Дарвинизм в XX веке - Медников Борис Михайлович (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Революция производства, начавшаяся с приходом к власти капитализма, не только, как писали Маркс и Энгельс, освободила народные массы от «идиотизма деревенской жизни». Она вызвала бурный распад изолятов, породила огромные города с вавилонским смешением людей, короче — гетерозиготность человечества стала повышаться. Переход в ряде стран, в первую очередь в нашей, к новой, социалистической формации, ускорил этот процесс — отменой ограничений имущественных, национальных и религиозных.
Общеизвестно благотворное влияние скрещивания на рост и жизнеспособность гибридов (гетерозис). Не потому ли акцелерация менее выражена в сельских местностях по сравнению с городами? Ведь в селах действие инбридинга сказывается до сих пор сильнее, чем в городах.
Быть может, это и есть эволюция человека? Скорее, возвращение к прежнему типу, не изуродованному генетическими последствиями несовершенных социальных отношений. Первые европеоиды — кроманьонцы — имели в среднем рост 187 см и мозг от 1600 до 1900 см3!
Подойдем к вопросу о будущем человека как вида с другой стороны. Какие факторы могут в настоящее время и в будущем влиять на эволюцию человека?
Отбор? Внутривидовая борьба исчезла; действие факторов внешней среды, стимулировавшее в свое время расообразование, сходит на нет.
«Волны жизни», колебания численности? Численность человечества сейчас не колеблется. Она растет с постепенным замедлением и где-то в третьем тысячелетии стабилизируется.
Изоляция, ограничение панмиксии? Она также исчезает, и человек в будущем станет чуть ли не единственным на планете панмиксным видом.
Генетико-автоматические процессы, дрейф генов? Они заметно сказываются лишь при численности популяции ниже 500 членов. Уже сейчас эта цифра для человека много выше и все увеличивается.
Остается мутационный процесс; но, как мы ранее убедились, по своей сути он не созидает виды; это начало разрушающее, повышающее энтропию. Без отбора он бессилен. Так что «головастик» не появится на Земле — хотя бы потому, что развитие головного мозга у человека отнюдь не гарантирует многочисленного потомства. Семьи интеллектуалов обычно малодетны. В свое время мечтали об улучшении рода человеческого путем системы рекомендаций рациональных браков. Серебровский ядовито писал об этих мечтаниях: «Если умный будет выбирать себе умную жену, то оставшийся дурак женится на оставшейся дуре и еще вопрос, кто из них наплодит больше потомства. И никакими „поощрениями к размножению“ помочь здесь будет невозможно, ибо умная жена не будет рожать наперегонки с дурой не потому, что она ограничена в средствах, а потому, что она умная и в рожательную машину превращаться не хочет».
На мой взгляд, сказано до беспощадности ясно. Естественный отбор исчез в человеческом обществе и бессмысленно пытаться применять к самим себе искусственный. В связи с этим возникает вопрос: как быть с мутационным процессом, непрерывно отягощающим генофонд человечества? Хромосомные аберрации, правда, отсекаются немедленно, так как носители их, как правило, или нежизнеспособны сами, или же не могут оставить потомства. Но точковые мутации, мелкие инверсии и нехватки могут накапливаться в скрытом виде и выщепляться в гомозиготах.
На пути их, однако, стоит возрастающая панмиксия человечества. Если она будет дополнена строгой научной системой генетических консультаций, «разбалтывающее» действие мутаций можно остановить. А впереди открываются заманчивые перспективы «генной инженерии», синтеза нужных генов и пересадки их в геномы неблагополучного по этим генам потомства.
А дальше, в самом отдаленном будущем? Пожелает ли человек сохранить в неприкосновенности строение своего организма, в общем унаследованное от узконосой обезьяны?
Не берусь судить за наших, отдаленных от нас тысячами лет потомков. Но в принципе не исключено, что их может вообще не устроить организация той материи, которая известна нам — электронные поля атомов и мезонные поля ядер, и они пожелают стать чем-то иным — тем, что нам неведомо, как были неведомы электроны и мезоны питекантропу.
