Разыскания истины - Мальбранш Николай (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
Это может также служить подтверждением того, что идеи, которые представляют нам нечто, находящееся вне нас, не суть модификации нашей души; ибо если бы душа созерцала все вещи, рассматривая свои собственные модификации, она должна была бы познать яснее свою сущность или свою природу, чем природу тел;
и все ощущения или модификации, свойственные ей, яснее, чем фигуры или модификации, свойственные телам. Между тем она
1 См. Объяснения. 19 Разыскания истины
290
познает, что ей присуще какое-то ощущение, не самосозерцанием, но лишь по опыту; тогда как она познает, что протяженности свойственно бесчисленное множество фигур чрез идею, какую имеет о протяженности. Есть даже известные ощущения, как например цвета и звуки, относительно которых большинство людей не может решить, суть ли они модификации души или нет; но нет фигур, которых бы все люди, благодаря идее, какую имеют о протяженности, не признавали бы модификациями тел.
Из только что сказанного видна также причина, почему нельзя дать такого определения модификациям души, которое раскрывало бы их сущность; ибо мы не познаем ни души, ни ее модификации посредством идей, но лишь посредством ощущений, а таковые ощущения, как например удовольствие, страдание, тепло и т. п., не связаны со словами, и потому ясно, что если кто-нибудь никогда не видел цвета, или не чувствовал тепла, какие бы определения их ему ни давали, они не могут его заставить познать эти ощущения. Люди же имеют ощущения лишь по причине тела, а тело не устроено у всех одинаковым образом; вот почему часто слова бывают неточны; те слова, которые мы употребляем, чтобы обозначить модификации нашей души, означают не то, что мы хотим, и нередко, например, мы заставляем думать о горечи, когда воображаем, что заставляем думать о сладости.
Хотя мы и не имеем полного познания нашей души, но того познания, которое мы имеем о ней, благодаря сознанию или внутреннему чувству, достаточно, чтобы доказать ее бессмертие, духовность, свободу и некоторые другие атрибуты, которые нам необходимо знать; вот почему Бог и не заставляет нас познавать ее чрез ее идею, как Он заставляет нас познавать тела. Познание, какое мы имеем о своей душе, благодаря сознанию, несовершенно, правда; но оно не ложно; обратно, познание, какое мы имеем о телах, благодаря чувству или сознанию, если можно назвать сознанием ощущение того, что происходит в нашем теле, не только несовершенно, но оно ложно. Следовательно, нам нужна идея о телах, чтобы исправлять ощущения, какие имеем о них; но мы не нуждаемся в идее своей души, потому что сознание, какое мы имеем о ней, не вводит нас в заблуждения, и чтобы не обманываться в познании ее, нам достаточно не смешивать ее с телом, что мы можем делать с помощью рассудка. Наконец, если бы мы имели такую же ясную идею о душе, какую мы имеем о теле, то эта идея заставила бы нас слишком резко отделять душу от тела;
так что она уменьшила бы связь нашей души с нашим телом, препятствуя нам смотреть на душу как на распространенную во всех наших членах; на чем я более не буду останавливаться.
V. Из всех объектов нашего познания нам остаются лишь души других людей и чистые духи, и, очевидно, мы познаем их только предположением. В этой жизни мы не познаем их ни через них самих, ни через идеи их; а так как они отличны от нас, то невозможно, чтобы мы познавали их сознанием. Мы предполагаем,
291
что души других людей того же рода, как наши. Что мы чувствуем в самих себе, мы предполагаем, чувствуют и они; и даже, когда эти чувства не имеют отношения к телу, мы уверены, что мы не обманываемся, так как мы видим в Боге известные идеи и известные неизменные законы, по которым, мы знаем с достоверностью, Бог действует одинаково во всех духах.
