Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса - Кропоткин Петр Алексеевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Но эти учреждения не были разрушены: они только подверглись такому видоизменению, какого требовали условия жизни.
Общественная организации тевтонцев, кельтов, скандинавов, славян и других народов, когда они впервые пришли в соприкосновение с римлянами, находилась в переходном состоянии. Их родовые союзы, основанные на действительной, или же на предполагаемой общности происхождения, служили для объединения их в течение многих тысячелетий. Но подобные союзы отвечали своей цели только до тех пор, пока в пределах самого рода не появлялось отдельных семейств. Однако же, в силу указанных выше причин, отдельные патриархальные семьи медленно, но неудержимо создавались среди родового быта; и их появление, в конце концов, очевидно вело к индивидуальному накоплению богатств и власти, к их наследственной передаче в семье и к разложению рода. Частые переселения и сопровождавшие их войны могли только ускорить распадение родов на отдельные семьи, а рассеивание племен во время переселений и их смешение с чужеземцами представляли как раз те условия, которыми облегчалось распадение прежних союзов, основанных на узах родства. Варварам, — т. е. тем племенам, которых римляне называли «варварами», и которых, следуя классификации Моргана, я буду называть тем же именем, в отличие от более первобытных племен, т. н. «дикарей», — предстояло, таким образом, одно из двух: либо дать своим родам разбиться на слабо связанные между собою группы семейств, из которых наиболее богатые семьи (в особенности те, у которых богатство соединялось с функциями жреца, или с военной славой) захватили бы власть над остальными: или же — отыскать какую-нибудь новую форму общественного строя, основанного на каком-нибудь новом начале.
Многие племена были не в силах сопротивляться раздроблению: они рассеялись и были потеряны для истории. Но более энергичные племена не распались: они вышли из испытания, выработавши новый общественный строй, — деревенскую общину, — которая и продолжала объединять их в течение следующих пятнадцати, или даже более веков. У них выработалось представление об общей территории, о земле, приобретенной ими и защищаемой их общими усилиями, и это представление заступило место угасавшего уже представления об общем происхождении. Их боги постепенно потеряли свой характер предков и получили новый — местный, земельный характер. Они становились божествами, или впоследствии святыми, данной местности.
«Земля» отождествлялась с обитателями. Вместо прежних союзов по крови вырастали земельные союзы, и этот новый строй, очевидно, представлял много удобства при данных условиях. Он признавал независимость семьи и даже усиливал эту независимость, так как деревенская община отказывалась от всяких прав на вмешательство в то, что происходило внутри самой семьи; он давал также гораздо больше свободы личному почину; он не был по существу враждебен союзам между людьми различного происхождения, а между тем он поддерживал необходимую связь в действиях и в мыслях общинников; и, наконец, он был достаточно силен, чтобы противостоять властолюбивым наклонностям меньшинства, слагавшегося из колдунов, жрецов и профессиональных или прославившихся воинов, стремившихся к захвату власти. Вследствие этого, новый строй стал первичной клеточкой всей будущей общественной жизни, и у многих народов деревенская община сохранила этот характер вплоть до настоящего времени.
