Генетическая одиссея человека - Уэллс Спенсер (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Уилберфорс был блестящим оратором, и многим из слушателей его аргументы казались убедительными. Но, несмотря на то что в тот день он твердо стоял на своем, в конечном счете ему суждено было быть побежденным. И «разрушителями мифов», предзнаменовавшими существенные перемены в представлениях о нашем месте в мире, стали не философы и не священники, а профессиональные ученые. Джозеф Гукер и Томас Генри Гексли (или Хаксли), оба истинные викторианцы, были убежденными сторонниками новой теории Чарльза Дарвина об эволюции и естественном отборе. Гексли, преподаватель биологии в лондонской Горной школе, позднее стал более известен как «дарвиновский бульдог». Гукер был превосходным ботаником, помощником директора Королевских ботанических садов в Кью. Когда в конце выступления Уилберфорса они принялись опровергать его эмоциональные аргументы, их слова прозвучали как похоронный звон по устаревшим взглядам на происхождение человека. Наука прокладывала путь в прекрасный новый мир.
Дебаты между Уилберфорсом, Гукером и Гексли способствовали не просто укреплению в сознании общественности идеи эволюции – большинство образованных людей уже пришли к тому, чтобы воспринимать мир в эволюционном контексте, – а скорее изменению представления о месте человека в мире. Когда мы рассматривали себя как священное творение всемогущего существа, мы могли легко оправдать нашу обособленность от остальной живой природы. Мы – хозяева, завоеватели, возможно, любимые чада, но другие, особенные.
Проницательность Дарвина все изменила. Этот человек – практически затворник, страдающий диспепсией – несколькими строками, вышедшими из-под его пера (и двадцатью годами возни с голубями и усоногими раками) понизил человека от божественного творения до продукта биологического ремесла. И что самое странное – он даже не собирался этого делать. Дарвин, этот отпрыск состоятельного викторианского семейства (его дедушкой был Джозайя Веджвуд [3], а отцом – состоятельный врач, и сам Дарвин по несколько часов в день занимался своими инвестициями), не имел намерения «раскачивать лодку», когда в 1831 году собирался в свою исследовательскую экспедицию на борту «Бигля». Безусловно, он жаждал приключений и надеялся избежать участи степенного сельского священника – логичного карьерного выбора выпускника Кембриджа того времени. Но искал он и еще чего-то.
Подобно многим викторианцам, Дарвин с детства проявлял глубокий интерес к науке. Поскольку его химические опыты постоянно заканчивались разного рода происшествиями, особенно когда он проводил их со своим старшим братом Эразмом (так, однажды во время одного неудачного эксперимента они случайно взорвали сарай, служивший им лабораторией), увлечения Дарвина переместились за пределы дома. Он чрезвычайно увлекся жуками (в одном из писем он жалуется, как ему не хватает единомышленника, столь же интересующегося жуками) и многие часы проводил в поисках необычных экземпляров. Но наибольшее влияние на его будущий труд оказала геология, которой он увлекся во время учебы в Кембридже.
В начале XIX века геология претерпевала революцию, поставившую под вопрос наше понимание истории, изложенной в Библии. Дарвин был последователем взглядов, ставших известными как униформизм, которые впервые сформулировал Чарльз Лайель. Лайель считал, что в далеком прошлом действовали те же силы и с той же интенсивностью, что и в современную эпоху. Диаметрально противоположной униформизму была теория катастроф, которой придерживались многие крупные ученые, такие как Луи Агассис – швейцарец, иммигрировавший в Америку и основавший Музей естествознания Гарвардского университета. Приверженцы теории катастроф считали, что в истории Земли длительные периоды стабильности, когда ничего не происходило, сменялись настоящим светопреставлением. Оно могло принимать форму библейского потопа, или ледникового периода, или сильных сдвигов земной коры. Все значительные изменения, как живых существ, так и планеты в целом, были спровоцированы этими случайными явлениями. Характер распространения видов растений и животных является следствием этих произошедших в прошлом катастрофических событий.
Одним из недостатков теории катастроф было то, что она преувеличивала значение неординарных событий прошлого, в то время как множество изменений происходило, вероятно, без каких-либо радикальных катализаторов. А если трансформации идут и без вмешательства исключительных событий, то к чему вообще ссылаться на них? Почему бы просто не предположить, что Земля постоянно понемногу изменяется, и в течение длительного времени эти небольшие изменения приводят к ощутимым результатам? По мнению Лайеля, этим намного легче объяснить существующие факты.
