутчик.
«Нет, родной, это тебе спасибо!»
«Скрутило его, видишь ли…»
«Согнать его на следующей остановке к чертям собачьим!»
«Можно подумать, от этого нам всем дышать здесь станет легче…»
«А вот когда я этой весной был в Германии…»
«Да заткнись ты со своей Германией!!!»
«Сдохнуть можно», - только и думал Сакуров.
В конце августа Сакурова первый раз обворовали. Когда он приехал из очередной поездки в Москву, то не обнаружил две лейки, купленные недавно на рынке и оставленные в душе, который Сакуров построил из подручного материала.
- Жорка, ты не брал мои лейки? – сунулся бывший морской штурман к своему пьяноватому другу.
- Соображаешь? – обиделся Жорка. – А тебе разве не говорили, дурню, ничего не оставлять на улице и в огороде?
- Кто ж их мог спереть? – переживал Сакуров. – Наверно, залётные?
- Не было тут никаких залётных, - буркнул Жорка, запахивая привезённую Сакуровым литру водки полой военного френча. – Свои взяли…
- Что ты говоришь? – не верил собственным ушам Сакуров. – А кто мог конкретно?
- Да кто угодно, кроме вековух, Семёныча, Виталия Ивановича и Мироныча. Ещё Иван Сергеевич со своей старухой на воровстве не поподался…
Себя с Варфаламеевым Жорка не считал.
- Надо же! – сокрушался Константин Матвеевич, покупал новые лейки, стал убирать на ночь шланг, валяющийся в огороде, а через неделю у него пропадали пассатижи, оставленные на срубе колодца.
- Жорка, ты не брал пассатижи? – снова бежал к приятелю Сакуров. Приятель в это время пропивал картошку в компании с Семёнычем, Гришей и Варфаламеевым.
- Достал ты меня своими пассатижами! – орал пьяный Жорка. – У меня у самого их двое спёрли…
- А у меня прошлым летом стянули газовый баллон и тиски! – победно сообщал Семёныч. – И я так думаю, что это твои, Гриша, дела!
- Не, это Жуков, - лениво отбрехивался потомственный браконьер.
- А, может, и Жуков, - не стал заводиться Семёныч.
«Чёрт бы вас побрал! – мысленно чертыхался Константин Матвеевич. – Что за люди – друг у друга всё подряд тырят… Ничего нельзя ни на улице, ни в огороде оставить…»
После истории с пассатижами Сакуров стал более тщательно следить за своими вещами, и вскоре был обвинён учительницей в краже её инструментов.
- Какие инструменты?!! – бесновался ставший нервным от трезвого образа жизни в вороватой российской действительности бывший благополучный житель курортного Сухуми. – У вас они вообще были, эти инструменты!!?
- Целый набор, - сообщал внук учительницы, поедая бутерброд, позаимствованный из продовольственных запасов Сакурова.
- Да зачем мне дался ваш набор!
- А Мироныч сказал, что дался, потому что тебя самого обокрали… Да не бери ты в голову, Костя, поехали лучше в город за мороженым!
Они с внуком учительницы давно перешли на ты, а сам внук со всеми был запросто, Семёныча звал Лёхой, Виталия Иваныча – Виталиком, военного – Володей. Как его воспитывала при этом учительница, вравшая, что она заслуженная то ли бывшего РСФСР, то ли всего Союза, оставалось только догадываться. А недавно внук был пойман с поличным на краже чеснока у Семёныча.
- Нет, видали? – орал бывший почётный деятель московского таксопрома. – Самый отборный попёр, который я на посадку заготовил!
В тот день учительшин внучок кормился у Семёныча, рассказывал ему анекдоты с картинками, а потом, уходя домой к бабке с набитыми всякой снедью карманами, зацепил по пути связку чеснока. Внучок спрятал связку под футболку и, когда хотел уже нырнуть в свой двор, его догнал бдительный Семёныч.
- Вот гадский пацан! – восторженно ахал одноглазый селянин. – И когда только успел!??
- Да, ладно, Лёха, я пошутил! – отбрехивался пацан.
- Ничего себе – пошутил! Самый отборный попёр…
- Ну, что вы, в самом деле, Алексей Семёнович, - выползала на крыльцо избушки учительница, - ребёнку уже и пошутить нельзя…
«Хороши шутки, - подумал тогда Сакуров, - не заметь Семёныч пропажи – была бы учительша при дополнительном барыше в пять баков…»
- Вот именно! – изгалялся малец, сын своих преуспевающих родителей, зарабатывающих по пять баков ежеминутно, а не в течение всего лета, пока растёт чеснок, картошка, морковь и прочие стручково-бобовые.
«Ну и мерзавец растёт», - в который раз удивлялся Константин Матвеевич, но дружбы с малолетним мерзавцем не прекращал.
