Пчелы - Халифман Иосиф Аронович (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Смена места гнездования оказывается, таким образом, сменой пастбища.
Можно, следовательно, думать, что не случайно хорошие пчеловоды держат маток не больше двух лет: от старых, жизненно изношенных маток выводились бы пчелы, образующие более ройливые семьи. И понятно почему: таким семьям особенно требовалось бы обновляющее влияние сменяемых при перемене места условий. Не случайно же семьи с молодыми матками первого года жизни меньше роятся: импульс жизненности в них еще силен. Не случайно и рой-вторак легче, подвижнее, дальше улетает: семья, отпускающая второй рой, очевидно, острее нуждается в смене условий и, видимо, в более резкой смене условий. Не случайно в то же время чужие, залетные рои иногда по нескольку лет живут на пасеках без роения. Не случайно на пасеках, завезенных в новый район, в новые условия, где жизнедеятельность пчел повышается, они дают в первые годы медосборы в массе более высокие, чем средние сборы местных пчел.
А разве не о том же говорит факт, что роящаяся семья оставляет в старом гнезде молодую, только что родившуюся матку (хотя это, может быть, целесообразно и в других отношениях)? И разве не подкрепляется все сказанное тем, что с роем уходит именно старая матка, уже второй, а то и третий год живущая в улье, где она успела отложить тысяч сто-двести яиц и больше?
Так мы устанавливаем, в чем и где надо искать искру, зажигающую роевой пожар, начало всей цепи событий, развертывающихся в роящейся семье.
Но если закономерность явления установлена правильно, то можно ожидать, что и путь управления им будет найден, что пасечники забудут о стихийном роении, И тогда пчелиные семьи перестанут, вопреки воле человека, отделять рои, уносящиеся с пасек, как зонтики семянок с созревших головок одуванчика.
Квартирьеры роя
Уже более или менее широко известно, что «когда пчела из кельи восковой летит за данью полевой» (если это не разведчица, отправившаяся на поиск взятка для семьи, а фуражир, стартующий от летка к ожидающим его где-то полю цветущей гречихи или поляне кипрея на лесной гари), то в точечный мозговой нервный узел насекомого уже заложены точные координаты финишной площадки. Они получены пчелой-фуражиром в лишенном света улье на отвесной восковой стене сота, где резерв не занятых делом рабочих пчел сзывается и мобилизуется очередной пчелой-разведчицей, вернувшейся после удачного рейса.
Она доставила в улей информацию: в радиусе лета сборщиц есть участок, покрытый тысячами разноколер-ных или одинаковых венчиков-цветозапахов с нектар– никами, полными приворотного пчелиного зелья.
Мы уже кое-что знаем о его свойствах, как и о свойствах цветочной пыльцы, спрессовываемой пчелами в обножку, которая в сотовых ячеях становится пергой, знаем кое-что и о том, как разведчицы высылают к местонахождению богатых кормом участков новые вереницы сборщиц, передавая информацию на языке танцев.
Но танец фуражиров, хоть внешне и походит на танец разведчиц пчелиного роя, это нечто совершенно иное…
В один из апрельских дней 1945 года видавший виды «виллис» стоял на обочине перед развилкой асфальтовых дорог в Померании, и пожилой сержант-шофер вдвоем с вышедшим из машины молодым подполковником, разложив на капоте машины истрепанную на сгибах карту, разбирались в ней, выясняя, в какую сторону податься. Внезапно оба услышали глухой гул и сразу подняли головы. Нет, никакие это были не «хейнкели», у тех и звук другой. Ах вот оно что: на высоте метров десять, мерно гудя, плыло почти плотное облачко неправильной формы.
– Рой слетел, – вздохнул сержант – бывший тракторист МТС. Он проводил облачко взглядом. – Много их тут будет этой весной…
– А как кучно летят и как нацеленно, – заметил офицер. – Можно подумать, штурман какой курс дает…
– Точно, – подтвердил сержант. – Пасечники так и считают. Матка ли всеми командует или пчелы сами ведут, насчет этого говорят разно. А что все к своему месту курс держат, оно и на глаз видать…
Оба вновь углубились в изучение карты.