Все эти идеи владели умом молодого Дарвина, когда он сошел с палубы «Бигля», куда был нанят в качестве джентльмена-компаньона капитана Фицроя. Наличие такой необычной должности было вполне в духе викторианской эпохи, когда считалось, что принадлежа к высшему сословию, капитан корабля не может общаться с командой. В действительности это была должность судового врача, которую Дарвин досрочно оставил, окончив свое плавание в Бразилии после ссоры с Фицроем. Так или иначе, de facto Дарвин был натуралистом, и отсутствие официального статуса позволяло ему большую часть времени заниматься своими исследованиями.
Дневник, который Дарвин вел в течение пятилетнего путешествия на борту «Бигля», являет собой классический образец путевых заметок XIX века. Во время своего путешествия Дарвин сделал несколько крупных открытий, включая его объяснение, почему коралловые атоллы круглые (это связано с исчезнувшими вулканами), и заключение о том, что таитяне – действительно весьма привлекательный народ. Самому же важному его открытию – проникновению в суть естественного отбора и его роли в возникновении и эволюции видов – посвящено так много литературы, что нет необходимости касаться его в этой книге. Достаточно сказать, что Гексли и Уилберфорс не встретились бы лицом к лицу в 1860 году, а вы не читали бы эту книгу, если бы Дарвин не распознал в естественном отборе движущую силу эволюции.
Но здесь нас интересует одна из дарвиновских идей, которая прослеживается уже в этом самом первом крупном труде Дарвина. Эту тему он затрагивает более осторожно по сравнению с биологической эволюцией, и лишь после 30 лет сомнений выносит на открытое обсуждение в своем «Происхождении видов». И касается она человечества. Или точнее – человеческого разнообразия, увиденного глазами ученого викторианской эпохи, стремящегося дать объяснение этому факту. Почему люди, живущие в разных уголках Земли, так отличаются друг от друга?
«Бигль» поднял паруса 27 декабря 1831 года в Давенпорте, расположенном недалеко от Плимута, и взял курс на Острова Зеленого мыса, к берегам Бразилии, Аргентины, к архипелагу Огненная Земля, к Чили, Эквадору, Галапагосским островам, Таити, Новой Зеландии, Австралии, Маврикии и снова к Бразилии, перед тем как 2 октября 1836 года вернуться домой. Путешествуя по такому грандиозному маршруту, Дарвин имел возможность увидеть своими глазами людей самых разных национальностей. Он исследовал Бразилию, видел аргентинских гаучо, путешествовал по Андам в сопровождении чилийских гидов. Но возможно, самыми необычными из встреченных им людей были аборигены Огненной Земли.
Дарвин описывал их так: «…низкорослые, их безобразные лица перемазаны белой краской, грязные, их волосы спутаны, их голоса неблагозвучны, их жесты устрашающи. Видя этих людей, с трудом можно поверить, что они – наши собратья». Явно не такой портрет приходит на ум при упоминании «благородных дикарей». Тем не менее сам Дарвин путешествовал с тремя такими фуэгинами [4], которых пять лет назад капитан Фицрой увез с собой в Лондон. Их похитители дали им колоритные имена – Фуэгия Баскет, Джимми Баттон и Йорк Минстер, в то время как их настоящими именами были Йокушлу, Орунделлико и Эльлепару. Взятые матросами в качестве выкупа за похищенную лодку, эти аборигены явно не вписывались в картину викторианской Англии. Тем не менее они научились говорить на примитивном английском языке и даже начали подражать манерам представителей британского среднего класса. Джимми, например, постоянно восклицал «бедный, бедный парень», когда у Дарвина случались приступы морской болезни, что происходило с ним с приводящей в уныние регулярностью. Несмотря на отличительные особенности фуэгинов, Дарвин однозначно видел в них представителей одного с собою вида, хотя и имел некоторые характерные для викторианцев взгляды на человеческую расу. Он даже считал, что суеверия огнеземельцев делает их похожими на матросов «Бигля», и винил в их низком уровне материальной культуры эгалитарную политическую систему. Будучи довольно наивным в том, что касается политики, в сфере науки он опережал свое время.
