Собрание сочинений. Том 10 - Маркс Карл Генрих (читать книги онлайн без txt) 📗
По возвращении в Испанию ему не давали прохода депутации и поздравления, а город Барселона отрядил к нему специального посла с поручением оправдать свое дурное поведение в 1843 году. Однако слышал ли кто-нибудь упоминание его имени в роковой период между январем 1846 г. и последними событиями? Поднял ли он сам голос во время этого мертвого молчания униженной Испании? Известно ли хотя бы об одном акте патриотического сопротивления с его стороны? Он преспокойно удаляется в свое имение в Логроньо, сажает капусту и цветы и дожидается своего часа. Он даже не пошел к революции, пока она сама не пришла за ним. Он сделал больше, чем сам Магомет. Он ждал, чтобы гора пришла к нему, и она действительно пришла. Впрочем, надо упомянуть об одном исключении. Когда разразилась февральская революция [1848 года. Ред.], а за ней последовало всеобщее потрясение Европы, он побудил г-на де Принсипе и нескольких друзей опубликовать брошюру под заглавием «Эспартеро, его прошлое, настоящее и будущее» [208], с целью напомнить Испании, что она все еще служит приютом человеку прошлого, настоящего и будущего. Поскольку революционное движение во Франции вскоре пошло на убыль, человек прошлого, настоящего и будущего был снова предан забвению.
Эспартеро родился в Гранатуле, в Ламанче, и, подобно своему знаменитому земляку [Дон-Кихоту Ламанчскому. Ред.], он тоже имел свою навязчивую идею — конституцию, и свою Дульсинею Тобосскую — королеву Изабеллу. 8 января 1848 г., когда он вернулся в Мадрид из своего английского изгнания, он был принят королевой и, прощаясь с ней, сказал:
«Прошу ваше величество призвать меня, когда бы вам ни понадобилась рука, чтобы вас защищать, или сердце, чтобы вас любить».
И вот теперь ее величество призвала его, и ее странствующий рыцарь тут как тут, смиряет волны революции, парализует энергию масс своим обманчивым спокойствием, дает Кристине, Сан-Луису и присным убежище во дворце и громко проповедует свою нерушимую веру словам невинной Изабеллы.
Как известно, эта весьма достойная королева, черты которой, как говорят, с каждым годом обнаруживают все более поразительное сходство с чертами недоброй памяти Фердинанда VII, была объявлена совершеннолетней 15 ноября 1843 года. 21 ноября того же года ей исполнилось всего 13 лет. Олосага, которого Лопес на три месяца назначил ее опекуном, образовал министерство, неугодное камарилье и кортесам, избранным незадолго перед тем под впечатлением первого успеха Нарваэса. Он хотел распустить кортесы и добился королевского декрета с непроставленной датой обнародования за подписью королевы, дающего ему на это полномочия. Вечером 28 ноября королева собственноручно передала Олосаге этот документ. Вечером 29-го он снова беседовал с ней; но едва он покинул ее, как один из заместителей министра явился к нему на дом, сообщил ему о его отставке и потребовал обратно декрет, к подписанию которого он якобы принудил королеву. Олосага, адвокат по профессии, был слишком хитер, чтобы так просто попасться в ловушку. Он возвратил документ лишь на следующий день, после того как показал его, по крайней мере, сотне депутатов, чтобы доказать, что подпись королевы была сделана ее обычным, нормальным почерком. 13 декабря Гонсалес Браво, назначенный премьером, вызвал к королеве председателей палат, главных мадридских нотаблей, Нарваэса, маркиза де ла Санта-Круса и других, дабы ее величество могла сделать заявление относительно происшедшего между ней и Олосагой вечером 28 ноября. Невинная крошка-королева привела их в комнату, где она принимала Олосагу, и, в назидание им, очень живо, но несколько утрированно разыграла маленькую драматическую сцену. Вот так Олосага запер дверь на задвижку, так он схватил ее за платье, так заставил ее сесть, так водил ее рукой, так вынудил у нее подпись под декретом — словом, так совершил насилие над ее королевским достоинством. Во время этой сцены Гонсалес Браво записывал ее заявления, а присутствующие осматривали упомянутый декрет, подпись которого, казалось, была сделана с помарками и дрожащей рукой. Таким образом, на основании торжественного заявления королевы Олосага подлежал осуждению по обвинению в laesa majestas [оскорблении величества. Ред.], т. е. либо растерзанию на части четырьмя конями, либо, в лучшем случае, пожизненной ссылке на Филиппины. Но, как мы видели, Олосага принял свои меры предосторожности. Последовали семнадцатидневные дебаты в кортесах, вызвавшие еще большую сенсацию, нежели знаменитый процесс королевы Каролины в Англии [209]. Защитительная речь Олосаги в кортесах содержит между прочим такие слова:
«Если нам говорят, будто слову королевы должно верить без всякого сомнения, то я отвечаю: нет! Обвинение либо есть, либо его нет. Если оно есть, то слово королевы, как и всякое другое, представляет свидетельское показание, и ему я противопоставляю свое».
