Жизнь охотника за ископаемыми - Штернберг Чарльз Г. (книги регистрация онлайн TXT) 📗

Однажды мы с Биллем были вместе на работе, а когда вернулись обедать, Джэк еще не показывался. Мы не особенно о нем беспокоились, так как решили, что он нашел что-нибудь интересное и выкапывает образец. Но и вечером Джэк не явился. Решив, что он где-нибудь упал и убился, или лежит в какой-нибудь пропасти со сломанной ногой, мы в сильной тревоге отправились снова в овражный участок на поиски его.

Экспедиция была довольно опасная и в дневное время, а ночью — тем более. Мы много раз рисковали жизнью, но не останавливались, пока все кругом не зазвенело от наших призывных окликов. Около полуночи, со страхом и печалью в сердце, мы вернулись, наконец, в лагерь. В лунном свете я увидел на постели Джэка что-то похожее на человеческое тело. Я подбежал, сорвал одеяло и увидел спокойно спящего Джэка. Мы-то боялись, что он заблудился или сорвался с обрыва, а он был в горах, недалеко от того места, где небольшое обнажение Джон-дэйских слоев видно было из лагеря. Когда он вернулся и нас в лагере не оказалось, он нисколько не встревожился, поужинал и улегся спать, в то время как мы до хрипоты окликали его, отыскивая в оврагах. Этот случай хорошо отражает свойство юности — неспособность понять тревогу, которую юноша невольно причиняет старшим.

Среди ископаемых остатков, которые мы собрали в слоях Джон-дэй, были конечности огромной свиньи Elotherium humerosum (элотерий плечистый) ^[43], названной так Копом из-за большого отростка на плечевой кости. Мы нашли этот экземпляр в Сенной долине (Гейстек-валли); он лежал на боку, причем пальцы торчали на поверхности откоса. Поверх него были тысячи метров вулканической породы. Поработав киркой и лопатой, мы очистили нижний слой земли, а когда добрались до середины плечевой и бедренной костей, то увидели, что они так ровно срезаны, словно их отпилили алмазной пилой. Я знал, конечно, что здесь имел место сброс и что земля, сдвигаясь вниз, разделила кости. Меня интересовал вопрос, какая сторона опустилась и насколько глубоко. Если сторона расположена в направлении открытой долины, то остаток скелета, наверное, разрушен при размывании, так как откос над костями образует угол в 45° к плоскости, на которой они лежат. Если же, наоборот, сдвинулась часть, обращенная к горе, и передвижение было не слишком велико, я буду в состоянии найти остальные части скелета. Вдохновленные этой надеждой, мы потратили несколько дней тяжелого труда и с восторгом нашли отделенные от скелета кости ниже первоначального уровня их залегания.

Каково, однако, должно было быть колебание и сотрясение земной коры, когда целые километры горных пород соскользнули почти на метр по направлению к центру земли! Нет ничего удивительного, что, когда подобный сброс произошел у Сан-Франциско, непрочные создания рук человеческих превратились в развалины. Кости элотерия находятся в настоящее время на выставке в Американском музее, который купил коллекции Копа, включая материал, собранный мною за восемь лет полевой работы в снаряженных им экспедициях.

Я нашел в слоях Коттонвуда, залегающих поверх миоценового горизонта Джон-дэй, пястную кость большого верблюда. Она состояла из двух половинок, разделенных посредине тонкой костной перегородкой, по обе стороны которой были мозговые каналы; когда я внимательно рассмотрел ее, то пришел к убеждению, что обе половинки были когда-то отдельными костями, как кости пястные и плюсневые у свиньи. С этой мыслью в уме я постоянно искал верблюда в более древних отложениях. Не могу описать моего восхищения, когда однажды, исследуя слои Джон-дэй, я набрел на скелет, который был вымыт из породы водой и резко выделялся на поверхности откоса. Я знал еще прежде, чем вырыл пястную кость, что мое предположение подтвердится, и когда я поднял обе кости в отдельности, то был доказан факт, что у предка ныне живущего вида пястные кости передней ноги и плюсневые кости задней ноги были соответственно разделены. Так как вид, представленный образцом, был в науке до тех пор неизвестным, профессор Коп назвал его в мою честь Paratylopus sternbergii (паратилоп Штернберга). Череп этого вида был впоследствии найден д-ром Вортманам; оба экземпляра ныне выставлены в Американском музее.

