Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

постигается в понятии, и нет, поэтому, ничего более превратного, чем упрек

в слепом фатализме, который делают философии истории за то, что она

видит свою задачу в познании необходимости того, что произошло

в истории человечества. Благодаря такому пониманию своей задачи,

философия истории приобретает значение теодицеи, и те, которые

думают, что они почитают божественное провидение тем, что исключают

из него необходимость, на самом деле низводят его посредством этой

абстракции на степень слепого, неразумного произвола.

Непредубежденное религиозное сознание говорит о вечных и непреложных

божественных предначертаниях, и в этом заключается явное

признание того, что необходимость входит в сущность бога. Человек в своем

отличии от бога, человек в своем частном мнении и волении

действует по капризу и произволу, и поэтому часто из его действий

выходит совершенно другое, чем то, что он предполагал и хотел; бог

же, напротив, знает, чего он хочет, определяется в своей вечной

воле не внутренней или внешней случайностью, а необходимо свершает

то, чего он хочет.

Точка зрения необходимости имеет большое значение для нашего

умонастроения и поведения. Рассматривание нами происходящего

как необходимого кажется на первый взгляд совершенно несвободной

позицией. Древние, как известно, понимали необходимость как

судьбу, а современное понимание есть скорее точка зрения утешения. —

УЧЕНИЕ 0 СУЩНОСТИ

249

Последняя состоит вообще в том, что, отказываясь от наших целей,

наших интересов, мы делаем это в надежде на получение награды за

это наше самоотречение. Судьба, напротив, не оставляет места для

утешения. Присматриваясь ближе к представлению древних о судьбе,

мы убеждаемся, что оно, однако, показывает нам отнюдь не картину

несвободы, а скорее, наоборот, картину свободы. Это получается

потому, что несвобода основана на удерживании противоположности,

так что мы признаем то, что есть и совершается, находящимся в

противоречии с тем, что должно быть и совершаться. Древние же мыслили

следующим образом: так как нечто есть, то оно именно таково,

каким оно должно быть. Здесь, следовательно, нет антагонизма

и, значит, нет также несвободы, печали и страдания. Это

отношение к судьбе, несомненно, как мы заметили раньше, не оставляет

места для утешения; но такое умонастроение и не нуждается в утешении

именно потому, что здесь субъективность еще не достигла своего

бесконечного значения. Эту точку зрения, как решающую, мы должны

иметь в виду при сравнении античного и нашего современного

христианского умонастроения. Если мы будем понимать под

субъективностью лишь конечную, непосредственную субъективность, со

случайным и произвольным содержанием ее частных склонностей и

интересов, будем вообще понимать под нею то, что называют лицом

в отличие от предмета в эмфатическом значении этого слова (в том

смысле, в котором справедливо говорят, что важен предмет, а не лицо),

то нам нельзя будет не восхищаться спокойной покорностью древних

судьбе, нельзя будет не признать это умонастроение более возвышенным

и достойным, чем современное умонастроение, которое упрямо

преследует свои субъективные цели и, когда оно все же видит себя

вынужденным отказаться от их достижения, утешается лишь надеждой, что

получит за это награду в другой форме. Но далее следует сказать, что

субъективность не есть только противостоящая предмету дурная и

конечная субъективность, а она согласно своей истине имманентна

предмету, и как, следовательно, бесконечная субъективность она есть

истина самого предмета. Понимаемая так, точка зрения утешения

получает совершенно другое и более высокое значение, и в этом именно

смысле христианская религия должна рассматриваться как религия

утешения, и именно как религия абсолютного утешения.

Христианство, как известно, содержит в себе учение, что бог хочет, чтобы все

люди были спасены, и этим высказывается, что субъективность

обладает бесконечной ценностью. Далее утешительность христианской ре-

250

лигии заключается в том, что так как здесь сам бог познан как

абсолютная субъективность, а субъективность содержит в себе момент

особенности, то этим и паша особенность признается не только чем–то

таким, что должно быть абстрактно отрицаемо, но и тем, что вместе с тем

должно быть и сохранено. Древние, правда, также рассматривали своих

богов как личных богов, однако личность какого–нибудь Зевса,

Аполлона и т. д. есть не действительная, а лишь представляемая личность,

или, выражаясь иначе, эти боги суть лишь олицетворения, которые,

как таковые, не знают самих себя, а лишь знаемы. Этот недостаток и

это бессилие античных богов мы находим также и в религиозном

сознании древних, поскольку последние считали не только людей, но

и самих богов подчиненными судьбе (?????????? или ???????'??);

эту судьбу мы должны представлять себе как нераскрытую

необходимость и, следовательно, как нечто всецело безличное, не

имеющее самости и слепое. Христианский бог есть, напротив, не

только знаемый, но и абсолютно, всецело знающий себя бог и не

только представляемая, но скорее абсолютно действительная личность.

Более подробное рассмотрение и дальнейшее развитие затронутых

здесь пунктов есть дело философии религии; здесь же мы должны только

заметить, что очень важно, чтобы человек понимал происходящее с

ним в смысле старой поговорки, гласящей: каждый сам кует свое

счастье. Это означает, что человек пожинает только свои собственные

плоды. Противоположное воззрение состоит в том, что мы сваливаем

вину за то, что нас постигает, на других людей, на неблагоприятные

обстоятельства и т. п. Это — точка зрения несвободы и вместе с тем

источник недовольства. Когда же, напротив, человек признает, что

происходящее с ним есть лишь эволюция его самого и что он несет

лишь свою собственную вину, он относится ко всему как свободный

человек и во всех обстоятельствах своей жизни сохраняет веру, что

он не претерпевает несправедливости. Человек, живущий в

недовольстве собою и своей судьбой, совершает много несуразных и

недостойных поступков как раз благодаря ложному представлению, что

другие совершают против него несправедливость. В том, что постигает

нас, есть, правда, и много случайного. Однако это случайное имеет

своим основанием природность человека. Но если человек сохраняет

во всем прочем сознание своей свободы, то постигающие его

неприятности не убивают гармонии и мира его души. Таким образом

довольство и недовольство людей и, следовательно, сама их судьба

определяются характером их воззрения на природу необходимости.

УЧЕНИЕ 0 СУЩНОСТИ

251

§ 148.

Из трех моментов процесса необходимости — условия, предмета

и деятельности—

a. Условие (а) есть нечто предполагаемое: как только полагаемое,

условие лишь соотносительно предмету, но как предполагаемое оно

само по себе есть случайное, внешнее обстоятельство, существующее

безотносительно к предмету. Но, будучи случайным по отношению к

предмету, который есть целостность, это предполагаемое есть вместе

с тем полный круг условий, ? Условия пассивны, употребляются как

материал для предмета и, следовательно, входят в содержание

предмета; они также соответствуют этому содержанию и уже содержат

внутри себя все его определение.

b. Предмет есть точно также (а) нечто предполагаемое; как

полагаемый, он есть только нечто внутреннее и возможное, а как

предполагаемый — некое самостоятельное для себя содержание.