География растений - Вульф Е. В. (версия книг .TXT) 📗

живет удивительное животное Diplozoon paradoxum, открытое уже

упомянутым ученым: животное крестообразно-сросшееся, с двумя

головами и двумя хвостами.

Если существование так называемых метеорных инфузорий

более чем сомнительно, то, тем не менее, нельзя отрицать, что точно

так же, как падает из атмосферы пыльца ели, и инфузории могут

пассивно быть подняты водяными парами и в течение некоторого

времени парить в воздушных слоях. Это обстоятельство необходимо

учесть в связи со старым спором о самозарождении9 (Generatio

spontanea) тем более, что Эренберг, как уже выше сказано, открыл,

что пыльный дождь, подобный туману, застилающий горизонт,

которому часто подвергаются мореплаватели вблизи островов Кап^

Верде и до 380 морских миль расстояния от африканского побережья,

содержит остатки 18 видов кремне-панцырных мелких животных.

Обилие организмов, пространственное распространение

которых изучает география растений и животных, распределяется или по

различию и относительному числу основных форм^ а также по

строению представленных родов и видов, или по числу индивидуумов

каждого вида на данной площади определенной величины. Растения,

как и животные, существенно отличаются в зависимости от того,

ведут ли они изолированный или общественный образ жизни.

Виды, которые я назвал общественными, покрывают

однообразным покровом пространства большого протяжения. Сюда относятся

многие морские водоросли, лишайники, кладонии и мхи в

пустынных равнинах северной Азии, злаки и кактусовые, Avicennia10

и мангровые в тропиках, леса хвойных и-берез в балтийских и

сибирских низменностях. Этот характер географического распространения

растений, наравне с индивидуальной формой их и величиной,

строением листьев и цветов, и определяет главным образом

физиономический характер страны.

Подвижная картина животной жизни, столь разнообразная

и привлекательная, столь способная возбуждать в нас чувства

удовольствия или отвращения, несмотря на это почти не участвует

в выражении общей физиономии страны или во всяком случае не

оказывает на нее такого влияния.

Земледельческие народы искусственно увеличивают господство

общественных растений, распространяя на многие места умеренной

и северной зон характер однообразия природы. Вместе с тем они

способствуют вымиранию дикорастущих растений и невольно

распространяют другие, следующие за человеком в его дальних

странствованиях. Роскошная зона тропического мира сильнее

сопротивляется таким насильственным изменениям природы.

Наблюдатели, пересекшие в короткое время большие

пространства, поднимавшиеся на горные вершины, на которых

климатические пояса переходят один в другой, должны были почувствовать

закономерность распределения растительных форм. Они собирали

сырой материал для, науки, имени которой еще не существовало.

Те же самые растительные пояса, которые в XVI столетии кардинал

Бембо, будучи еще юношей, описал для Этны, Турнефор снова нашел

на Арарате. Этот последний сделал остроумное сравнение

альпийской флоры с флорой равнин под различными широтами; он первый

обратил внимание, что поднятие' местности над уровнем моря

оказывает на распределение растений такое же влияние, как и расстояние*

от полюса на равнине. Менцель в неопубликованной «Флоре Японии»

случайно употребил название «География растений». Это название

повторяется опять в фантастических, но привлекательных «Этюдах о»

природе» (Etudes de la nature) Бернардена де Сан-Пиерр. Но

научная обработка этого предмета началась лишь тогда, когда привели

в тесную связь географию растений с учением о распределении тепла

на земле, когда начали подразделять растения на естественные се-

мейства и, таким образом, получили возможность различать

численно, какие формы от экватора к полюсу увеличиваются или

уменьшаются в своем численном составе, в какой пропорции стоит каждое

семейство в различных областях земного шара, по отношению ко всей

массе в них растущих явнобрачных.

Счастливейшим обстоятельством моей жизни, как раз в то время,

когда я занимался почти исключительно одной ботаникой, была

возможность направить свои исследования на упомянутые объекты,

именно в тот момент, когда моим занятиям благоприятствовало

созерцание величественной и богатой климатическими

противоположностями природы.

Учение о географическом распространении животных форм, о

котором Бюффон первый изложил общие и большею частью вполне

правильные понятия, могло бы в настоящее время извлечь многа

пользы из успехов географии растений.

Изотермические и в особенности изохименические11 линии

представляют собою границы, через которые определенные растения

и недалеко переселяющиеся животные в направлении полюса или

вершин покрытых снегом гор редко переходят. Лось, например,

живет на Скандинавском полуострове почти десятью градусами

севернее, чем в глубине Сибири, где линия одинаковой зимней

температуры образует такую резкую вогнутость.

Растения переселяются как бы в яйце: семена многих из них

приспособлены благодаря особым органам к дальнему воздушному

путешествию. Но раз укоренившись, они становятся зависимее от

почвы и температуры окружающего их воздушного слоя. Животные

расширяют по своему желанию от экватора к полюсу ареал своего

распространения,—в особенности там, где изотермические линии

становятся выпуклыми и жаркое лето следует за суровой зимой.

Королевский тигр, ничем не отличающийся от индийского, каждое

лето проникает в Азии до широты Берлина и Гамбурга, как это было

указано Эренбергом, а также в другом месте и мною.

Группировки или ассоциации растительности, которые мы

привыкли называть флорами (растительными областями), насколько

мне кажется, по тому что я на земле видел, ни в коем случае не

обусловливаются преобладанием какого-либо одного семейства, которое

давало бы право установить географические царства зонтичных,

или видов Solidago, губоцветных или банановых. Моя личная точка

зрения уклоняется в этом пункте от взглядов многих прекрасных

и мне дружественных ботаников Германии.

Отличия характера флоры высокогорий Мексики, Новой

Гранады и Кито от таковых в Европейской России и Северной Азии

заключаются, как мне кажется, не в превосходстве числа видов,

образующих одно или два естественных семейства, а в значительно

более сложных соотношениях совместной жизни многих семейств и

относительной числовой ценности их видов. На лугу или в степи

господствуют главным образом злаки и осоковые, в наших северных лесах—

хвойные, плюсконосные (Cupuliferae) и березовые, но это

преобладание форм является лишь кажущимся и обманчивым, вследствие

того общего облика, который приобретают общественно живущие