Рациональность, Наука, Культура - Порус Владимир Натанович (книги полностью .txt) 📗
Российская наука постоянно испытывала на себе влияние "раскола" между укоренявшейся в России цивилизацией западного образца и культурными основаниями, на которых строила свою жизнь основная масса населения. Этот "раскол" на разных этапах российской истории и проявлялся, и оценивался по-разному. Например, Г.Шпет видел беду русской культуры в том, что она "отстала" от европейской цивилизации и науки, П.Флоренский - в том, что она слишком поспешно и бездумно стала на путь заимствования и очутилась в губительной зависимости от западных цивилизационных форм. Но примечательно, что обе полярные оценки исходят из одной и той же констатации: между цивилизационной ориентацией и культурным смыслом "русской науки" - опасный зазор, трещина, уходящая в пропасть.
По-иному, нежели на рубеже XIX и ХХ столетий, но не менее драматично, складываются судьбы российской науки и в наши дни. И было бы упрощением сводить нынешний развал еще недавно столь внушительного института науки на всем постсоветском пространстве к макроэкономическим и макрополитическим трудностям. Одна из важнейших причин бедствий нашей науки - во многом сохранившийся с XVIII века раскол между ее функциями и наличными культурными запросами общества. На протяжении почти всего ХХ века развитие отечественной науки было практически полностью подчинено потребностям государственной машины, в первую очередь - потребностям в новейших военных технологиях. Милитаризованная и огосударствленная наука обладала мощной - как материально-финансовой, так и идеологической - поддержкой власти и развивалась быстрыми темпами, хотя и значительно замедлившимися в период, когда одряхлевшая власть и уродливая экономика уже не могли поддерживать интенсивность этого движения. Однако она не укоренилась в структуре духовных ориентиров. Как ни старались пропагандисты, поиск истины, творческая устремленность, связи между научным познанием мира и духовным совершенствованием человека не были признаны обществом как основные ценности. Вырастающая в геометрической прогрессии масса людей, занятых в науке, главным образом ориентировалась на престиж и материальные выгоды научных профессий, на возможность вырваться из однообразия и скуки "советского быта" хотя бы за счет мнимой или реальной причастности к "высоким" началам, составлявшим популярную мифологию науки в обыденном сознании. Когда же тоталитарный колосс рухнул, развалилась милитаризованная экономика, и власть уже физически не могла, да и не хотела поддерживать высокий уровень институциализированной науки, в обществе не нашлось ни интереса, ни сил, чтобы поддержать падающие стены Башни Науки. И хотя, как было уже сказано, авторитет ученых (несмотря на тяжелейшие нравственные провалы многих и многих из них) еще достаточно высок, в целом престиж научной деятельности неуклонно падает. У нашей науки по-прежнему нет прочной культурной почвы.
Мыслимо ли изменение этой ситуации? В состоянии ли общество заделать трещину между культурной и цивилизационной ипостасями науки?
Наука как мощная цивилизующая сила становится одновременно и частью культуры, обретает культуротворческие импульсы, если общество готово воспринять эти функции, если существует определенное равновесие между культурой и цивилизацией. Тогда не только профессиональная деятельность ученых служит формам цивилизации, но и научное знание признается ценностью, поиск истины - духовным самовыражением человека. Когда равновесия нет, страдают и наука, и общество, их взаимоотношения мучительны и противоречивы.
Став непосредственной производительной силой, наука вошла в процесс интенсивной профессионализации и институциализации. И в этом процессе также столкнулись ее культурные и цивилизационные качества.
Наука как призвание и наука как профессия
В 1920 г. М.Вебер писал: "Наука есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышлений мудрецов и философов о смысле мира"517. Эти высказывания полемически направлены против традиционного понимания науки как чисто культурного процесса. Современная наука, утверждал М.Вебер, уже не может находиться в плену иллюзий, в ней перестали видеть особое "призвание", удел избранных, чей путь направляется исключительно страстью познания, служения культурным идеалам. Наука исходит из вполне прагматической максимы - "законы природы стоят того, чтобы их знать", поскольку стало очевидно, что знание этих законов приносит отнюдь не только интеллектуальное и эстетическое удовлетворение, но прежде всего блестящие технические и экономические успехи. Практическая ценность знания вышла на первый план, все прочие достоинства науки стали относить на счет романтических настроений. Занятия наукой перестали быть делом "мудрецов и пророков", они превратились в повседневность наемных работников умственного труда.
Профессионализация науки - необходимое условие ее современного существования, это несомненный факт. Но когда профессиональную сторону науки противопоставляют ее ценностному смыслу, расщепляется первичное смысловое единство, благодаря которому наука некогда возникла как социальное явление. Это симптом отчуждения, настигающего науку как раз на пути ее наибольших успехов. Блестящие победы познания сопровождаются тяжкими духовными и нравственными провалами, профессиональная деятельность теряет моральные ориентиры. В этом источник опасности и для самой науки, и для человеческого общества.
В 1975 г. ведущие ученые-биологи пошли на заключение добровольного моратория на проведение экспериментов в биологических институтах, занимавшихся проблемами генной инженерии. Причина беспрецедентного решения заключалась в том, что молекулярная биология, совершив резкий рывок, вышла к возможности конструирования живых организмов с заданными свойствами; это открывало перед наукой заманчивые перспективы практического применения. Но среди возможных использований результатов генной инженерии могли оказаться и такие, которые поставили бы под вопрос само существование человечества (например, использование бактериологического или экологического оружия). Опасность таилась даже в случайной небрежности, из-за которой "лабораторный материал" мог войти в соприкосновение с биосферой планеты с непредсказуемыми последствиями.
Этот исторический факт иллюстрирует недостаточность понимания научной профессии, когда она сводится на "познание фактических связей" в соответствии с определенными критериями рациональности научной методологии. Мораторий на эксперименты по рекомбинации ДНК показал, что высшим профессионализмом является разумная предусмотрительность, направляемая заботой о человеческих ценностях. В данном случае "наука как профессия" оказалась неотделимой от "науки как призвания". Но история знает и другие примеры.
Известно, что в лабораториях фашистского лагеря смерти Бухенвальд проводились научные эксперименты по изготовлению противоэпидемических вакцин. Проводились учеными-профессионалами по всем правилам бактериологической и медицинской науки. Материалом для исследований были препараты, изготовленные из крови узников, заражаемых тифом и другими смертельными заболеваниям. Бухенвальд был моделью мировой цивилизации, замышленной фашистскими идеологами; наука в Бухенвальде стала монстром, ее профессиональная рациональность служила безумию518.
Разрыв культуры и цивилизации, лежащий в основе расколотости существенных свойств современной науки, - опасность слишком грозная, чтобы полагаться только на собственные, нравственные, духовные силы ученых. В конце тридцатых годов перед самым началом второй мировой войны В.И.Вернадский писал:
"Мы стоим сейчас перед готовыми к взаимному истреблению многочисленными государственными организациями - накануне новой резни. И как раз в это время, к началу ХХ в., появилась в ясной реальной форме возможная для создания единства человечества сила - научная мысль, переживающая небывалый взрыв творчества. Это - сила геологического характера, подготовленная миллиардами лет истории жизни в биосфере. Она выявилась впервые в истории человечества в новой форме, с одной стороны, в форме логической обязательности и логической непререкаемости ее основных достижений и, во-вторых, в форме вселенскости, - в охвате ею всей биосферы, всего человечества - в создании новой стадии ее организованности ноосферы"519.
