Первопоселенцы суши - Акимушкин Игорь Иванович (книги хорошего качества .txt) 📗
Танец маленького паука аттулюса-прыгуна (длина его всего 3,5 миллиметра) напоминает фигуры классического балета. Опираясь на три пары ног, он две передние лапки вытягивает к небу и, грациозно покачивая ими из стороны в сторону, скачет боком вправо. Затем замирает на мгновение, склонив одну ногу на сторону, и скачет влево, не забывая все время кокетливо помахивать перед собой „руками“.
Однажды как-то я нарвал травы для морской свинки. Уложил ее зеленым стожком в углу вычищенной клетки и хотел уже пустить свинку, но вдруг заметил среди изумрудных травинок маленьких кремовых паучков. Они, похоже, не очень были напуганы моим вторжением в их микромир и быстро освоились с новой ситуацией.
Вышли на разведку окрестностей — с травинок на лист бумаги, постеленный мной на дно клетки. И тут причина более сильная, чем любопытство, остановило их. Была весна, и самец (паучок телом потемнее), волею случая оказавшийся в компании двух самок, забыв обо всем, начал свои ухаживания за одной из них (вторая паучиха куда-то убежала).
Он вытянулся перед ней, выпрямив максимально все свои восемь лапок, и стал высоким, внушительным.
Вот две передние его толстые ножки нервными рывками отделились от земли. Дрыг-дрыг — поднялись выше. Он протянул их к ней, словно в немой мольбе. Дергаясь, будто поднимал большую тяжесть, паук воздел теперь ноги над головой. Медленно опустил затем вниз, к земле. Шагнул вперед и опять рывками поднял „руки“ к небу. Опустил их долу и ещё раз шагнул. Опять поднял, опустил, шагнул…
С этими ритмичными пассами, как опытный гипнотизер, он медленно приближался к самке. А она, зачарованная, застыла перед ним, изредка дергаясь на его манер и, казалось, машинально поднимая в такт с ним свои передние лапки.
Что это были за паучки, я так и не узнал (скорее всего Эвофрис лобастый ). Мне не хотелось их убивать, чтобы удовлетворить потом свое любопытство, установив по определителю научное имя танцоров.
Салтициды, или скакунчики, пожалуй, самые живые, подвижные и веселые из пауков. В тропиках они особенно нарядны и блестящи. Волосистое их поверхностное одеяние нередко бывает (в полном соответствии с экзотическими традициями) расплющено в плоские чешуйки, на солнце великолепно ирридирующие, зеркальным блеском соперничающие с игрой красок всего вокруг.
Ни один из скакунчиков наших широт блеском наряда даже и приблизительно не может сравниться с кем-нибудь из тропических родичей, но тем не менее радостного весеннего оживления в них так много и скачки их за мухами и танцы перед паучихами так сценично красочны, что иной раз стремительные их движения кажутся нам игрой солнечного света на заборе или грубых стенах заброшенного сарая. Глядишь на их бесхитростное веселье, и радость наполняет душу. И кажется, что постороннее внимание им небезразлично, когда, заметив зрителя, поводят они в его сторону головой-цефалотораксом и с любопытством будто бы рассматривают батареей своих глаз.
Свадебные танцы пауков-скакунчиков. Внизу: „марсианская“ физиономия одного из них
Они охотники неутомимые. К мухе, присевшей отдохнуть на солнечном месте, крадутся тайно и умело, как кошка за мышью; потом виртуозный скачок — и дичь бьется в их цепких объятиях. Иные, кто потяжелее, прыгают не так чтобы уж очень далеко — вдвое больше, чем длина их маленького в общем-то тельца. Но самые резвые акробаты, аттулюс-прыгунчик например, пролетают в финальном, роковом для мухи скачке и вдесятеро большее пространство. Странно, однако, говорит Бристоу, когда крадутся скакунчики за вредоносной мухой, их педипальпы трепещут словно бы гипнотически, а большие глаза мерцают, парализуя пагубным бездействием бдительность обреченной жертвы.
