Спиноза - Соколов Василий Дмитриевич (е книги .txt) 📗
Решающей идеей Спинозе представляется идея абсолютной, актуальной бесконечности как наиболее ясная изо всех идей человеческого духа, если ему удается полностью отрешиться от смущающих дух чувственных идей. Эта главная идея кладет начало всем другим идеям (см. там же, 332 и 351) и составляет самый глубокий фундамент достоверного знания (см. 8, 2, 122). Отправляясь от нее, можно постичь «всю природу, как она реально существует в себе» (8, 1, 168).
Самый общий вывод интуитивно-рационалистической методологии Спинозы состоит в том, что максимально достоверное, подлинно философское понимание природы достигается не тогда, когда мы исходим из опытно-чувственных идей, начиная с познания внешних тел, а только тогда, когда отправляемся из глубин собственного духа. И только в этом случае философски мыслящему уму удается полностью преодолеть свою субъективность и выйти на широкие просторы природы-вселенной, ибо «то, что заключается в уме объективно [2], необходимо должно существовать в природе» (8, 1, 388). Уже с начала своей философской деятельности нидерландский мыслитель был убежден в том, что четко сформулировано в «Трактате об усовершенствовании разума», а именно — в единстве, «которым дух связан со всей природой» (там же, 323). Теперь нам и пора обратиться к этому учению о природе.
Глава III. «Бог, или субстанция, или природа»
Исконную философскую проблему природы в эпоху Спинозы невозможно было осмысливать вне достижений бурно прогрессировавшего тогда математического естествознания. Но почти равным образом ее нельзя было представить, не считаясь с многовековой традицией философско-теологической мысли, в фокусе которой находилось многозначное представление о боге. Мы сосредоточим сейчас внимание прежде всего на первом аспекте осмысления природы в философской доктрине Спинозы.
Как отмечалось выше, нидерландский мудрец не принадлежал к числу крупнейших естествоиспытателей своего века. Однако он живо интересовался его проблемами и в меру своих возможностей стремился также непосредственно заниматься ими. Правда, подтверждения этому мы почти не найдем ни в «Этике», ни тем более в «Богословско-политическом трактате», но найдем в переписке их автора (особенно с Ольденбургом, секретарем лондонского Королевского общества, одного из главных очагов естественнонаучной мысли в Европе той эпохи).
Излагая ему философскую программу и подчеркивая ее отличие от философских учений Бэкона и Декарта, Спиноза писал, что их «первая и самая важная ошибка заключается в том, что оба они очень далеки от понимания первопричины и происхождения всех вещей» (8, 2, 388). Именно эта мысль и привлекла наибольший интерес Ольденбурга, который в своих дальнейших письмах настойчиво просил Спинозу сообщать ему результаты его «возвышенных и трудных исследований относительно того, каким образом каждая отдельная часть природы согласуется с ее целым и как она сцеплена с остальными частями» (там же, 509). Ощущая неспособность Бойля и других лондонских естествоиспытателей к решению этой сугубо философской проблемы, корреспондент Спинозы даже предлагал последнему своего рода научно-философскую кооперацию между ним и членами Королевского общества. «Да будет мне позволено, — писал его секретарь уже в Ворбург в августе 1663 г., — побудить Вас главным образом к дальнейшему обоснованию принципов всего сущего… тогда как моего благородного друга Бойля я непрестанно подговариваю к тому, чтобы он подтверждал и иллюстрировал эти принципы посредством многократно и тщательно произведенных экспериментов и наблюдений» (там же, 443).
Ответы самого Спинозы свидетельствуют, что он продолжал напряженно думать над тем, «каким образом вещи начали существовать и в какого рода зависимости они находятся от первопричины…» (там же, 407). Эти слова показывают, что Спинозе, как и многим предшествующим и современным ему философам, в особенности Декарту, был отнюдь не чужд генетический подход к природе, стремление понять происхождение многообразия природных вещей и явлений.
