Третья волна - Тоффлер Элвин (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Вскормленные Западом, миллионеры, генералы и высокооплачиваемые технократы, стоящие у власти в Тегеране, пытались применить стратегию Второй волны, считая, что развитие — это в основном экономический процесс. Религия, культура, семейная жизнь, сексуальная роль — все эти проблемы решатся сами собой, если на долларовой бумажке будут нужные знаки. Культурная реальность мало значила для этих людей, потому что, погруженные в индустриальную реальность, они видели мир все более стандартизованным, а не двигающимся к многообразию. Сопротивление западным идеям считалось в этом кабинете, 90 % которого составляли выпускники Гарварда, Беркли и европейских университетов, просто — напросто признаком отсталости.
Несмотря на определенные уникальные обстоятельства — в частности, сочетание в Иране нефти и мусульманства, — многое из того, что там происходило, повторялось в большинстве стран, применявших стратегию Второй волны. С небольшими вариациями то же самое можно сказать о десятках беднейших обществ Азии, Африки и Латинской Америки.
Крах шахского режима в Тегеране породил широкие дебаты в других столицах — от Манилы до Мехико — сити [517]. Чаще всего звучал вопрос о темпах изменений. Были ли эти темпы слишком велики? Может ли правительство, даже располагая таким колоссальным источником доходов, как нефть, достаточно быстро создать средний класс, чтобы избежать переворота? Но иранская трагедия и смена режима шаха столь же деспотической теократией заставляют сомневаться в самих коренных посылках стратегии Второй волны.
Является ли классическая индустриализация единственным путем прогресса? Имеет ли смысл имитировать индустриальную модель в то самое время, когда индустриальная цивилизация переживает агонию?
Крах модели успеха
До тех пор, пока нациям Второй волны сопутствовал успех, т. е. они были стабильными, богатыми и богатели еще больше, их было легко рассматривать как модель для развития всего остального мира. Однако к концу 60–х годов наступил общий кризис индустриализма.
Забастовки, остановка производства, аварии, преступления и психологическая депрессия распространились по всему миру Второй волны. Журналы посвящали целые полосы обсуждению причин, по которым «все перестало работать». Пошатнулись как энергетика, так и семья. Нарушились система ценностей и система городского хозяйства. Загрязнение, коррупция, инфляция, отчуждение, одиночество, расизм, бюрократизм, разводы, бездумное потребительство — все эти силы сплотились для нанесения мощного удара. Экономисты предупреждали о возможности полного распада финансовой системы.
В то же время участники охватившего весь земной шар движения за охрану окружающей среды говорили о том, что загрязнение, а также истощение энергетических и прочих природных ресурсов скоро сделают невозможным нормальное функционирование уже существующих наций Второй волны. Кроме этого, подчеркивалось, что даже если стратегия Второй волны каким — то чудом сработает в бедных странах, то тогда вся планета превратится в гигантскую фабрику, что вызовет катастрофические экологические последствия.
По мере того как общий кризис индустриализма углублялся, наиболее развитые страны все больше погружались в печаль. И вдруг миллионы людей стали задаваться вопросом не о том, сработает ли стратегия Второй волны, а о том, захочет ли кто — нибудь создавать цивилизацию, которая сама себя загнала в такой чудовищный тупик.
Еще одно явление также подорвало веру в то, что стратегия Второй волны — единственный путь из нищеты к богатству. Эта стратегия всегда предполагала, что «сначала вы развиваетесь, а потом богатеете», что процветание — результат тяжелого труда, экономии, протестантской этики и длительного процесса экономического и социального преобразования.
Однако эмбарго СЭВ и неожиданный поток нефтяных долларов, хлынувший в страны Среднего Востока, перевернул это кальвинистское представление. В считанные месяцы миллиардные суммы обрушились на Иран, Саудовскую Аравию, Кувейт, Ливию и другие арабские страны, а мир увидел, что практически безграничное богатство скорее предшествовало преобразованию, нежели было его следствием. На Среднем Востоке именно приток денег обусловил стремление к «развитию», а не преобразования принесли их. Ничего подобного раньше никогда не происходило, по крайней мере в таких масштабах.
Тем временем нарастала конкуренция между развитыми странами. «При том, что южнокорейскую сталь используют в производстве в Калифорнии, телевизоры, произведенные в Тайване, продаются в Европе, а тракторы из Индии — на Среднем Востоке… При том, что Китай представляет собой главную потенциальную силу в экономике, возникает вопрос, насколько сильно развивающиеся страны подорвут индустриальные системы высокоразвитых стран, таких как Япония, Соединенные Штаты и Европа», — пишет токийский корреспондент для «Нью — Йорк Тайме» [518].
Бастующие французские сталевары поставили тот же вопрос более красочным образом. Они требовали положить конец «разгрому промышленности», а протестующие заняли Эйфелеву башню [519]. То в одной, то в другой из старых индустриальных стран представители промышленности и их политические союзники резко критиковали «экспорт рабочих мест» и внедрение индустриализации в отсталые страны.
Итак, у всех стран, как грибы, вырастали сомнения относительно того, сможет ли сработать хваленая стратегия Второй волны и стоит ли вообще пытаться заставлять ее работать.
Стратегия Первой волны
Столкнувшись с провалом стратегии Второй волны, подстегиваемые раздраженными требованиями отсталых стран полностью перестроить мировую экономику, сильно обеспокоенные собственным будущим, развитые нации в начале 70–х годов стали разрабатывать новую стратегию для бедных стран.
Чуть ли не за один день многие правительства, «организации развития», включая Мировой банк, Организацию интернационального развития и Совет по развитию, переключились на программы, которые вполне заслуживали названия стратегии Первой волны.
Эти программы представляют собой как бы полную противоположность стратегии Второй волны: вместо отрыва крестьян от деревни и перемещения их в переполненные города они призывают сделать упор на экономику деревни. Вместо концентрации усилий на экспорте определенной сельскохозяйственной продукции предлагается самообеспечение продуктами питания. Вместо слепой погони за увеличением валового нацио нального продукта в надежде, что доходы «просочатся» вниз, к беднейшим слоям, новая стратегия призывает направлять ресурсы непосредственно на «удовлетворение основных человеческих потребностей».
Вместо развития экономящих труд технологий новый подход предполагает интенсивное производство, требующее малых капиталовложений и энергозатрат и неквалифицированного труда. Предпочтение отдается не строительству грандиозных металлургических комплексов и городских фабрик широкого профиля, а узкоспециализированным предприятиям, приспособленным для сельской местности.
Отвергая установки Второй волны, защитники стратегии Первой волны показали, что многие промышленные технологии, перенесенные в отсталые страны, не принесли ничего, кроме вреда. Техника ломалась и оставалась неотремонтированной. Такие технологии требовали высоких затрат и часто импортного сырья. Квалифицированной рабочей силы не хватало. Поэтому, согласно новым теориям, таким странам нужны «адекватные технологии», иногда именуемые «мягкими», «промежуточными» или «альтернативными», т. е. «нечто среднее между серпом и комбайном» [520].
Скоро в США и в Европе возникли центры развития этих технологий, созданные по образцу Группы развития промежуточных технологий, основанной в 1965 г. в Великобритании [521]. Но в развивающихся странах тоже образовались подобные центры, которые начали во множестве поставлять технологические инновации.