Тогда, весной 1945 года, о перелетах пчелиного роя было известно лишь то, о чем они успели обменяться репликами.
Спустя десять лет один любознательный пчеловод – дело было на Украине – расставил в укромных местах леса десятка два старых соломенных ульев. Когда наступила роевая пора, во многих ульях стали появляться пчелы. Поначалу их было мало, но с каждым днем становилось больше. Они проводили здесь немного времени и быстро улетали. Позже их пребывание заметно удлинялось, а отлучки стали вроде реже.
Наблюдая поведение пчел у летков соломенных ульев, заметив несколько стычек между залетными пчелами и отдельными вновь появляющимися, пчеловод подумал, а позже рассказал о своей догадке в письме в редакцию:
«Похоже, первые прилетевшие пчелы были квартирьерами-разведчицами готовящегося выйти, а может, уже и вышедшего роя. Остановив свой выбор на одном из ульев, они уже обороняют его от конкурентов из других роев. А некоторые возвращаются домой и сообщают родной семье о месте и вызывают новых удостовериться, что улей подходящий. Прилетающих становится все больше, и наконец прибывает весь рой. Впоследствии я эти рои перевез на пасеку и здесь пересадил в нормальные ульи…»
Еще пять лет спустя пчеловодные журналы всего мира, а они разве только в экваториальных странах да в Гренландии и Антарктиде не издаются, облетела сенсация: ученик профессора Фриша, сам уже ставший профессором, М. Линдауер, обнаружил у пчел танцы, не имеющие отношения к фуражировке, к информации о корме. Когда роевые пчелы, покинув улей, свиваются на ветке в клуб, то на его живой поверхности (она состоит из тысяч сплетенных между собой ножками пчелиных телец) отдельные рабочие совершают танцы. Они выглядят совершенно так же, как и танцы фуражиров на сотах, разве только несравненно более продолжительны. Танец пчелы на поверхности клуба может продолжаться часами. Однажды было замечено, что танцуют на поверхности клуба не обычные пчелы, а черные как трубочисты. Все разъяснилось, когда рой слетел и поселился в… дымовой трубе, расположенной неподалеку коптильни. Неудивительно, что квартирьеры возвращались оттуда чумазые.
Зато многое теперь прояснилось. Пчелы, опудренные сажей, стали кончиком нити в клубке загадок, который следовало потянуть. Так Линдауер и поступил.
Уехав с группой сотрудников на небольшой островок в море, он в разных концах островка и в разных условиях расставил пустые ульи – приманки разной степени привлекательности для пчел. Превосходные и совсем худые, целые и сильно щелястые, без крыши, которую заменял набросанный поверху еловый лапник, поставленные в затишке и на сильно продуваемом ветрами месте, с летками, направленными в разные стороны света, одни в местах со свободной посадочной площадкой, другие с летком, чуть не упирающимся в каменную скалу, которая вынуждала бы пчел, возвращающихся домой, совершать сложные эволюции перед прилетной доской…
К каждому приманочному улью приставлены были по два наблюдателя с дневником, кисточками и красками. Их задачей было наносить на спинку пчелы-квартирьера знак-тавро – номер посещенного улья и второй – номер пчелы, а также вести хронометраж посещений в рабочем дневнике. В то же время другие наблюдатели дежурили у остекленных коридоров, пристроенных к ульям, в которых обитали семьи, готовящиеся к роению. Здесь регистрировали возвращающихся меченых пчел, следили за их поведением на сотах. Третья группа наблюдателей (кое-кому пришлось работать на подъемных помостах) следила за мечеными пчелами на клубах, уже свившихся на деревьях перед окончательным слетом.
К концу первого сезона исследований выяснилось, что, пока в рое танцуют квартирьеры, возвратившиеся из разных приманочных ульев, он продолжает висеть на месте. По дневникам наблюдений отчетливо прослеживалось: пестрота меток на танцующих со временем уменьшалась, число одноцветных меток на квартирьерах возрастало, наконец все начинали танцевать одинаково, указывая рою путь к одному месту!