Целостное воззрение на природу, играющее столь значительную роль в методологии спинозизма, в сущности с необходимостью включает в себя и генетическое ее истолкование. Свидетельство тому мы находим и в «Богословско-политическом трактате», где автор писал, например, что «метод истолкования природы состоит главным образом в том, что мы излагаем собственно историю природы» (8, 2, 106) и даже что «всеобщая история природы» составляет основание философии (там же, 198). Впрочем, под «историей природы» Спиноза разумеет здесь прежде всего ее описание.
Философы, пытавшиеся решить проблему генезиса природы начиная с античности и вплоть до эпохи Возрождения, чаще всего исходили из различных органистических аналогий, то есть из аналогий между окружающей человека природой и самим человеческим или животным вообще организмом. На этом пути натурфилософы сформулировали ряд динамических идей относительно природы, рассматривая ее полной спонтанных сил и движения в определенном направлении. Большое распространение в ренессансной натурфилософии получила, в частности, идея «развертывания» космоса из некоего единого начала и его «свертывания», то есть обратного движения его в лоно того же начала. Влияние подобных органистических аналогий мы находим и в произведениях нидерландского философа, особенно в его переписке.
Но в целом такого рода аналогии уже не могли играть ведущей роли в спинозовском осмыслении природы. Такую роль стали играть у него аналитические методы осмысления природы, неразрывно связанные с математическим естествознанием того столетия. Абсолютизируя приемы, применявшиеся в математике его эпохи, критерий научности, как мы видели, Спиноза усматривал прежде всего в способности ученого к построению теории a priori, интуитивно-дедуктивным путем, теории, выраженной в интуитивно-аналитических суждениях. Такой метод, сугубо неисторически трактовавший теорию, был бессилен в деле решения грандиозной задачи о генезисе природы.
1. «Субстанция есть причина самой себя»
Эта задача уже у самых первых древнегреческих философов решалась с помощью категории первоначала. Тогда в качестве такового выступали различные природные стихии — вода, земля, воздух, огонь порознь или в том или ином сочетании. Разумеется, таким стихиям придавалось обобщающее значение. В дальнейшем появилась и категория материи как абстрактной первоматерии, недоступной непосредственному восприятию чувств, вполне определенно у Аристотеля. Однако для автора «Метафизики» проблема человеческого духа, в особенности в его высших, теоретических способностях, оказалась более сложной, чем проблема физической природы. Отсюда предпочтение материалистическому решению основного вопроса философии идеалистического решения, какое мы находим в этом и других произведениях Аристотеля, более склонявшегося к «линии Платона», чем к «линии Демокрита».
В философии христианства, подводившей своего рода теоретическую базу под его теологические представления и одновременно оказавшейся в непосредственной зависимости от этих представлений, решение основного вопроса философии, неразрывно связанное с той же проблемой творческих способностей человеческого духа, приняло фантастическую форму учения о творении внеприродным и личным богом — все тем же абсолютизированным и олицетворенным человеческим духом — всей многообразной природы (включая и первоматерию) «из ничего» в течение очень краткого времени, в шесть дней, согласно Ветхому завету. Это основоположное монотеистическое представление христианской теологии и философии, разделявшееся как иудаизмом, где оно и зародилось, так и мусульманством, принято именовать креационизмом.
В схоластической философии западного средневековья бога обычно именовали «существом, превыше которого ничего нельзя мыслить». Личный бог христианского монотеизма осмысливался здесь как внеприродный абсолют, категория которого была выработана в античной идеалистической традиции (Платон — Аристотель — неоплатоники). Согласно ортодоксальнохристианской точке зрения, этот личностный абсолют полностью независим от природы и от человека, в то время как природа и человек, напротив, полностью зависят от него. Однако в осмыслении бога, божественной деятельности, ее отношения к природе и человеку в средневековой философии существовали различные точки зрения, порой весьма отклонявшиеся от этой ортодоксальной позиции и осуждавшиеся официальной церковной доктриной, притом не только христианской, но в ряде случаев и мусульманской, и иудейской. В эпоху Спинозы сохраняли, можно сказать, обязательную силу представления о боге как о первопричине природно-человеческого бытия. И Спиноза исходил из этого представления, но развивал его в духе наиболее прогрессивных традиций средневекового и ренессансного философствования, и притом серьезно измененных, вернее, даже преобразованных воздействием передовой методологии, рассмотренной нами в предшествующей главе.
