Истоки морали: В поисках человеческого у приматов - де Вааль Франс (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Переход к прямохождению в ходе эволюции человеческой линии требовал удлинения задних конечностей. Из всех человекообразных обезьян именно бонобо по соотношению длины передних и задних конечностей ближе всего к нашему предку ардипитеку (рисунок сделан без соблюдения масштаба: на самом деле современный человек выше остальных)
Из сказанного ясно, что бонобо – вовсе не ангелы. Но также очевидно, что самцы у них в очень значительной степени «маменькины сынки», а это не всем нравится. Некоторых мужчин оскорбляет существование обезьян, у которых царит матриархат, а все самцы без исключения – рохли и слюнтяи. После одной лекции в Германии знаменитый старый профессор, слушавший среди прочих мое выступление, буквально рявкнул, путая немецкие и английские слова: «Вас ис дас не так с этими самцами?!» Бонобо, можно сказать, не повезло: этот вид ворвался на научную сцену в тот момент, когда и антропологи, и биологи куда больше внимания обращали на жестокость и насилие в животном мире, чем на каких-то неожиданно мирных родичей-приматов. Никто не знал, что с ними делать, и бонобо быстро заняли в литературе, посвященной эволюции человека, место белой вороны. Один американский антрополог дошел до того, что предложил попросту игнорировать их, поскольку этот вид все равно скоро вымрет {2}.
Невиданное дело: поставить виду в вину близкое вымирание! Неужели с бонобо и правда что-то не в порядке? Может быть, они плохо адаптированы к среде? Но вымирание никак не связано с первоначальной приспособленностью вида. К примеру, додо на острове Маврикий прекрасно себя чувствовали, пока там не появились матросы, которым эти крупные нелетающие птицы показались пусть и скверной, но весьма доступной едой. Можно с уверенностью сказать, что все наши предки в какой-то момент были замечательно адаптированы, хотя до сегодняшнего дня не дожил ни один из них. Так что же, может быть, нам незачем их изучать? Но мы изучаем, и очень тщательно. Средства массовой информации сходят с ума всякий раз, когда ученым удается обнаружить хотя бы крошечную частичку нашего прошлого. Ископаемые получают имена собственные – вспомните Люси или Арди, – и это дополнительно подогревает общественный интерес к находкам.
Мне же бонобо интересны в первую очередь именно потому, что контраст между ними и шимпанзе безмерно обогащает наши представления об эволюции человека. Бонобо показывают, что длинный ряд наших предков отмечен не только мужским доминированием и ксенофобией, но и приверженностью к гармонии и вниманием к ближнему. Эволюция двигает и мужское, и женское, и не стоит измерять прогресс человечества исключительно количеством сражений, выигранных нашими самцами у других гоминин {3}. Внимание к женской стороне истории не принесет вреда, как и внимание к сексу. Насколько мы сегодня можем судить, человек не победил другие группы гоминин в сражениях и не завоевал их, а, скорее, вытеснил, вызвал естественное вымирание, и средством к тому стала не война, а любовь. Современный человек несет в себе неандертальские гены, и я не буду слишком удивлен, если окажется, что не только неандертальские, но и других гоминидных сородичей. С этой точки зрения образ жизни бонобо не кажется таким уж экстравагантным.
