Летающие жирафы, мамонты-блондины, карликовые коровы... От палеонтологических реконструкций к предск - Журавлёв Андрей Юрьевич
Окот сайгаков происходит в течение 3–8 дней, в «Степном» — обычно в первых числах мая, когда свежей зелени на небольших площадях, которые называются «родильными домами», в избытке. На одном квадратном километре на свет может появиться до 400 новорожденных. Сайга-чат мамы стараются оставить среди сусликовин — земляных холмиков, нарытых сусликами. Одни рыжие бугорки почти сливаются с другими. Разродившись, сайгачиха подскакивает в смотровом прыжке — тело под углом 45 градусов к земле, передние ноги поджаты, задние — вытянуты, чтобы определить, нет ли поблизости хищников, и отбегает в сторону метров на пятьдесят. После кормления, которое происходит три раза в сутки и длится от 30 секунд на первых порах до всего 3–15 секунд в последующие недели, самка проделывает тот же маневр. Если родной мамы рядом не оказалось, малыш, блея и размахивая коротким хвостиком, может напроситься на кормежку и к чужой. Та не оттолкнет голодное беспризорное дитятко. На то и «родильный дом». Скажем, овца так никогда не поступит, и в случае гибели матери опытные чабаны приспособились разбивать другой отелой овце нос. Только тогда, не чуя чужого запаха, та накормит не только своих ягнят.
Совершенно беззащитным сайгачонок остается лишь в первые часы. На десятой — двенадцатой минуте он уже встает, на четвертые-пятые сутки семенит за матерью, а через неделю готов трусить вслед за никогда не стоящим на месте стадом; уже и волк, и всадник его не догонят.
Двигаются сайгаки постоянно. Засветло отправляются в путь на кормежку, чтобы переждать жаркое дневное время на лежках. Лежку эта антилопа обустраивает: покрутится на одном месте, словно собака, приминая копытцами траву, и ложится — задние ноги вытянуты вдоль тела, передние подогнуты, голова на плече или на земле. Выдающийся исследователь Сибири Петр Симон Паллас, в 1760-х годах составивший по личным наблюдениям первое научное описание сайгака и назвавший его «русской козой», отмечал, что во время общего отдыха несколько животных всегда бодрствуют, оберегая покой других. Когда кто-то из сторожей ложится, на его место заступает следующий. Вечером — снова в поход за едой, который заканчивается глубоко за полночь, благо на слабое зрение большеглазые сайгаки не жалуются. Едят почти все, что попадется под копытами, но предпочитают злаки, такие, как молодой, еще не зацветший колючей метелкой, ковыль и довольно горькие (на наш, конечно, вкус) прутняк, солянку и полынь. В питье тоже неприхотливы: стадо, поселенное на когда-то существовавшем в Аральском море острове Барсакельмес, пило морскую воду, и поголовье росло.
Сейчас прямо перед глазами сайгаки жадно глотали жидкость из пропахшего метаном артезиана и разыскивали в нем какие-то ветки, похожие на прошлогоднюю полынь, которые с удовольствием жевали. После ухода первого стада появилось время, чтобы ознакомиться с синей табличкой, указывающей состав воды артезиана в миллиграммах на кубический дециметр: хлориды — 8951, сульфаты — 43, нитраты — 29, фтор — 0,1, нефтепродукты — 0,1. Опыт, поставленный на себе, показал, что надписи на заборах порой бывают весьма правдивы. А негасимое оранжево-красное пламя, колеблющееся на ветру над самой скважиной, недвусмысленно подтверждало наличие нефтепродуктов.
