Тайны великих книг - Белоусов Роман Сергеевич (полные книги txt) 📗
Предложил он это и молодому русскому, оказавшемуся в конце августа 1857 года у дверей герценовского дома.
Записка, оставленная гостем из России, была короткой, всего несколько слов. Автор ее просил назначить удобное для визита время. В конце стояла подпись «П. Бахметев» и было указано место, где он проживал: «Саблоньер-отель».
В тот день Герцен направлялся в Лондон, поэтому решил сам зайти к незнакомцу.
Это был «молодой человек с видом кадета, застенчивый, очень невеселый и с особой наружностью седьмых-восьмых сыновей степных помещиков, довольно топорно отделанной. Очень неразговорчивый, он почти все время молчал: видно было, у него что-то на душе, но он не дошел до возможности высказать это», — рассказывал потом Герцен о своей встрече с Бахметевым.
Герцен пригласил его дня через два-три отобедать у него, но еще до этого случайно снова повстречал на улице.
— Можно с вами идти? — спросил Бахметев.
— Конечно, не мне с вами опасно, а вам со мной. Но Лондон велик…
— Я не боюсь, — и вдруг, закусивши удила, он быстро проговорил: — Я никогда не возвращусь в Россию… нет, нет, я решительно не возвращусь в Россию…
— Помилуйте, вы так молоды?
— Я Россию люблю, очень люблю, но там мне не житье. Я хочу завести колонию на совершенных социальных основаниях; это все я обдумал и теперь еду прямо туда.
— То есть куда?
— На Маркизовы острова.
Герцен смотрел на него с удивлением, пробовал уговаривать не спешить:
— Ведь и тут не все безотрадно и безнадежно.
— Да… да. Это дело решенное — я плыву с первым пароходом и потому очень рад, что вас встретил сегодня.
И вслед за тем заявил, что дело, предпринятое Герценом, пропаганда его — необходимы… И что он решился, оставляя навсегда родину, сделать что-нибудь полезное для него.
— У меня пятьдесят тысяч франков; тридцать я беру с собой на острова, двадцать отдаю вам на пропаганду.
Герцен поблагодарил Бахметева за добрые намерения, но взять деньги без расписки отказался.
— Ну, не будет нужно, вы отдадите мне, если я возвращусь; а не возвращусь лет десять или умру, употребите их на усиление вашей пропаганды. Только, — добавил он, — делайте, что хотите, но… не отдавайте ничего моим наследникам.
Затем Бахметев попросил Герцена свести его в банк к Ротшильду: «Хочу скорее отделаться от двадцати тысяч и уехать». На слова о том, что, может быть, он когда-нибудь вернется еще, может соскучиться на Маркизовых островах и у него явится тоска по родине, Бахметев лишь отрицательно покачал головой.
Загадочная судьба
Следующий день, накануне отъезда Бахметева, прошел в хлопотах и суете. В банке, куда они оба явились, Бахметев разменял ассигнацию на золото. Все смотрели на него с изумлением. Когда же он попросил выдать аккредитив на Маркизские острова, конторщики застыли с широко открытыми глазами. Директор бюро бросил на Герцена испуганный взгляд, который лучше слов говорил: «Он не опасен ли?»
Такого еще не бывало в банке Ротшильда — никто никогда не требовал аккредитива на Маркизские острова!
По дороге в отель заехали в кафе, расположенное неподалеку, и Бахметев, по просьбе Герцена, написал расписку на имя его и Огарева.
Окончив таким образом все дела, они отправились к Герцену обедать.
А на другой день Герцен пришел к Бахметеву в отель проститься. Тот был совсем готов. «Маленький кадетский или студентский, вытертый распертый чемоданчик, шинель, перевязан ремнем, и… и тридцать тысяч франков золотом, завязанные в толстом футляре так, как завязывают фунт крыжовнику или орехов». Перевязывая заново упакованные деньги, он по неосторожности рассыпал их, несколько пачек выскользнуло на пол.