Теперь уже известно — и едва ли кем-либо оспаривается, — что деревенская община вовсе не была отличительной чертой славян или древних германцев. Она была распространена в Англии, как в саксонский, так и в норманнский периоды, и удерживалась местами вплоть до девятнадцатого века [144]: она же являлась основой общественной организации древней Шотландии, древней Ирландии и древнего Уэльса. Во Франции, общинное владение и общинный передел пахотной земли деревенским мирским сходом держались, начиная с первых столетий нашей эры, до времен Тюрго, нашедшего мирские сходы «чересчур шумными», а потому и начавшего уничтожать их. В Италии, община пережила римское владычество и возродилась после падения римской империи. Она являлась общим правилом среди скандинавов, славян, финнов (в pittäyä, и вероятно, в kihlakunta), у куров и ливов. Деревенская община в Индии — в прошлом и в настоящем, арийская и не арийская, — хорошо известна, благодаря сделавшим эпоху в этой области трудам сэра Генри Мэна; а Эльфинстон описал ее у афганцев. Мы находим ее также в монгольском «улусе», в кабильском thaddart'e, в яванской dessa, в малайской kota или tofa и, под разнообразными наименованиями, в Абиссинии, в Судане, во внутренней Африке, у туземных племен обеих Америк и у всех мелких и крупных племен на островах Тихого океана. Одним словом, мы не знаем ни одной человеческой расы, ни одного народа, которые не прошли бы в известном периоде через деревенскую общину. Уже один этот факт опровергает теорию, в силу которой деревенскую общину в Европе старались представить порождением крепостного права. Она сложилась гораздо ранее крепостного права, и даже крепостная зависимость не смогла разбить ее. Она представляет всеобщую ступень развития человеческого рода, естественное перерождение родовой организации, — по крайней мере, у всех тех племен, которые играли, или до настоящего времени играют, какую-нибудь роль в истории [145].
Деревенская община представляла собою естественно выросшее учреждение, а потому полного однообразия в ее построении не могло быть. Вообще говоря, она являлась союзом семей, считавших себя происходящими от одного общего корня и владевших сообща известной землей. Но у некоторых племен, при известных обстоятельствах, семьи чрезвычайно разрастались, прежде чем от них почковались новые семьи; в таких случаях, пять, шесть или семь поколений продолжали жить под одной кровлей или внутри одной загороди, владея сообща хозяйством и скотом и собираясь для еды перед общим очагом. Тогда слагалось то, что известно в этнологии под именем «неделеной семьи» или «неделеного домохозяйства», какие мы до сих пор встречаем по всему Китаю, в Индии, в южно-славянской «задруге» и случайно находим в Африке, в Америке, Дании, Северной России, в Сибири («семейские») и Западной Франции [146]. У других племен, или же при других обстоятельствах, которые еще в точности не определены, семьи не достигли таких больших размеров; внуки, а иногда и сыновья, выходили из домохозяйства тотчас по вступлении в брак, и каждый из них клал начало своей собственной ячейке. Но как деленые, так и неделеные семьи, как те, которые селились вместе, так и те, которые селились врозь, по лесам, все они соединялись в деревенские общины. Несколько деревень соединялись в роды, или племена, а несколько родов соединялись в союзы, или конфедерации. Таков был общественный строй, который развился среди так называемых «варваров», когда они начали оседать на более или менее постоянное жительство в Европе. Нужно помнить, однако, что слова «варвары» и «варварский период» употребляются здесь, вслед за Морганом и другими антропологами — исследователями жизни человеческих обществ — исключительно для обозначения периода деревенской общины, следовавшего за родовым бытом — до образования современных государств.
Долгая эволюция потребовалась на то, чтобы род стал признавать отдельное существование в нем патриархальной семьи, живущей в отдельной хижине; но, даже после такого признания, род, все-таки, вообще говоря, еще не признавал личного наследования собственности. При родовом строе, те немногие вещи, которые могли принадлежать отдельной личности, уничтожались на его могиле, или погребались вместе с ним. Деревенская же община, напротив того, вполне признала частное накопление богатства в пределах семьи и наследственную его передачу. Но богатство понималось исключительно в форме движимого имущества, включая сюда скот, орудия и посуду, оружие и жилой дом, который, «подобно всем вещам, могущим быть уничтоженными огнем», причислялся к той же категории [147]. Что же касается до частной поземельной собственности, то деревенская община не признавала, и не могла признать ничего подобного и, говоря вообще, не признает такого рода собственности и по настоящее время. Земля была общей собственностью всего рода или целого племени, и сама деревенская община владела своею частью родовой территории лишь до тех пор, пока род или племя — точных границ здесь нельзя установить — не находил нужным нового распределения деревенских участков.