При взгляде на пястную кость древнего верблюда я понял, как Дарвин, Марш и Гексли пришли к заключению, что древняя лошадь была трехпалой. Они признали, что «грифельные косточки» у лошади подобны боковым пальцам у носорогов, расположенным соответственно по одной с каждой стороны средних костей пясти и плюсны, и решили, что эти косточки являются остатками крайних пальцев предка лошади. А позднее мы нашли и трехпалую лошадь (рис. 24).

В тех же отложениях я нашел череп пеккари и ореодона; оба вида науке неизвестны, и Коп использовал их в своем описании как типичный. Нашел я и двух хищников; один из них был ростом с американскую пантеру, другой — собака, по размерам близкая к койоту. Среди других моих находок там были также великолепный череп носорога Diceratherium nanum Марша (маленький двурог) и череп грызуна. Все эти образцы вымершей фауны выставлены в Американском музее.

Конечно, я назвал только некоторые из многих образцов, собранных в этих отложениях: сотни еще сложены в ящиках и на лотках музея. Мне сказали, что получить написанную на машинке копию списка ископаемых из Джон-дэй, имеющихся в музее, будет стоить двадцать пять долларов. В этом списке часть образцов собрана мною, а некоторые куплены у Вэрфильда и Дэя. Профессор Коп как-то писал мне, что моя коллекция в Американском музее заключает около пятидесяти видов вымерших млекопитающих.

Однажды в июле я оставил Джэка Вортмана на работе, а сам отправился в Дэйвиль, ведя вьючного пони. Я намеревался провести вечер с м-ром Масколлом, оставить у него груз ископаемых и привезти обратно груз съестных припасов. Билль Дэй потерял одну из лошадей, а так как большой отряд индейцев Уматилла стал лагерем на Лисьем лугу, в девяти километрах к востоку от нашей стоянки у Бухты, он отправился в ту сторону на поиски за своей лошадью.

Когда я доехал до высокой горы над Дэйвилем, я мог взглянуть на узкую долину Джон-дэй внизу. Хотя уже был полдень, но дым не поднимался из домовых труб. Пшеница созрела, но никого не было в полях; на пастбищах не видно было ни скота, ни людей. В те дни в тех местах не знали еще машин; хлеб косили косами и молотили копытами лошадей, которых по нему гоняли.

«Что могло бы значить это отсутствие людей в полях и на пастбищах?» — спросил я сам себя. Когда я двинулся вниз к реке по узкой дорожке отлогого спуска, сердце мое было полно страшных предчувствий. Чума ли поразила всех, кого я знал так хорошо? Или все они бежали, угоняя лошадей и скот от нападения немирных индейцев?

Добравшись до реки, я покричал м-ру Масколлу, чтобы он переехал за мной на лодке и перевез меня, но не надеялся услышать ответ. К великой моей радости я увидел, что он вышел из дома и пошел по дорожке к лодке через прибрежный кустарник. Все время, пока он отвязывал лодку и греб через реку, я не переставал кричать: «В чем дело? Где же все люди?» Но пока я не вошел в лодку с моим вьюком и седлом, пока мы не отправились в обратный путь, он не ответил на вопросы, которые я задавал.

Оказалось, что три сотни Банноков или Змей, под предводительством избранного ими вождя Игэна, покинули свое становище в нескольких сотнях километров к югу, захватили шесть тысяч лошадей, главным образом на ранчо французских миссионеров и теперь были на пути к северу: они шли на соединение с Гоумли, вождем племени Уматилла, на Лисьем лугу. Генерал Говард, преследовавший их по пятам, послал впереди своего отряда гонца к поселенцам в долине Джон-дэй, советуя им собраться в какой-нибудь центральной местности, построить укрепление и держать в нем женщин и детей, чтобы защитить их от индейцев. Все в долине, кроме м-ра Масколла и старика, державшего почтовую станцию на Тополевой речке, в полутора километрах к югу, послушались совета и ушли за пятнадцать километров на Испанский прииск, городок рудокопов в горах.