Я знаю, что дважды два — четыре, что лучше быть справедливым, чем богатым, и я не обманываюсь, думая, что другие знают эти истины так же хорошо, как я; я люблю благо и удовольствие, я ненавижу зло и страдания, я хочу быть счастливым, и я не ошибаюсь, думая, что люди, ангелы и даже бесы имеют эти же склонности. Я знаю даже, что Бог никогда не создаст духов, которые не желали бы быть счастливыми или могли бы желать быть несчастными; но я знаю это с очевидностью и достоверностью, потому что сам Бог открывает мне это; ибо кто иной, кроме Бога, мог бы мне открыть намерения и волю Божию? Но когда тело принимает некоторое участие в том, что происходит во мне, я почти всегда обманываюсь, если сужу о других по себе. Я чувствую тепло, вижу какую-то величину, такой-то цвет; я испытываю тот или другой вкус при приближении известных тел; я обманываюсь, если сужу о других по себе; я подвержен известным страстям; я привязан или питаю отвращение к той или другой вещи, и я решаю, что другие походят на меня; мое предположение часто ложно. Итак, познание, какое мы имеем о других, весьма доступно заблуждению, если мы судим о них лишь по чувствам, какие имеем о самих себе.
Есть ли существа, отличные от Бога, от нас самих, от тел и чистых духов, — нам неизвестно. Нам трудно убедить себя, что они есть и, рассмотрев доводы известных философов, утверждающих обратное, мы нашли их ложными; и это утвердило нас в нашем мнении, что, будучи все людьми одной природы, мы все имеем одни и те же идеи, потому что мы все нуждаемся в познании одних и тех же идей.
ГЛАВА VIII
I. Смутная идея бытия вообще, непосредственно представляющаяся разуму, есть общая причина всех неправильных абстракций ума и большинства химер обыкновенной философии, препятствующих многим философам признать основательность истинных принципов физики. — II. Пример, касающийся сущности материи.
Это ясное, непосредственное и необходимое представление разумом человеческим Бога, я хочу сказать, бытия без всякого частного ограничения, бытия бесконечного, бытия вообще, действует на че-
292
ловека сильнее, чем представление всех конечных предметов. Ему невозможно вполне отрешиться от этой общей идеи бытия, так как он не может существовать вне Бога. Пожалуй, можно было бы сказать, что он может удаляться от Него, так как он может думать об отдельных существах, но это было бы ошибочно; ибо, когда разум рассматривает некоторое бытие в отдельности, он не только не удаляется от Бога, но, скорее, приближается, так сказать, к какому-нибудь из Его совершенств, представляющих это бытие, удаляясь от всех остальных. Во всяком случае, он удаляется от них таким образом, что не теряет их совершенно из вида и почти всегда имеет возможность искать их и приблизиться к ним. Они всегда представляются разуму, но разум созерцает их лишь в высшей степени неясно, по причине своей ограниченности и по причине величия идеи бытия. Вполне возможно некоторое время существовать, не мысля о себе самом; но, мне кажется, мы не смогли бы просуществовать ни одного мгновения, не мысля о бытии, и в то самое время, когда нам кажется, что мы не думаем ни о чем, нас неизбежно наполняет смутная и общая идея бытия; но так как вещи, которые нам весьма привычны и которые не затрагивают нас, не возбуждают достаточно сильно разума и не принуждают его несколько размышлять над ними, то эта идея бытия, как бы велика, обширна, реальна и положительна она ни была, нам столь привычна и столь мало нас затрагивает, что мы думаем, будто ее совсем не созерцаем, будто совсем над ней не размышляем, а затем решаем, что она мало реальна, что она образовалась лишь из смутного соединения всех частных идей; тогда как, обратно, всякое частное бытие мы созерцаем лишь в ней и чрез нее.
Идея, которую мы получаем в силу непосредственной своей связи со Словом Божиим, высшим разумом, не обманывает нас никогда сама по себе в противоположность идеям, которые мы получаем по причине нашей связи с нашим телом и которые представляют нам вещи совсем не так, как они суть. Однако я без опасения говорю, что мы столь дурно пользуемся наилучшими вещами, что неизгладимое представление об этой идее служит одною из главных причин всех неправильных абстракций разума, а следовательно, той абстрактной и химерической философии, которая объясняет все естественные явления общими терминами действия силы, причины, следствия, субстанциальных форм, способностей тайных свойств и т. п. Ибо, несомненно, все эти термины и многие другие не вызывают в разуме иных идей, кроме идей неопределенных и общих, т. е. таких идей, которые представляются разуму сами собою, без всякого труда