При обсуждении этого вопроса в кортесах слову Олосаги было придано больше веса, нежели слову королевы. Позже он бежал в Португалию, спасаясь от подосланных к нему убийц. Таково было первое entrechat [антраша, балетное па. Ред.] Изабеллы на политической сцене Испании и первое доказательство ее честности. И это та самая крошка-королева, верить словам которой Эспартеро теперь призывает народ и которой он, «меч революции», предлагает, после одиннадцатилетней «Школы злословия» [название известной комедии Шеридана. Ред.], «руку помощи» и «любящее сердце» [210].
Написано К. Марксом 4 августа 1854 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4161, 19 августа 1854 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
НАПАДЕНИЕ НА РУССКИЕ КРЕПОСТИ [211]
Наконец-то союзники — французы и англичане — собрались, кажется, действительно напасть на Россию. Нападению должны подвергнуться один за другим, если не одновременно, наиболее выдвинутые вперед укрепленные пункты империи — на Аландских островах и в Севастополе на Черном море. В Западной Европе даже ходят слухи, что первый из этих пунктов уже взят после короткой бомбардировки, но эти сведения нуждаются в подтверждении и вероятно являются преждевременными. О предполагающемся нападении на Севастополь нет официальных сведений, по лондонская газета «Times» положительно утверждает, что оно будет предпринято, и в столице этому верят. До сих пор в Варне были погружены на суда всего две-три дивизии французских и английских войск, и, хотя и предполагают, что они войдут в состав крымских экспедиционных сил, вполне возможно также, что они предназначаются для осады русской крепости Анапы в Азии. Все сомнения на этот счет, вероятно, рассеются с прибытием ближайшего парохода.
Нападение на Бомарсунд будет представлять большой интерес с военной точки зрения. Оно явится первым испытанием для казематированных городских укреплений системы Монталамбера. Судя по рисункам и планам, эти форты, хотя и в значительно меньшей мере, чем форты Гельсингфорса, Кронштадта и Севастополя, защищены от нападения с суши не хуже, чем от обстрела с кораблей, и сооружены в строгом соответствии с принципами Монталамбера. Основным оборонительным сооружением против кораблей является длинный, непробиваемый для бомб форт, который имеет около ста орудий и прикрыт от огня с флангов временными земляными сооружениями; над ним господствуют и прикрывают его с тыла две большие башни, на одной из которых установлено тридцать, а на другой десять орудий. Корабли обычно действуют преимущественно против главного форта, тогда как сухопутные войска ведут наступление на башни. Судя по последним данным, гарнизон Бомарсунда гораздо слабее, нежели мы предполагали раньше: он насчитывает немногим более трех тысяч человек. Из имеющихся сведений не совсем ясно, насколько действия с моря и с суши могут не просто совпадать во времени, а действительно осуществляться согласованно и при взаимной поддержке, ибо наступление с моря по необходимости осуществляется de vive force, судьба которого должна решиться в очень короткий срок, тогда как любое нападение с суши на каменные укрепления предполагает проведение подготовительных работ, закладку хотя бы одной параллели и сооружение батарей, а следовательно требует времени. Во всяком случае, такого рода вопрос может быть разрешен только на месте. Так или иначе, взятие Бомарсунда представит гораздо больший интерес с военной точки зрения, чем даже захват Севастополя, поскольку оно помогло бы разрешить неоднократно обсуждавшуюся проблему, в то время как овладение Севастополем было бы просто удачным осуществлением на практике давно выработанных военных правил.
