Сад Эдема - Ларичев Виталий Епифанович (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
камней; во-вторых, теперь их использование можно было смело связывать с деятельностью человека совершенно определенного типа; древность Homo sapiens, как и предполагали, выходила за пределы миллиона лет; мозг современного типа сформировался необычайно рано, но нижняя челюсть лицевого скелета отставала в развитии и поэтому сохраняла в значительной мере антропоидные черты; обезьянолюди — питекантроп и неандерталец — представлялись теперь, как и предсказывалось многими антропологами, не предками человека, а чудом сохранившимися «этнографическими пережитками недостающего звена», загнанными в тупик и обреченными на вымирание. Сомнения и скептицизм по отношению к «человеку зари», естественные в таком сложном деле, рассеивались новыми находками в Пильтдауне, которые следовали одна за другой: клык оказался в точности таким, каким его предсказывал Вудворд, обработка кости подтверждала «высокий умственный статус» эоантропа, а открытие в Шеффилд Парке разрушило представление об уникальности существа из Пильтдауна. Волею счастливо сложившихся обстоятельств скептики, казалось, были загнаны в угол.
В эоантропе, таким образом, кое-кто видел то, что желал видеть. Осуществление предположений и надежд ослепляло и притупляло настороженность. К тому же, поскольку с открытием связывались имена людей известных и уважаемых в мире науки, абсурдной казалась мысль о возможности ошибки или преднамеренного обмана. Речь шла о вещах слишком серьезных, чтобы заподозрить кого-нибудь из них в шутке или каверзе. Неудивительно поэтому, что критицизм в среде антропологов Англии, Франции, Германии и США в подавляющем большинстве случаев не перерастал в подозрение о подделке. Споры велись главным образом относительно возможности совмещения обезьяньей челюсти и человеческой черепной крышки, о видовой принадлежности антропоида, которому принадлежала челюсть, о возрасте эоантропа и оправданности возведения его в ранг «недостающего звена»…
Кому же предъявлять обвинение в содеянном? Для ответа на этот вопрос тоже требовались точные и объективные доказательства. Облик человека, затеявшего пильтдаунскую аферу, вырисовывался достаточно определенно. Во-первых, он, бесспорно, находился в курсе главных проблем «недостающего звена» и отчетливо представлял, каким оно должно быть. Во-вторых, он знал, в каких геологических слоях и в сопровождении какого по видовому составу комплекса вымерших животных можно ожидать открытия «самого древнего англичанина». В-третьих, он довольно свободно ориентировался в археологии древнекаменного века, поскольку в гравиевой яме Баркхам Манер были обнаружены эолиты, грубые отщепы и камень № 606, напоминающий рубилообразное орудие. В-четвертых, он достаточно хорошо разбирался в анатомии человека, чтобы предусмотреть многое из того, на что обратят внимание антропологи и о чем будут спорить: он сломал подбородочную часть нижней челюсти и суставные части восходящей ветви, зародив у антропологов сомнения, антропоидная она или нет, и посеяв разногласия среди специалистов при реконструкции черепа; подпилил коренные зубы, имитировав характерный для человека плоский износ жевательной поверхности и подтолкнув тем самым антропологов к выводу о совместимости обезьяньей челюсти и человеческой черепной крышки; обломал корни зубов, зная, что челюсть будут просматривать в рентгеновских лучах; среди обломков черепа подбросил ту часть, которая позволяла предположить у восходящей ветви обезьяньей челюсти такие же суставы, как у человеческой; не забыл даже ввести в альвеолы зубов крупные зерна песка, которые при просмотре челюсти в рентгеновских лучах создавали видимость фоссилизации (ископаемого состояния) современной кости антропоида. В-пятых, он был человеком опытным в химии и мастерски подобрал цвет красящего вещества, с помощью которого большинство находок не отличалось по окраске от железисто-кремнистого пильтдаунского гравия. В-шестых, он знал обстоятельства и условия открытия питекантропа, гейдельбергской челюсти и неандертальцев, чтобы, «сконструировав» свое «недостающее звено», разработать правдоподобный сценарий нового стоящего открытия. «Герою» Пильтдауна не откажешь ни в специальных знаниях, ни в богатом воображении, ни в отчаянной дерзости.
