Расшифрованный код Ледового человека: От кого мы произошли, или Семь дочерей Евы - Сайкс Брайан (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Другие классические генетические маркеры более разнообразны, особенно один, который отвечает за систему иммунологических групп тканей, важную при трансплантации органов. Подобно тому, как перед переливанием крови проверяют ее группу, чтобы избежать нежелательной иммунной реакции, необходимо проверить, совместимы ли группы тканей донора и реципиента, когда проводят пересадку органов: сердца, почек или костного мозга. Нам не приходилось слышать, чтобы кто-то подолгу ждал переливания крови, потому что не нашлось подходящей группы, но у всех на слуху печальные истории о пациентах, проводящих месяцы и даже годы в ожидании подходящего сердца или донорской почки и зачастую умирающих, так и не дождавшись пересадки. Основная причина заключается в том, что если групп крови всего четыре (А, В, АВ и 0), то разных групп тканей существует множество.
Я вынужден признаться перед вами в серьезном личном недостатке, точнее, глубокой несостоятельности. Я совершенно тупею, когда пытаюсь осознать дикое многообразие иммунологических типов тканей. Среди моих ближайших друзей есть специалисты по клеточной иммунологии, для которых группы тканей — это вся их жизнь; в институте, где я работаю, таких специалистов множество. А вот у меня в мозгу что-то отключается с громким щелчком, как только начинают описывать разные группы тканей. Все они начинаются с сочетания трех букв: HLA. К нему присоединяются окончания, состоящие из комбинации букв и цифр: HLA- DRB1, HLA- DPB2, HLA- B27 и так далее. Время от времени я хожу на семинары, где меня выбивают из колеи слайды с таблицами, заполненными этой жуткой цифро-буквенной смесью. Многократно я пытался сосредоточиться, думая, что если я очень постараюсь, то смогу вникнуть и что-то понять. Кончилось тем, что мне приходится объяснять этот материал студентам, которым я читаю генетику. А толку мало. Я убедился в том, что генетически не способен разобраться в группах тканей и могу сказать о них лишь одно: их на свете столько, что оторопь берет. К счастью, для нашей истории этого вполне достаточно. Поскольку их очень много и набраны богатые данные по Полинезии, Южной Америке и Юго-Восточной Азии, сопоставить их оказалось относительно просто. Было бы естественно предположить, что больше всего совпадений будет у полинезийцев и жителей Азии. Не тут-то было! Тип, который называется HLA — Bw48, очень редко встречается у всех, за исключением полинезийцев и североамериканских индейцев. Однако, несмотря на большое разнообразие материала, эволюционная связь между различными тканевыми типами не была изучена. Так, к примеру, о типе HLA — Bw48, том самом, что был обнаружен еще и в Северной Америке, невозможно было сказать, близко ли связан он с другими полинезийскими типами или нет. Сравните эту ситуацию с той, которую мы получили по митохондриальной ДНК жителей Раротонга. Мы знали, что получили три разновидности, знали также, что две из них очень близко связаны друг с другом, а третья с ними не связана совсем. Это, как вы потом увидите, нам очень здорово помогло. Мы могли изучать другие страны и не просто искать в них полинезийский тип митохондриальной ДНК, но и другие, похожие на него.
К тому времени, как я задумал повторную поездку на остров и убедил Королевское общество оплатить ее — ведь именно они финансировали первое плавание Кука на Таити, и я именно это подчеркнул в своей заявке,— стали появляться данные других исследователей по коренному населению Северной и Южной Америки. Точно так же, как в пробах с Раротонга выявился один основной кластер (если принять два очень близких типа за две подгруппы одного кластера и забыть о единственном отличающемся случае — туристе), в двух Америках было обнаружено четыре основных кластера. Три из них имели совершенно другие последовательности митохондриальной ДНК; четвертая несколько напоминала основную последовательность Раротонга — 189, 217, 247, 261, но только по двум позициям — 189 и 217. Это уже было интересно. Но кроме того, в ДНК жителей Раротонга и коренных американцев обнаружилась еще одна удивительная общая черта. В кольцеобразной молекуле их митохондриальной ДНК на участке, противоположном контрольному региону (а именно его последовательность мы изучали), отсутствовал маленький кусочек ДНК, всего девять оснований. Это, вне всяких сомнений, повышало вероятность того, что полинезийский и американский тип окажутся родственными. Все шло к тому, что победит Хейердал.
