Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории - Чалмерс Дэвид (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Фундаментальная теория сознания должна будет оперировать такими физическими характеристиками, которые являются одновременно организационно инвариантными и достаточно простыми для того, чтобы играть определенную роль в фундаментальных законах. Организационно инвариантные характеристики по большей части не очень просты, а простые характеристики по большей части не являются организационно инвариантными. Физически реализованная информация может оказаться наиболее естественной характеристикой, удовлетворяющей обоим критериям. Факт соответствия ее обоим упомянутым критериям свидетельствует в пользу информационного подхода к психофизическим законам.
Ранее мы видели, что, хотя сознание не может получить редуктивного объяснения, феноменальные суждения — суждения типа «я обладаю сознанием», «не является ли сознание чем-то странным?» и т. п. — могут быть объяснены подобным образом, по крайней мере, в принципе. Это создает некоторую проблему для нередуктивной теории сознания, хотя она и не кажется фатальной. Контринтуитивно то, что эти суждения могли бы быть объяснены без отсылки к самому сознанию, но мы можем научиться жить с этим. Однако мы по-прежнему можем надеяться, что объяснение феноменальных суждений будет каким-то глубоким образом связано с объяснением самого сознания. Полная независимость этих двух объяснений казалась бы чем-то иррациональным и отданным во власть случая.
Мы можем сформулировать это в виде требования объяснительной когерентности от теории сознания. Исчерпывающая теория ментального должна содержать как (нередуктивное) объяснение сознания, так и (редуктивное) объяснение того, почему мы выносим суждения о наличии у нас сознания, и разумно ожидать, что два этих объяснения будут когерентны друг другу. В частности, мы могли бы ожидать, что те процессуальные характеристики, которые главным образом ответственны за продуцирование феноменальных суждений, будут нести основное бремя ответственности и за само сознание. В таком случае окажется, что даже если само сознание и не привлекается для объяснения феноменальных суждений, в этом объяснении будут задействоваться некие корни сознания.
Конечно, нельзя доказать, что теория сознания должна соответствовать этому требованию, но любая теория сознания, удовлетворяющая ему, будет отличаться от других теорий в выигрышную для нее сторону Если какая-то теория покажет, каким образом объяснение феноменальных суждений существенным образом задействует объяснительный базис сознания, то нам удастся сплести их в более унифицированную картину ментального, отчасти устранив ощущение поразительной случайности их связи.
Мне часто казалось, что это могло бы быть ключом к отысканию теории сознания [173]. Во-первых, мы должны приложить все усилия для понимания того, почему порождаются суждения о сознании. Этот вопрос мог бы оказаться непростым, но здесь не следует ожидать каких-то глубоких метафизических тайн; в принципе этот вопрос относится к сфере когнитивной науки. Затем мы должны выделить ключевые черты такого объяснения и подумать, какую роль они могли бы играть в теории самого сознания. Нет гарантии, что это приведет к удовлетворительной теории сознания, но тем не менее данная стратегия представляется перспективной.
Поиск редуктивного объяснения наших суждений о сознании, скорее всего, будет полезным в любом случае и будет относиться к числу наиболее ценных применений редуктивных методов при разработке теории сознания. Мы могли бы сфокусироваться на том, почему система обработки данных должна продуцировать суждения о наличии сознания и, в особенности, о том, что сознание есть такой странный феномен. Я уже сказал несколько слов на эту тему в главе 5; сейчас я хочу обсудить это более детально. «Объяснение», которое я дам, это не более чем правдоподобно звучащая и ни к чему не обязывающая вариация, но можно надеяться, что с помощью эмпирических исследований ее можно было бы развить до состояния детализированной теории. Обращение когнитивной науки и нейронауки к этим феноменам скорее всего оказалось бы очень результативным.
Итак, оставим на мгновение в стороне само сознание и сконцентрируемся на когнитивной системе обработки данных с позиции третьего лица. Если угодно, представим, что это объяснение дается для зомби. Почему мы могли бы ожидать, что данная система должна будет порождать суждения такого рода? Какие процессы, к примеру, должны содействовать суждению о наличии ощущения цвета? Чтобы обдумать это, рассмотрим, что могло бы происходить в ситуации, в которой мы воспринимаем цвета.