Заключение
Пора прощаться с читателем — а я вижу, что не рассказал еще о многом, а о еще большем круге проблем, стоящих перед эволюционной теорией наших дней, был вынужден из-за недостатка места упомянуть лишь вскользь. Я утешаю себя тем, что писал не учебник по дарвинизму, а потому имел право акцентировать внимание — свое и читателей — на тех вопросах, которые лично мне представляются наиболее важными.
Все же мне кажется, что основную проблему, стоявшую передо мной, я осветил достаточно подробно. Эта проблема — борьба телеологизма и материализма в теории эволюции, идущая уже тысячи лет — от Аристотеля, Фомы Аквинского и Ламарка до наших дней. Материализм в биологии и сейчас имеет дело с невыдуманным противником. Особенно активно пропагандирует телеологические идеи самое реакционное направление современной буржуазной философии, официальная идеология Ватикана — неотомизм, воскрешающий идеи Фомы Аквинского. Вот что пишет, например, профессор из ФРГ Р. Нахтвей в книге, многозначительно названной «Ложный путь дарвинизма»: «Целесообразные, рациональные изменения тела, которые возникают как результат живого взаимодействия между организмом и средой, в конце концов закрепляются в наследственности. Этот ламарковский принцип объяснения имеет большое преимущество перед дарвиновской эволюционной теорией». Если читатель принадлежит к моему поколению, он без труда припомнит время, когда и у нас с кафедр теория эволюции излагалась чуть ли не в идентичных выражениях.
Вряд ли, конечно, имело бы смысл рассматривать все перипетии борьбы телеологизма и материализма, если бы телеологических взглядов на эволюцию придерживались лишь мракобесы и шарлатаны. Антидарвинистских взглядов на эволюцию, в той или иной мере сводимых к какой-либо форме телеологизма, придерживались и некоторые крупные биологи XX столетия, обогатившие науку, которой они были по-настоящему преданы, важнейшими открытиями. О некоторых из них уже было упомянуто. Высоко оценивая их оригинальные биологические работы, мы не должны забывать об их ошибках.
Рецидивы антидарвинизма наступают периодически у многих. Вот и сейчас, когда я пишу эти строки, на моем столе лежит недавно изданная у нас книга С. Оно «Генетические механизмы прогрессивной эволюции». Причину прогрессивной эволюции автор видит в умножении генного материала, полностью отказывая отбору в творческой роли. Согласно Оно, роль естественного отбора исключительно консервативная, он сохраняет старое и бессилен создать новое. Но ведь так же отрицал дарвинизм в прошлом веке Герберт Спенсер! Мысль антидарвинистов «зациклена», она работает, как собака, кусающая себя за хвост.
В литературе иногда можно встретить утверждения о предстоящем в будущем или происходящем на наших глазах синтезе ламаркизма и дарвинизма. Иными словами, теория эволюции якобы должна объединить в себе и учение о естественном отборе, и принцип адекватного приспособительного воздействия внешней среды. Такой подход нам представляется неверным. Следует отличать относительно верные теории от принципиально неверных гипотез.
Мы знаем, что учение Птолемея о неподвижной Земле, находящейся в центре Вселенной, неверно, как неверно и мнение Коперника о том, что Земля вращается вокруг неподвижного Солнца по круговой орбите. Но учение Птолемея мертво; развивая его, мы все дальше и дальше будем отходить от истины. Развивая учение Коперника, мы идем по пути Джордано Бруно, Галилея, Кеплера и Ньютона — к современной астрономии. Совершенно ясно, что Птолемей и Коперник ошибались по-разному. Гибрид между их учениями невозможен принципиально (точнее, бесплоден). Так же бесплодны эклектические попытки объединить в одной теории эволюции учения Дарвина и Ламарка, материализм и телеологию.
Живучесть телеологических взглядов на эволюцию не должна нас смущать. Как сказал А. И. Герцен, «религия без откровения, без церкви и с притязанием на логику почти неискоренима из головы поверхностных умов, равно не имеющих ни довольно сердца, чтобы верить, ни довольно мозга, чтобы рассуждать».
