Там, где бродили львы - Паттерсон Гарет (читать книги TXT) 📗
В Нароке мы сделали остановку, чтобы заправиться горючим и дождаться автомобилей со служащими сафари. Дальше дорога не баловала нас: ее полотно пересекали промоины, вызванные недавними ливнями и заставлявшие буксовать колеса. Все эти неприятности усугублялись сильнейшей жарой. На последнем этапе продвижения к Мара перед нами неожиданно появились бескрайние поля пшеницы. Это вторжение цивилизации в местную природу воскресило в моей памяти плантации сосны за рекой Крокодайл у национального парка Крюгера и посевы сорго в районе Чобе в Ботсване. В трех разных районах Африки вас встречали новшества технологического века, непомерный рост численности населения и интервенция человека в святилища дикой природы. Джо, видимо, разделял мои мысли. Он начал вспоминать, как в этой самой долине – еще до нашествия земледельцев – охотился на львов. В те дни эта земля еще принадлежала диким животным, и Джо добыл своего льва совсем не так, как это делается теперь, а, можно сказать, в честном единоборстве. Он разыскивал здесь льва по тем же мотивам, что тот выслеживает дичь и порой человека – чтобы помериться с противником силами в жестоком бою. Джо застрелил крупного самца льва, которого он выслеживал пешком несколько дней, и повстречался с ним так же, как некогда наши далекие предки выходили на битву с царем зверей. Джо относился ко львам с почтением и любовью, но он хотел противостоять вызову и мощи земли и ее исконных обитателей – ответить на этот вызов винтовочным выстрелом, поклявшись не делать этого больше никогда. Эти атавистические инстинкты и желания нашли свой выход здесь, где ныне колосятся поля пшеницы. И хотя я всегда был против охоты, это приключение Джо не вызвало во мне такого отвращения, как насилие, которому подвергается африканская природа сегодня: толпы «спортсменов», осыпающих животных свинцом с вертолетов, беззастенчивое использование петель, ловчих ям и яда. Все это – проявление ненасытного желания человека с помощью технических новшеств, подаренных человечеству его «прогрессом» как биологического вида, заявить о своем неоспоримом превосходстве над всеми прочими формами жизни. Сегодня, когда мы отравили даже воздух, которым дышим сами, мы уничтожаем и те корни, что связывают нас с первоосновами нашего бытия. Мы постыдно и бесповоротно порываем все связи с великим первобытным прошлым человечества.
Эти посевы пшеницы рядом с относительно нетронутым уголком африканской природы предопределяют дальнейшую судьбу всего континента. Народонаселение Кении растет, пожалуй, быстрее, чем где-нибудь в другой части света. Пшеница – это пища нации, хлеб на полках и сытые люди. Однако подсчитано, что в 2010 году население возделываемых ныне земель превзойдет нынешнее на шесть миллионов человек. Где будут жить тоща все эти люди? Существует мнение, что в Кении есть только два района, пригодных для развития земледелия – Мара и территория примерно такой же площади на севере, в дельте реки Тана.
Опасения, которые я высказал во введении к этой книжке, становились все более обоснованными, пока мы ехали в сторону Мара, ибо именно здесь сходились в одной точке самые разные факторы, движущие человеческим обществом: политика, рост народонаселения, нестабильный рынок туризма, и каждый из них грозит стать настоящим кошмаром для африканской природы.
Не удивительно, если все это останется близоруко не замеченным в Мара, ибо здесь, на первый взгляд, ничто не замутняет чистоты ландшафта. Повсюду зеленеют чудесные травы – в полном контрасте с тем, что вы можете увидеть в Южной Африке. По пути к нашему будущему лагерю мы увидели стадо крупного рогатого скота, разводимого на краю заповедника местным племенем масаев. Масаи – уникальная народность Африки. Древняя культура и традиции масаев во многом помогают им противостоять разрушительному напору цивилизации двадцатого века. Эти люди столь же неотъемлемо связаны с первобытными равнинами, как газели, слоны и львы. Охота не входит в число традиционных занятий масаев. Они зависят от благополучия своего скота, который в свою очередь определяет благополучие этого народа. Мясо и молоко крупного рогатого скота – основные продукты питания благородного племени масаев.