Я услышал о том, что на Гавайях Ребекка Канн (один из соавторов, опубликовавших в 1987 году вместе с Алланом Уилсоном оригинальную статью о митохондриальной ДНК и эволюции человека) занимается изучением ДНК у коренных островитян. Это было трудное дело, потому что, в отличие от Раротонга, на Гавайях почти не осталось туземного населения. В результате двухсотлетней иммиграции, главным образом из Азии и Америки, исконное население острова сократилось до минимума, причем многие коренные гавайцы влачили жалкое существование — к этому привело пресловутое колонизаторское наследие. Однако в последнее время политика по отношению к коренному населению изменилась, появились специальные стипендии и пособия, выплачиваемые коренным жителям Гавайев, для получения которых было необходимо представить доказательства своего происхождения. Одним из способов получить такое доказательство был анализ ДНК, так что это послужило хорошим стимулом к тому, чтобы заниматься митохондриальной генетикой коренных гавайцев.
Во время второй поездки на Раротонга я созвонился с Бекки Канн на Гавайях, и вот мы сидим в ее лаборатории и, вместе с ее аспирантом Коджи Лумом, сравниваем наши результаты. Почти сразу же мы отметили, что обнаружили один и тот же основной полинезийский тип с выпадением фрагмента и одинаковыми вариантами контрольного региона. Нас взволновало это открытие — ведь оно доказывало общность народов Гавайев и Раротонга, живущих на расстоянии трех тысяч миль друг от друга. Я уже представлял себе необъятный океан, разделяющий две группы островов, и фантастические путешествия, которыми были унесены за море эти гены. Не то чтобы результат был совсем неожиданным, он лишь подтверждал многочисленные свидетельства, от капитана Кука до наших дней, согласно которым полинезийцев связывает общее происхождение, просто было очень здорово получить доказательство этому. Бекки неохотно отправилась готовиться к семинару, оставив нас с Коджи в кабинете, где мы наперебой восторгались путешествиями полинезийцев, принесших эти гены в Раротонга и Гавайи.
То, что за этим последовало, происходит в науке чрезвычайно редко; это был один из уникальных моментов, когда вдруг приоткрывается завеса над чем-то, чего никто никогда прежде не знал и не видел. Я уже собирался упаковать свои записи и тут припомнил о нетипичной последовательности с Раротонга, той самой, которую я приписал туристу и о которой вообще-то просто забыл. Обернувшись к Коджи, я спросил, не встречалось ли ему что-нибудь подобное среди гавайских проб. Он сказал, что сейчас проверит, и достал свои списки с результатами. Среди них был один, стоящий особняком. Я снова разложил свои записи на бумаге, напоминающей рулон обоев,— ноутбуки тогда еще не появились,— где были записаны результаты с Раротонга, и почти сразу отыскал необычную последовательность. Сначала последовательности Коджи совершенно не совпадали с моими, а затем мы сообразили, что читаем их с разных концов. Я перевернул свои и начал вслух читать странную раротонгианскую последовательность. Я читал ее слева направо. Первый вариант стоял в позиции 144.
— Есть у тебя что-нибудь 144? — спросил я.
— Да,— сказал Коджи.
Я передвинулся на четыре позиции, к 148.
— Что-нибудь на 148?
— Да, в том же образце,— ответил он.
Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Я продолжил: -223?
— Да.
— 241?
— Да.
Я заспешил.
— 293?
— Да.
— 362?
— Да!
Они были идентичны. Мы одновременно подняли головы от записей. Наши взгляды встретились, а лица расплылись в широких, безмолвных улыбках. Это была совсем не ДНК заезжего туриста. Если только в мои пробы каким-то чудом не попала кровь туземного жителя Гавайев, проводящего каникулы в Раротонга, то перед нами, очевидно, был второй подлинный тип ДНК полинезийцев, который проник в глубины Тихого океана и достиг Островов Кука и Гавайев. Откуда он родом? Чтобы ответить на этот вопрос, потребовалось еще полгода.