Перечисленные качества ограничивали круг людей, которым можно было бы предъявить обвинение. К подделке, конечно, не имели отношения арендатор фермы Баркхам Манер Кенвард и его дочь Майбл, рабочие Венус Харгрейвс, Стефансен и Том Пэйгит, которые добывали гравий, разбрасывали его на дороге или участвовали в раскопках, а также Конан-Дойль, трижды посетивший берега Узы в первый год раскопок. Из подозреваемых лиц следовало также исключить Сэма Вудгида, давнего друга Даусона, школьного учителя из Акфилда, который, пожалуй, первым узнал об открытии, вместе с Даусоном участвовал в предварительном осмотре гравиевой ямы, а затем производил химический анализ обломков черепа, подтвердив его ископаемый характер. Дело в том, что интересы Вудгида ограничивались химией и не распространялись на палеонтологию и геологию. Примечательно также, что он гордился своей причастностью к знаменитому событию, о чем неоднократно говорил жене и сыну. Вудгид был среди тех, кто хоронил Даусона в 1916 г. в городе Луисе. Вне подозрений оставался также второй друг Даусона — Эдгар Вилбит, помогавший ему в поисках продолжения пильтдаунских гравиев; он также специально не интересовался ни палеоантропологией, ни палеонтологией и поэтому не мог разработать коварный план.
Наибольшее подозрение в этой ситуации вызывало имя «суссекского оракула выдающихся событий», геолога — любителя и ювелира Луиса Аббота, члена кружка Бенджамина Гаррисона. Разве не он неустанно твердил о возможности открытия на юго-востоке Англии плиоценовых горизонтов и, по его собственным словам, советовал Даусону осматривать гравии высоких террас реки Узы на предмет поисков там останков ископаемого человека? Авторитет Аббота в области палеонтологии и археологии был столь высоким, что Даусон апеллировал к нему после открытия в Пильтдауне эолитов и костей животных (знаменитое «Аббот не сомневается!», написанное Даусоном в письме Вудворду в июне 1912 г.). Все, кроме того, знали, что Аббот увлекается эволюционной биологией Гексли и любит порассуждать относительно антропоидных и человеческих черт строения останков «недостающего звена». В его домашнем музее находились многочисленные коллекции эолитов, разнообразные кости животных и человека. Примечательна также оценка Абботом пильтдаунского открытия как «величайшего по значению». Он опередил Даусона и Вудворда, напечатав в феврале 1913 г. в газете «Hastings Observer» статью с рассуждениями об анатомических особенностях черепа эоантропа, о смешении в нем черт шимпанзе, гориллы и человека, о «шимпанзоидных деталях строения» челюсти. Поскольку детальное описание находки Даусона и Вудворда появилось в «Квартальном журнале Геологического общества» лишь в марте 1913 г., а популярная статья Даусона в «Hastings naturalist» — 25 марта, то отсюда следовало, что летом 1912 г. Аббот имел возможность изучать челюсть и череп. Во всяком случае, ясно, что факты, сообщенные 18 декабря 1912 г. в лекционном зале Барлингтон Хауза, были слишком общими, чтобы составить базу для рассуждений Аббота в «Hastings Observer».
Однако с уверенностью объявить Аббота виновником пильтдаунской подделки было невозможно. Прежде всего, было бы непонятно, почему он решил подбрасывать то, что могло стать для него желанной сенсацией, своему другу Даусону. Ведь сколько стараний пришлось позже приложить Абботу, чтобы все узнали из газет и писем о его предсказании возможности открытия ископаемого человека в плиоценовых гравиях Пильтдауна, о его «подталкивании» Даусона, о правильной оценке первых фрагментов черепа как ископаемых костей, которые Даусон будто бы принял вначале за «природные конкреции»! С какой стати Абботу нужно было рассказывать геологу Эдмонсу в 1924 г. о том, что он изучал с Даусоном череп эоантропа за 6 месяцев до того, как о нем узнал Вудворд, и что они с другом окрасили обломки в бихромат, «чтобы они затвердели»? Следует также учитывать, что, согласно сведениям, собранным Вейнером, Аббот рассорился с Даусоном в 1915 г. в связи с его нападками на теорию эолитов. Дело дошло до того, что Аббот написал Даусону «оскорбительное письмо». Если Аббот действительно хотел «зло подшутить» над другом, то почему он не воспользовался случаем отомстить ему, объявив о мистификации? Этого не случилось; напротив, вплоть до смерти в 1933 г., когда Абботу исполнилось 80 лет, он не переставал подчеркивать свою роль в пильтдаунской истории.
