Тропами карибу - Крайслер Лоис (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗

В истории с Курком нас поразили две вещи. Во-первых, то, что волк и не подумал обратиться к двери, а прошел прямо к нам, когда ему понадобилось выйти на двор. Во – вторых, то – и это еще более замечательно, – что он издал короткий, эмоционально не окрашенный звук, явно желая что-то сказать нам. И он не стал повторяться, хотя было ясно, что мы не поняли его.

У волков есть четыре основных типа голосового общения. Прежде всего их знаменитый вой, у которого есть множество разновидностей. Затем целый ряд негромких, выразительных «междусобойных» звуков протестующего или ободряющего характера. Затем звуки того рода, какие только что издал Курок, – короткие, эмоционально не окрашенные сообщения, которые мы называли просто «разговор». И наконец, долгое, пылкое, страстное «рассказывание».

Последние два типа общения почти не известны человеку. За всю свою жизнь у нас Курок «разговаривал» не более шести раз. При этом было совершенно очевидно, что он хочет что-то сказать нам, и, если ситуация не раскрывала смысла сообщения, оно навсегда оставалось для нас тайной. Что касается Леди, то она никогда не «разговаривала».

«Рассказывающий» волк производит глубочайшее впечатление благодаря своей взволнованности. Его глаза светятся от полноты чувства. Он глядит вам прямо в глаза и долго, самозабвенно-косноязычно бормочет и повизгивает почти на одной ноте. Это не сравнимо ни с чем на свете. Впоследствии Курок часто «рассказывал». Леди «рассказывала» лишь дважды, причем оба раза в состоянии крайнего возбуждения.

Чего Крис никогда больше не пытался делать, – это наказывать волков.

Их просто невозможно наказывать. Они усматривают в вашей агрессивности лишь желание подраться. И как печально заметил Крис, «с волком можно отлично ладить до тех пор, пока ведешь себя правильно в его глазах. Но беда в том, что никогда не знаешь наперед, что он соизволит счесть правильным, а что нет!».

Однажды утром совершенно неожиданно для нас в ванигане разыгралась забавнейшая сценка. Проснувшись, Крис, как обычно, стал роскошно зевать.

Производимые при этом звуки оказались весьма конгениальны волчьей душе.

Волки, в свою очередь позевывая и потягиваясь, показались из-под кровати, причем Леди лишь частично высунулась в опасное освещенное пространство между изголовьем кровати и дверью. Человек и звери обменялись негромкими интимными звуками, создававшими соответственное настроение, и вдруг волки завыли во весь голос, второй раз в своей жизни.

Изумленные и обрадованные, мы переглянулись и составили им квартет. Я свешивалась с изголовья постели, глядя в красную разверстую пасть Леди; глаза у нее были светлые и слепые, хотя зрачки сужались и расширялись.

Запустив руку в ее пушистую шерсть, я с трепетным наслаждением ощущала глубокую вибрацию ее груди.

Курок голосил прямо в лицо Крису, потом подступил ближе ко мне, заглянул в мой раскрытый рот, коснулся шубой Леди и приблизил свою голову к ее голове, предпочитая, однако, подтягивать Крису на близких нотах. Курок обладал прирожденным даром к «парикмахерской» гармонии [6].

У Леди был глубокий, «темный» голос, отличавшийся своеобразным, хватающим за душу тембром и какой-то плачевной полнозвучностью. Вой, казалось, был для нее своего рода катарсисом [7], едва ли не единственной возможностью эмоциональной разрядки за последние невеселые дни. Она отдавалась ему более страстно, чем Курок.

Более того, она выла и с большей виртуозностью. Она то улюлюкала, двигая языком вверх и вниз наподобие колена тромбона, то на какой-нибудь долгой ноте завертывала кончик языка к небу. Она лепила ноты щеками, втягивая щеки для полнозвучности и задерживая в них звук, так что возникал эффект рожка. Вероятно, она получала немалое удовольствие от своего пения и ревниво оберегала свою артистическую индивидуальность, ибо всякий раз, как я залезала на ее ноту, она мгновенно уходила от меня на ноту или на две: волки избегают петь в унисон, они любят аккорды.

У Курка голос был выше, чем у Леди. Он затягивал высоким дискантом, переходил на отрывистый лай и заканчивал воем: «ю-ю-ю-юуууу».

