Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция - Лосский Николай Онуфриевич (книги бесплатно читать без .txt) 📗
Свободы в таком мире быть не может; течение его представляется буддизму как цепь необходимых, неотвратимых явлений, обусловленных какою-то не зависящею от сознательных существ необходимостью. Личное индивидуальное бессмертие также отрицается здесь. В простонародье у буддистов сохраняется первобытное учение о переселении душ, но философия буддизма истолковывает его так, что оно перестает содержать в себе признание бессмертия. «Следует иметь в виду, – говорит Розенберг, – что не какая-либо душа переходит из одного тела в другое или из одного мира в другой, а что данный один и тот же внеопытный комплекс дарм (словом «дарма» означает неизвестный трансцендентный носитель мгновенного элемента), проявляющийся в данное время как одна личность-иллюзия после определенного промежутка времени проявляется в виде другой, третьей, четвертой и т. д. – до бесконечности.
Следовательно, ничего, собственно, не перерождается, происходит не трансмиграция, а бесконечная трансформация комплекса дарм, совершается перегруппировка элементов-субстратов, наподобие тому, как в калейдоскопе те же частицы группируются в новые, более или менее похожие друг на друга фигуры, но всё же индивидуально различные никогда не повторяющиеся» Каждая отдельная фигура до известной степени обусловлена или связана с предыдущей и в известном смыслевлияет на последующую. Процесс такой перетасовки происходит в силу безначальной инерции, и если не произойдёт приостановки или пресечения движения, то колесо бытия автоматически должно продолжать своё вращение» [CCCXXVI].
Эту своеобразную теорию, превращающую весь мир, данный в опыте, в раздробленное множество событий, сочетаемых в комплексы неизвестною трансцендентною силою, я бы назвал агностическим актуализмом. Пытаясь найти нечто соответствующее ей в европейской философии я сравнил бы это учение с феноменализмом Милля, сделав одну оговорку, что буддизм не превращает данные внешнего опыта в психические явления; в вопросе о том, что считать психическим и что отнести к области физического бытия, скорее эти учения можно сравнить с теориями Маха или Ресселя, сделав, однако, оговорку, что в теориях Махаили Ресселя нет агностицизма.
Без сверхвременного субстанциального центра личности невозможно для нас достижение индивидуальной и в то же время абсолютной полноты бытия. Индивидуальное личное своеобразие, понятое как только комплекс переходящих мгновенных событий, замкнутых в себе вследствие своей временности, рассматривается буддистом как зло, и сущность его он видит только в себялюбии. Достигая просветления, всякий будда возглашает в «гимне торжества»:
Я странствовал долго, я долго блуждал
Прикован и цепям бытия;
Рожденье рожденьем я часто сменял
И тщетно разведывал я:
Откуда в нас жизнь и сознанье?
Откуда страданье?
К чему это бремя повторных рождений
Для новых смертей и для новых мучений?
Но вскрылась мне тайна, в неё я проник:
Сознание личного я
И жажда его бытия – Вот жизни начало, вот смерти родник.
Внемли ж, Себялюбье, последнее слово:
Ты впредь не создашь мне обители новой.
Твоя уничтожена в корне основа;
Померкли соблазны твоих обольщений;
Достигнуты цели заветных стремлений:
Из области смерти и новых рождений
В иные мой дух устремляется страны
В края неизменной нирваны [CCCXXVII].
Направив все внимание только на временное бытие, буддист не замечает, что личность может быть источником не только себялюбия, но и бескорыстной любви к абсолютным ценностям, и центром бесконечного творчества.
Считая мир и личное индивидуальное бытие насквозь злом, буддист не может допустить существование Живого Личного Бога и не может усмотреть, что Он есть Творец мира. Загадку возникновения мира он не решает, а усугубляет, говоря, что всякое бытие, данное в опыте, есть результат «волнения», «суеты» или «помраченности» Абсолютного начала (Розенберг, 77). Познав эту «истину», буддисту ничего не остаётся, как поставить себе страшную цель уничтожения личного, индивидуального бытия и мира вообще. Из самой сущности этой цели последовательно вытекает, что спасение, согласно буддизму, достигается не посредством всеобъёмлющей любви ко всем существам в их индивидуальном своеобразии, а только посредством знания истины, что все в мире с начала и до конца есть зло [CCCXXVIII]. Последовательный буддизм исключает возможность любви, как полного принятая чужой индивидуальности и содействия творческому раскрытию и росту её; в нём нет также любви к Богу потому что он отрицает бытие живого личного Бога; он допускает только любовь как сострадание, ставящее целью освободить все существа от страданий, научив их, что нужно уничтожить своё личное бытие (см. Кожевников, II, 27, 466, 403-436).
Знание истины, что всякое мировое бытие есть зло, приводит к спасению, согласно буддизму, тогда, когда оно входит в плоть и кровь живого существа: оно уничтожает в нём волю к жизни, разрушает в нём не только тело, но и всю душевную жизнь вплоть до полного уничтожения личности. Для этой цели буддизм изобрел страшную систему аскетических упражнений, размышлений и созерцаний, медитаций и контемпляций [CCCXXIX].
Следствием их является угашение личной жизни и погружение в Нирвану. Иссякла, побеждена жизнь, закончена святость, свершен подвиг: мир этот более не существует. «Такова, – восклицает Готамо в одной из главных своих речей, – очевидная награда подвижничества. Иной, высшей и желательной награды – нет» [CCCXXX].
Предвкушение вечной смерти наполняет душу буддийских аскетов непонятным нам восторгом:
Сгорела я; истлела я;
Угасла я; остыла я,
И навсегда, и навсегда.
И не воскресну никогда.
Мир вечных смен, – разрушен он,
И к бытию нет возвращенья.
Все бытие истреблено,
И вытравлено все оно.
Жизнь выжжена вплоть до корней,
И не вернуться снова к ней [CCCXXXI].
Таким образом, по крайней мере, в отношении к мировому бытию буддизм есть религия и философия меоническая, утверждение небытия и смерти; наоборот, христианское учение есть религия и философия вечной личной жизни в Царстве Божием.
Сравнивая буддизм с христианством, попробуем поставить его в наиболее благоприятное положение. Поймем Нирвану не как Абсолютное Ничто, а как Сверхчто, т. е. как начало, обозначаемое термином «Ничто» лишь ввиду несоизмеримости его со всяким мировым бытием, со всяким мировым «что» [CCCXXXII].
И при этом условии останется, однако, непереходимая пропасть между христианством и буддизмом и сохранятся отрицательные черты буддизма или обнаружатся новые недостатки его. Христианство есть теизм: оно утверждает» что Бог есть Творец; а мировое индивидуальное личное бытие есть тварь; первозданное бытие абсолютно ценно и не подлежит уничтожению; даже и приобщаясь к Божественному бытию человеческое я остаётся индивидуальным я. Наоборот, буддизм есть пантеизм (термин этот здесь неудачен этимологически, так как Абсолютное у буддистов не есть Бог, но, приняв во внимание эту оговорку им можно пользоваться и в применении к буддизму). Проповедуя уничтожение личности и мирового бытия, он остаётся, с точки зрения личности и мирового бытия, чисто отрицательным учением: личность становится чистым ничто и» следовательно, не участвует в положительном Сверхчто Нирваны.