Предродовая круговерть — это лишь часть кочевой жизни вечных странников сайгаков. По весне они совершают длительные переходы в покрытые сочной травой степи, летом, в засуху, — к водоемам, а зимой отступают в малоснежные пустыни. Мощный снеговой покров лишает их пропитания. На самой большой своей нынешней территории — в Бетпакдалинском заказнике Центрального Казахстана — мигрирующие сайгаки покрывают расстояние 600–1200 километров, преодолевая в день до 40 километров. В прошлые века они, вероятно, откочевывали гораздо дальше, переплывая и Урал, и Волгу. На границе же калмыцкого заповедника «Черные земли» и астраханского «Степного» им пространства для маневра среди каналов, заброшенных рисовых чек и дорог почти не осталось. Именно благодаря постоянному движению сайгаков пастбища после них быстро восстанавливаются, а не превращаются в пески…
Усилиями советских ученых и охотоведов к середине XX века поголовье сайгаков с тысячи выросло примерно до миллиона. По-своему «помогла» и убийственная для сельского хозяйства коллективизация, превратившая пастбищные угодья в пустоши. В начале 1980-х годов, когда в стране по-прежнему жилось совсем не сытно, в рамках «продовольственной программы» даже предлагалось обратиться к «дармовым» природным ресурсам — сайгачатине. В одной диссертации предлагалось внедрение «нового, более прогрессивного и гуманного метода добычи сайгаков с применением переносных сетей» вместо обычной охоты на машинах с горящими фарами, когда животных в сумерках ослепляли, загоняли до отека легких и расстреливали, поскольку при этом «товарный вид туш не отвечает предъявляемым требованиям». Еще через десять лет, когда вместе с остатками еды исчезли и остатки законности, сайгаков бросились истреблять всеми способами, вспомнив даже об аранах, использовавшихся, как установили археологи, в каменном веке. Аран — это стреловидная площадка в несколько десятков гектаров, окруженная траншеями. Такие площадки расчищали рядами по нескольку штук на пути сайгачьих кочевок, располагая широкой горловиной в сторону, откуда шли стада. На кончике стрелы находился узкий «выход», утыканный кольями или просто стеблями кососрезанного тростника. Бегущие животные сами нанизывались на преграду.
И бесчисленные, казалось, стада сайгаков вновь почти растаяли. В Красном списке Международного союза охраны природы сайгак даже попал на страницу видов, находящихся в «критической опасности». Следующая за ней страница — уже не красная, а черная — «виды, вымершие в природе». В Красной книге России сайгак не числится, но не потому, что вымер, а потому, что проходит по статье «промысловые животные» (!), хотя вне пределов заповедных земель его уже не встретишь. Зато можно встретить объявления, предлагающие охотничьи туры на сайгаков с обещанием самых длинных рогов в виде трофея. А академики-географы, выслуживающиеся перед чиновным аппаратом, опять призывают расстреливать все в природе: в разряд «стратегических ресурсов промысловой фауны России» на 2014 год попали и туры, и снежный баран, и белогрудый медведь, и сайгак. Прогноз годовой добычи последнего составляет 1000 особей!
Самый большой урон, не считая академиков, которые считать не умеют, наносят браконьеры, убивающие самцов ради рогов. Взрослый рогаль присматривает за гаремами из 12–30 самок. Но в последние брачные сезоны одного самца окружает больше самок. Из-за агрессивности доминантных особей по отношению к молодым те не могу спариться, и плодовитость самок падает. Нехватка же рогалей в российской популяции связана с их целенаправленным преследованием браконьерами.
Отрезанные рога затем нелегально уходят в Китай, где из них изготовляют 500 с лишним снадобий. Как всегда — от всего. Правда, биохимики, исследовавшие состав рогов сайгака, не нашли в кератине и коллагене (двух основных белках, образующих роговой чехол) ничего принципиально отличного от рогов козла и барана. Зато в китайских снадобьях из «стопроцентного сайгачьего рога» нашли много чего другого. Хромография, проведенная биохимиком Меган Коглан из лаборатории древней ДНК при Университете имени Мёрдока в Перте, выявила в «сайгачьем» препарате следы 15 различных видов растений, включая сильные аллергены. В других традиционных китайских «лекарствах» обнаружены ртуть, свинец и мышьяк; после их применения более сотни женщин приобрели болезнь почек с осложнениями в виде рака мочеполовых путей. В Китай и другие страны Юго-Восточной Азии в 1995–2004 годах, по данным международной организации TRAFFIC, отслеживающей пути нелегальной торговли дикими животными, было ввезено около 45 тонн сайгачьих рогов — в основном из России (для чего нужно было убить от 250 до 450 тысяч самцов); написанными под копирку объявлениями о скупке якобы «старых сайгачьих рогов» заклеены все столбы и подворотни Саратова, Волгограда, Элисты и Астрахани.