Отныне, проснувшись, мы всегда «поднимали вой». Подобно спевке у певцов – любителей, вой для волков не шумный базар, а приятное общественное событие. Волки любят повыть. Когда затевается вой, они сразу начинают искать контакта друг с другом, сбиваются в кучу, соприкасаясь шубами. Некоторые волки, как, например, Леди, любят «попеть» больше других и прибегают на «спевку» из какой угодно дали, и надо видеть, как часто они дышат при этом, как горят их глаза и как страстно по мере приближения они начинают подвывать, широко раскрыв пасть, уже не в силах сдерживать себя!

Впоследствии, когда волк или пара волков подкапывались под изгородь загона у нас дома, в Колорадо, и убегали, достаточно было поднять вой с участием остальных волков – и вот уже беглецы сломя голову мчались из лесу или с гор, спеша присоединиться к своим сородичам.

Волкам очень помогало переносить неволю одно обстоятельство. В небольшом деревянном домике, стоявшем в южном конце короткой цепочки ваниганов, жили Дин и Эстер Филипсы, начальник аэродрома и его жена, наши единственные соседи. Они держали собак. Две из них бегали на свободе, чему волки – невольники могли только завидовать, зато три остальные сидели на цепях прямо на снегу, по соседству с волками, и это очень выручало нас: вид собак, казалось, несколько утешал волков.

Волки сидели на двух коротких цепях, прикрепленных к концу длинного стального троса, лежавшего на снегу; другой конец троса был привязан к заваленной снегом свае. Это давало волкам возможность бегать по кругу полтораста футов в поперечнике. Курок быстро приспособился бегать на цепи во весь опор, плавно и без кувырков. Дикарка Леди неизменно порывалась бежать лишь в одном направлении – к ровной линии горизонта, и цепь, натягиваясь, опрокидывала ее.

Свободных собак звали Кобук и Брауни. Брауни была полугодовалой сучкой.

Она пыталась заигрывать с волками, но те презирали ее – поначалу. Их пленял огромный белый Кобук. "Ишь какие разборчивые! – сказал Крис. – Они, видите ли, не представляют себе, как может скрасить их жизнь какой-то жалкий щенок!

Другое дело большой красивый пес! Вот если б он принял их в свою стаю!"

Кобук начисто игнорировал волков, и в конце концов им пришлось удовольствоваться обществом крошки Брауни. Случалось, даже Курок делился с нею едой; при этом он с серьезным видом стоял подле нахальной собачонки и смотрел, как она ест мясо из его миски. Однако на то, как она таскает «из дому» принадлежащие ему кости, он взирал уже не столь благосклонно; Курок всегда любил собственность. Торжественно и непреклонно хватал он Брауни за хвост всякий раз, как она удирала с костью в зубах. Кость была «на другом конце», но, прояви он побольше упорства, очень может быть, он придумал бы способ добраться до нее!

Мы держали в изножье кровати ящик с костями, чтобы волки не скучали ночью. И вот против этого – то роскошества наших богатых, «работающих на Голливуд» волков Кобук не мог устоять. Каждое утро, как только мы зажигали свет, он вставал у двери на задние лапы и молча выставлял в высокое дверное окно свою широкую белую голову. Мы впускали его, он проходил к ящику и принимался выбирать себе кость.

В эту минуту Курок и Леди совершенно преображались. Они улыбались самыми ослепительными улыбками, какие мы у них видели. Леди робко высовывала голову из-под брезента, свисавшего с кровати. Ее глаза были темны и блестели от возбуждения. Заискивающе повизгивая, мелко – мелко шмурыгая носом, она возбужденно обнюхивала бок Кобука.

Курок отважно вылезал из-под кровати, и мы воочию наблюдали волчье ухаживанье. (Волки «ухаживают», прося дружбы.) Плавный, быстрый, грациозный в движеньях, как никакая собака, он кланялся, и это были не тяжелые щенячьи приседанья на передние лапы, а очаровательные легкие поклоны и извиванье, сопровождаемые неподражаемым, чисто волчьим закидываньем вверх головы! Он кокетничал. Он составлял лапы в виде буквы V: «Я ваш покорный слуга!» Он умоляюще закидывал лапу на шею Кобука. Его глаза сияли.