Глаза скакунчика так оперативно организованы и так удачно размещены на головогруди, что он, можно сказать, видит затылком муху позади себя на расстоянии сантиметров двадцати. Заметив ее, тут же к ней „лицом“ поворачивается, и тогда два крайних глаза с самым широким полем зрения действуют как дальномеры, точно рассчитывающие дистанцию прыжка и размеры цели. Два больших центральных глаза — бинокли: приближают и увеличивают цель, чтобы лучше рассмотреть ее.
Когда скакунчики ходят по вертикали на заборных и сарайных плоскостях, всегда тянут за собой нити тылового обеспечения и никогда не забывают заземлить их (точнее, пожалуй, „зазаборить“) перед прыжком на муху. Прыжок в масштабах обитаемого ими пространства гигантский, и не всегда предусмотреть можно нерассчитанные последствия его финиша. Поэтому страхующая нить тут очень полезна: удерживая паука, препятствует она неловкому падению со стены или стебелька.
Ночью и в непогоду прячутся скакунчики в щелях, меж камней, под корой в шелковых кельях. Там, когда придет время, в мае-июне, караулят паучихи свои коконы, изредка выбегая, чтобы схватить и съесть какую-нибудь зазевавшуюся муху. Только прыгуны из рода баллюс плетут над коконами на восьми-десяти растяжках два паутинных тента один над другим. В нижнем тенте люк. В него пролезая, дежурит паучиха на вахте у яиц между плоскостями двойного балдахина. К концу июня многие самцы-скакунчики арену жизни покидают, а позже и самки, предоставив своей судьбе полувзрослых паучат, перебираются на зимние квартиры — в шелковые каморки под камнями, корой или в щелях, а иные — и под землей.
Скакунчики — ранга наиболее крупного (десятимиллиметровые из рода марписса), солнечные дни проводят в охоте и свадебных танцах на столбах, на стволах деревьев, на лишайниках, их обрастающих, либо на головках тростника.
Многие другие скакунчики занимаются всеми этими делами прямо на земле, особенно там, где почва песчаная и холмистая. Другие разбойничают даже в сырости разлагающихся листьев под тенью больших лесов и кустарников или в невысокой траве и меж камней. Иные, редкие в прохладных странах виды, живут только в теплых домах, а прыгун-актер, я уже говорил, облюбовал для свадебных пантомим и сафари солнечные просторы сараев и заборов. Некоторые скакунчики видом и позами копируют даже муравьев.
На восьми ногах в тропиках живущие
Нет, Ваша честь, герцог Бэдфордский, глотающий пауков, и даже всеблагие деяния св. Мартина — не такие уж диковинки, чтобы, доказывая невозможное, ссылаться на них как на прецедент исторического чуда!
Случалось, и короли шпаги глотали, а императоры землю ели.
Магистры и профессора, чтобы мир природы познать, и по земле ползали, и ныряли, и в огне горели, и с чертом знались, и всякое такое.
Один даже в решете плавал и такую бурю на море поднял, что флот короля Иакова чуть не потопил. За это на дыбе в крови своей поплавал. Ну, да это дело прошлое.
Было все это, было. А если не было, то могло быть. Потому что и не такое бывало. Могло профессора яблоком по голове стукнуть, а от того удара земное тяготение произойти. Другой, палкой упор найдя, земной шар с места сдвинул, а потом за круги на песке жизнь отдал. И это в науке возможно.
Мог некий Икарий — и даже очень просто — на крыльях с перьями из перины сверху вниз пикировать. И конь с крыльями был: Беллерофонт на нем парил.
Только никогда не было, не будет и быть не может, чтобы паук, тому Беллерофонту подражая, на Пегасе летал! Нельзя увидеть в небе то, что ползает по земле.
Я кончил, Ваша честь, благодарю за внимание.