Оставив на время этих кротких человекообразных обезьян, следующую остановку я сделал в зоопарке Арнема (Нидерланды), где когда-то начинал свою карьеру, изучая других представителей Pan. Тому знаменитому немецкому профессору наверняка понравились бы шимпанзе, потому что самцы у них обладают непререкаемой властью и ведут непрерывную борьбу за положение в стае. Впечатление было таким сильным, что я написал целую книгу «Политика у шимпанзе» (Chimpanzee Politics) об их интригах и происках. Еще студентом я, пытаясь проникнуть в суть вещей, о которых молчат учебники биологии, начал читать Никколо Макиавелли. Один из главных героев-самцов того бурного периода, отстоящего от нас уже на четыре десятка лет, был убит своими сородичами еще во время моей работы в зоопарке. Надо сказать, что воспоминания об этом событии и сегодня преследует меня – не в последнюю очередь из-за связанной с ним жуткой подробности: напавшие на самца собратья оторвали ему половые органы. Другие самцы – участники той давней истории – уже умерли от старости, но в колонии и сегодня обитают их взрослые сыновья, которые не только внешне, но и голосом, когда кричат или ревут, сильно напоминают отцов. Да, голоса шимпанзе легкоразличимы: только по крикам и улюлюканью я мог определить любого из 25 тамошних обитателей. Я прекрасно себя чувствую в обществе этих приматов и считаю их исследование увлекательнейшим в мире занятием, но не обманываюсь на их счет, не питаю иллюзий и не считаю шимпанзе «милыми созданиями», даже если большинству людей они кажутся таковыми. Они воспринимают борьбу за власть в стае очень серьезно и готовы убивать соперников. Известно, что иногда шимпанзе убивали людей или, скажем, раздирали их лица; такие случаи бывали в США с «ручными», домашними обезьянами. Ничего удивительного в этом нет: если вы держите дикое животное в доме, вы всегда рискуете тем, что присутствие человека – представителя куда более слабого вида, чем шимпанзе, – станет для него поводом к сексуальной ревности или препятствием на пути к доминированию. Любой самец шимпанзе настолько силен физически (даже если не брать в расчет острейшие собачьи клыки и четверорукость), что даже пятеро дюжих мужчин вряд ли смогут удержать его. Шимпанзе, выросшие среди людей, слишком хорошо это знают.
Надо сказать, что самки, которых я знал в Арнеме, до сих пор живы, в том числе и внушительная дама-хранительница колонии по имени Мама. Она никогда не была похожа на матриархов бонобо, имеющих в колонии вполне реальную власть, но все время, пока я общался с тамошними шимпанзе, среди самок прочно занимала верховную позицию. В период своего расцвета Мама принимала активное участие и в политических играх самцов – обеспечивала поддержку одному из претендентов, который в случае успеха у самок и обретения власти оказывался у нее в долгу. Такому самцу лучше было поддерживать с Мамой хорошие отношения, в противном случае – если бы Мама вдруг невзлюбила его – его «политическая карьера» могла бесславно закончиться. Доходило до того, что Мама наказывала самок, осмелившихся встать на сторону тех самцов, которые не пользовались ее благосклонностью. По существу, она играла роль авторитетного деятеля парламентской партии. У шимпанзе самцы физически доминируют над самками, но это не означает, что самки ничего не смыслят в отношениях в стае или находятся вне их. Вообще, в диких сообществах самки, как правило, держатся в стороне от борьбы за влияние, но на острове в Арнеме все по-другому. Там разница между влиятельностью самок и самцов заметно меньше. Поскольку все самки постоянно присутствуют на месте событий и активно поддерживают друг дружку, ни один самец не в состоянии преодолеть их общее сопротивление.
У меня всегда были прекрасные отношения с Мамой. При встрече она всякий раз тепло и уважительно приветствует меня. Началось это еще в прежние времена, но и сегодня она так же радостно находит мою физиономию в толпе посетителей зоопарка. Все это время, раз в два года, я посещал зоопарк и иногда даже устраивал с ней сеанс дружеского груминга, но на этот раз я привел с собой чуть ли не сотню человек – участников симпозиума, проходившего в конференц-центре зоопарка. Когда мы подошли к обезьяньему острову, и Мама, и другая старая самка Джимми поспешили мне навстречу. Они приветствовали меня низким урчанием, и Мама издалека протянула мне навстречу руку. Самки часто используют такой жест «иди сюда», когда собираются куда-то двинуться и хотят, чтобы отпрыск побыстрее запрыгнул к ним на спину. Я ответил ей тем же жестом, а чуть позже принял участие в кормлении шимпанзе – брал фрукты и бросал их на ту сторону рва, следя за тем, чтобы обязательно досталось и Маме, – а передвигается она медленно и уже не так ловко, как другие, ловит апельсины на лету.