Если не вдаваться в микроскопические детали, то происходит примерно следующее. Какой-то спектральный световой пакет попадает в наши глаза и активирует различные типы клеток сетчатки. Три вида колбочек вычленяют информацию в соответствии с количеством света в различных перекрывающихся диапазонах длин волн. Многие различия, присутствующие в изначальной световой волне, сразу же теряются. Эта информация передается по зрительному нерву в зрительную кору, где она претерпевает дальнейшую трансформацию посредством нейронных процессов, превращаясь в информацию, соответствующую значениям на трех осях: к примеру, на красно-зеленой, желто-синей и ахроматитческой. То, что происходит в дальнейшем, пока не очень понятно, но дело представляется таким образом, будто информация, соответствующая положению данного цвета в этом трехмерном пространстве, удерживается до ее окончательной категоризации в привычные категории «красного», «зеленого», «коричневого» и т. п. К этим ярлыкам прикрепляются вербальные категории, и в итоге формируется отчет, такой как «сейчас я вижу красное».
Посмотрим теперь с «позиции системы» на то, что происходит. Какого рода суждения она сформирует? Конечно, она сформирует такое суждение, как «здесь имеется красный объект», но, если речь идет о разумной, рефлексивной системе, то мы могли бы также ожидать, что она сможет отрефлексировать сам процесс восприятия. И можно было бы поинтересоваться, какое «воздействие» оказывает восприятие на эту систему?
Ключевой момент состоит здесь в том, что, когда данная система воспринимает красный объект, центральные процессы в ней не имеют прямого доступа к самому объекту и к физическим процессам, фундирующим восприятие. Эти процессы имеют доступ лишь к самой информации о цвете, представляющей собой просто некую локализацию в трехмерном информационном пространстве. Когда надо дать лингвистический отчет о ситуации, система не может сказать: «Это пятно насыщено 500- и 600–нанометровыми отражениями», так как всякий доступ к изначальным длинам волн у нее утрачен. Аналогичным образом она не может отчитаться о нейронной структуре: «В данный момент пиковая частота составляет 50 Гц», так как у нее нет прямого доступа к нейронным структурам. Эта система имеет доступ только к локализации в информационном пространстве.
В самом деле, если говорить о центральных процессах, то она попросту находится в каком-то участке этого пространства. Система способна производить различия и она знает об этом, но лишена представления о том, каким образом она делает это. Можно было бы ожидать, что через какое-то время она сможет именовать различные локации, с которыми она работает, — «красное», «зеленое» и т. п. — и что она сможет знать, в каком именно состоянии она находится в данный момент. Но, столкнувшись с вопросом, как именно она знает об этом, она сможет сказать лишь: «Я просто знаю, непосредственно». Если спросить ее: «В чем состоит различие между этими состояниями», она сможет ответить лишь «Они просто различны», «Оно одно из тех», или «Это — красное, а то — зеленое». Если настаивать и спросить, что это значит, она сможет сказать лишь «Они просто различны, качественно». Что еще она могла бы сказать?
Естественно предположить, что система, которая может непосредственно знать о своей локализации в информационном пространстве, не имея доступа к какому-то дополнительному знанию, будет попросту маркировать свои состояния как изначально и элементарно различные, различающиеся по своему «качеству». И, разумеется, следует ожидать, что эти различия будут «непосредственно» воздействовать на систему: она оказывается в этих состояниях, которые, в свою очередь, оказываются непосредственно доступными для организации последующих процессов; и, к примеру, в знании этой системы о том, в каком состоянии она находится, нет ничего выводного. Нам также следует ожидать, что эти состояния будут совершенно «невыразимыми»: система лишена доступа к какой-либо дополнительной релевантной информации, и поэтому она может лишь указывать на сходства состояний и их отличия друг от друга, и на различные связи, которые могли бы у них быть. И уж точно не надо ожидать, что она смогла бы объяснить это «качество» в более фундаментальных терминах.
