Английская Утопия - Мортон Артур Лесли (первая книга .txt) 📗
В «Рае бедняка» иное звучание:
В «Леденцовых горах» читаем:
Тогда как в «Рае бедняка»:
Кроме того, легко увидеть, что в «Рае бедняка» в понятие праздности вкладывается новый и более революционный смысл — тут уже говорится о перевороте в положении классов:
Наиболее разителен контраст в заключительных стихах. Вместо довольно развязно жалкого тона в «Леденцовых горах»:
мы в «Рае бедняка» читаем:
Таким образом, идея страны Кокейн, попав к деклассированным элементам в среде бродячих рабочих, утратила присущие ей мотивы классового протеста, тогда как подхваченная людьми, создавшими организацию «Индустриальные рабочие мира» с ее непревзойденной летописью упорной и бесстрашной борьбы, эта идея и лежащие в ее основе неизменные мотивы еще более развиты и обогащены благодаря соприкосновению с современным социализмом.
В самом деле, при всей фантастичности своей формы Кокейн предвосхищает некоторые основополагающие концепции современного социализма. Социализм, если понимать под ним не академическое изготовление схем, должен вырастать непосредственно из желаний и надежд народа. Оттуда он черпает свои жизненные силы, актуальность и уверенность в конечной победе. Бесклассовое общество — это Кокейн, осуществленный при помощи научных знаний. Социализм находится в согласии со «Страной Кокейн» прежде всего в отношении веры в то, что изобилия можно достигнуть, и притом без нескончаемой и мертвящей душу тяжелой работы. Наивная и живописная форма, в какую облеклось в литературе о стране Кокейн это безусловно правильное убеждение, объясняется невозможностью в те времена, когда она появилась, даже частично претворить ее в жизнь из-за низкого уровня техники средневекового производства. Покорение природы только начиналось, и поэтому окончательное торжество человека над ней можно было себе представить лишь как результат волшебства, в символическом плане. В этом смысле «Страна Кокейн» представляет начало диалектического развития концепции Утопии, нашедшей свое кульминационное выражение в самом крупном и самом социалистическом произведении этого типа, а именно в «Вестях ниоткуда» Уильяма Морриса. Эта книга как бы вобрала в себя все богатство и весь опыт философских утопий, появившихся за весь предшествующий период, и заново связывает их с оставленными без внимания, но не умирающими надеждами народных масс. Одна из основных задач данной работы состоит в том, чтобы проследить, как развивался этот первоначальный образ в по следующей истории английской утопии.
Мы должны будем коснуться еще одного важного вопроса: нам предстоит выяснить, как мыслились в Кокейне взаимоотношения между человеком и природой. Как мы уже видели, люди в средние века очень ясно отдавали себе отчет в том, что находятся в состоянии борьбы с внешней средой. Они глубоко чувствовали враждебность мира, краткость и превратность человеческой жизни. Человек считал себя чужестранцем, временным гостем, переходящим из мрака в сумерки, чтобы снова погрузиться во мрак. Ужас перед этими потемками жизни лишь слегка просветляла церковь, обещавшая людям небесную жизнь, но тут же, угрожая адом, делала этот мрак еще более непроницаемым и жутким. В этом источник чувства ограниченности духовных сил человека, нашедшего свое выражение в догмате о первородном грехе. Церковь рассматривала человека и природу как две отдельные и противоположные силы и считала, что долг первого — противостоять как внешнему миру, так и всему мирскому в самом себе. Борьба человека со всем мирским вне и внутри себя была, по мнению церкви, тем единственным средством, которое не давало ему снизойти до положения животного; церковь утверждала, что при той человеческой природе, какой она есть в действительности, самое большее, на что было бы разумно надеяться человеку, — это устоять от падения и спасти свою душу.
Кокейн воплощает отказ от этой пессимистической и реакционной точки зрения. В стране Кокейн счастье и наслаждение изобилием, а также чувство товарищества являются исходным пунктом для установления гармонии между человеком и окружающим его миром для покорения им природы, но покорения возможного лишь потому, что человек является частью природы, а не противостоит ей. В этом отношении Кокейн можно рассматривать как раннего, еще едва заметного предвестника гуманизма — философии буржуазной революции. К гуманизму мы вернемся, когда будем говорить о Море и Бэконе. Но уже сейчас нам надо отметить, что, несмотря на свое узкое и механическое понимание природы прогресса, гуманизм — с его настойчивым утверждением возможности и самого существования прогресса, противопоставленным статической картине мира средневековой философии, с его верой в добродетели и достоинство человека, а не в греховность и беспомощность его — был исторически необходимым и весьма ценным направлением общественной мысли. Гуманизм дал возможность верить в то, что человек способен преобразовать мир в соответствии со своими желаниями, тогда как церковь учила его тому, что он в состоянии лишь спасти себя от всего мирского. Без такой веры невозможно само представление об Утопии: в этом причина того, что вполне развитая и сознательная утопическая мысль не могла зародиться среди философов ни в античном мире, ни на заре буржуазной революции.
ГЛАВА II.
ОСТРОВ СВЯТЫХ
Быстрый разумом сэр Томас Мор путешествовал в области чистых противоречий, так как он видел, что большинство стран испорчено дурными обычаями и что княжества являются ничем иным, как большими царствами пиратов, создавших их путем насилия и убийства и удерживающих под своей властью посредством тайных козней и кровопролития; что в главнейших процветающих королевствах не было равного или справедливого распределения богатства между всеми, но сказывался заговор богатых людей против бедных, богатые незаконно присваивали себе всяческие блага, якобы во имя интересов всего государства; он Мор про себя решил изложить план совершенного государства или управления людьми, который впоследствии и назвал своей «Утопией».
1. Мор — гуманист
Два века отделяют «Страну Кокейн» от «Утопии» Томаса Мора, и за этот период произошли большие перемены. В этот период происходил интенсивный процесс расслоения среди крестьян и феодальное натуральное хозяйство средневековья уступало место более современной экономике, основанной на производстве продуктов для сбыта на рынке. Как мы уже отмечали, в XIV веке институт крепостничества подвергся глубоким изменениям, а в XV веке он почти исчез и серв превратился в свободного земледельца. Было бы ошибочно создавать себе какие-либо иллюзии об этой эпохе, но вместе с тем ее не без некоторого основания называли «золотым веком» [23]. Однако в силу самой природы вещей такое положение могло касаться лишь части населения и длиться недолго: если Англия и была когда-либо «старой веселой Англией», то это веселье было кратковременным. Развал средневековой деревенской общины освободил сервов, но вместе с тем нарушил и основу их безопасности: освобождение серва от его прикрепления к земле создавало условия, при которых он мог быть согнан с нее вообще.