Взаимоотношения их со львами уходят корнями в глубокое прошлое. За много столетий противостояния человека и зверя львы научились с почтительным страхом относиться к своему двуногому соседу. Если льву случается зарезать корову из стада масаев, зверя тут же выслеживают и убивают. Поэтому даже сегодня мальчишка-масай, размахивающий палкой, без труда прогоняет льва, невзначай вознамерившегося утащить корову из стада.
Скотоводы всей Африки могли бы узнать много полезного для себя, если бы познакомились с тем, как масаи защищают своих коров и избегают постоянных конфликтов с крупными кошачьими. С наступлением сумерек стадо неизменно загоняют в селение, именуемое маньята и огороженное непроницаемой изгородью из толстых колючих веток. Здесь коровы минуют традиционные жилища масаев с плоскими крышами и следуют на ночь в специальные стойла. Таким образом, скот оказывается защищенным и неприступным забором, и присутствием множества людей, так что хищнику не оставлено ни одного шанса чем-либо поживиться. Если бы этот предельно простой и эффективный способ охраны домашних животных был использован в других районах Африки, предубеждение людей против крупных плотоядных не было бы столь сильным, и конфликт между теми и другими не стал бы таким непримиримым.
Когда солнце коснулось горизонта, мы остановились около масайского маньята нанять на ночь сторожа для нашего лагеря из числа здешних моран (молодых мужчин). Посадив в машину юношу с копьем, мы поехали в лагерь. Достигнув стоянки, мы нашли здесь все прекрасно подготовленным к ночевке: палатки были уже натянуты, и костер ярко пылал. Мы вылезли из автомобилей и залюбовались открывшейся здесь панорамой долины. Лагерь разбили под навесом раскидистых деревьев рядом с журчащим ручьем – точно так, как это описывал Руарк в своих повествованиях об африканских сафари. Огонь костра – этот жизненный центр полевого лагеря – бросал пляшущие тени на густую листву деревьев. Мы с Джейн, покончив с ужином, вышли из палатки столовой и присели послушать голоса африканской ночи. Когда же меня стало клонить ко сну, я инстинктивно почувствовал, что должен услышать этой ночью рыканье льва, вышедшего на охоту где-то в непроглядном мраке бескрайних равнин. С этими мыслями я погрузился в сон.
Я сразу же проснулся, шестым чувством уловив эти звуки за несколько часов до рассвета. Где бы вы ни услышали голос льва – будь то пустыня Калахари или девственные просторы Кении, – это всегда вызывает глубокие эмоции, затрагивающие глубины вашего существа. В хрупкой тиши раннего утра моя душа откликнулась на голос зверя строками из моей поэмы «Львиный прайд»:
О лев, как долго мои мысли были в твоих объятиях, и еще сегодня воспоминания о твоей красоте помимо воли возникают во мне.
Наши души непреодолимо тянулись друг к другу.
Твой след на песке предательски выдавал тебя, и я пользовался этим, следуя за тобой.
Я находил тебя в пожелтевшей траве, но ты растворялся, исчезая в сплетении сухих ветвей.
Я был свидетелем твоих успехов и неудач; я видел, как мужают твои отпрыски.
У меня на глазах ты сражался, убивал и умирал.
Увы, я видел, как тебя калечат уже на самом пороге жизни.
Я знаю, почему твои беды и радости глубоко волновали меня и навсегда останутся в моем сердце.
Вечерами ты извещал меня о своих невзгодах, и эти жалобы доносил до меня твой наполненный болью зов, плывущий в прохладном воздухе.
Быть может, ты взывал ко мне о помощи, ты просил признать твое право на существование, которому мы так долго угрожали.
О лев, ты выше смерти и вечно будешь бродить по широким равнинам и в темных глубинах сумрачного леса.