И так едет этот человек на Маркизские острова! Герцен не на шутку встревожился — его убьют и ограбят прежде, чем он отчалит от берега. На предложение переложить деньги в чемоданчик Бахметев ответил, что тот уже полон. От саквояжа, который взялся ему достать Герцен, решительно отказался. Странный человек!
В полдень 1 сентября 1857 года английский клиппер «Акаста» поднял якорь и взял курс в сторону Тихого океана. На палубе в накинутой шинели (день был ветреный) стоял один из пассажиров. Он не оглядывался на покидаемую им землю. Взгляд его был устремлен вперед…
С тех пор о «маркизанском социалисте» никто ничего не слышал, следы его потерялись. Куда он девался, что с ним стало — неизвестно. Странный человек, загадочная судьба!
Роман о «новых людях»
…На десятый день Чернышевский решил прекратить голодовку. Однако борьба не была еще выиграна. Арестант продолжал настаивать на выполнении своих требований и грозил начать голодать снова.
В тот же день Николай Гаврилович, обессиленный физически, едва держась на ногах от слабости, но сохранивший поразительную твердость духа, завершил описание первого эпизода с Рахметовым.
Перед его взором вставали образы друзей и соратников, бесстрашных революционеров Н. А. Серно-Соловьевича, Зигмунда Сераковского, А. А. Слепцова. Друг народа, умный, волевой Рахметов, этот русский Гарибальди, во многом списан и с них. Все они были людьми рахметовского склада, «двигатели двигателей», «соль соли земли». Суровые и деятельные революционеры, подчас казавшиеся загадочными и непонятными, они поставили целью своей жизни освобождение народа от царизма. Время это, Чернышевский верил, не за горами. Близок час. И его роман поможет осознать это. Жаль, что Бахметев не понял этого тогда. Уехал. Где-то он теперь, удалось ли ему осуществить свой план — основать на неведомой земле справедливое общество? Нет, не-такой путь следует выбирать. Особенно теперь, когда началось брожение, когда каждый любящий Россию, деятельный человек необходим здесь. Чернышевский рисует общество будущего без рабства и унижения, где труд человеку в радость, где все равны. Проницательный читатель, задумавшись над образом «особенного человека» Рахметова, должен понять, что следует делать, в чем истина и как надо жить.
Сто десять дней ушло у узника Алексеевского равелина на то, чтобы дать ответ на этот вопрос. Сто десять дней он писал свою книгу. Работая над новыми главами, параллельно переписывал набело уже готовые, вносил в них поправки.
В мрачном, сыром равелине создавалась одна из самых светлых и радостных книг, преисполненных веры в будущее. «Будущее светло и прекрасно, любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, захватывайте у него в настоящее, сколько можно захватить — настолько будет светла и добра, полна радости и наслаждения ваша жизнь, насколько успеете вы перенести в нее из будущего. Стремитесь к нему, работайте для него! Приближайте его, переносите в настоящее, сколько можете перенести!»
Будущее это не за горами. «Надеюсь дождаться этого довольно скоро» — такими словами Чернышевский закончил свой роман.
Эту книгу надо было как можно скорее доставить на волю, пустить в жизнь. Сделать это, однако, было нелегко. Все, что писалось или переводилось арестантом Алексеевского равелина, должно было поступать в Следственную комиссию.
Судьба романа была в ее руках. К счастью, тупоголовые чиновники не поняли смысла творения Чернышевского. Рукопись поступала к ним по мере готовности глав. После Следственной комиссии они оказывались на столе обер-полицмейстера. Отсюда с разрешением на право печатать при соблюдении правил цензуры драгоценные листы доставлялись в редакцию «Современника». Здесь их ждали с нетерпением. Журнал напечатал уже анонс о том, что со следующей, третьей, книжки за 1863 год начнется печатание романа «Что делать?» (без указания фамилии автора). Теперь дело было в цензоре. Но тот, зная, что рукопись побывала в Следственной комиссии, не стал над ней особенно трудиться. Не долго думая, он подписал мартовский номер журнала, где печатались две первые главы. Дальше пошло в том же духе. В мае подписчики «Современника» уже читали последние главы.