Изгнание из Эдема - Оппенгеймер Стивен (электронная книга .txt) 📗
В рамках любого исхода из Африки могла присутствовать смесь генетических линий Евы, восходящих к различным потенциальным основоположникам. То же самое можно сказать и о любой произвольно собранной группе людей. И тем не менее выжить смогла только одна из этих генетических линий. Этот факт позволяет допустить, сколько попыток отдельных групп совершить исход из Африки могли оказаться успешными. Допустим, изначально существовало пятнадцать различных в генетическом отношении типов или линий мтДНК, которые покинули Африку в составе группы мигрантов (их могло быть и больше, и меньше; см. рис. 1.5). Это число вполне реалистично; даже в наши дни существует именно пятнадцать материнских генетических линий, возраст которых превышает 80 тысяч лет.
Рис 1.5
Эти линии можно представить в виде пятнадцати типов мраморных камешков, оказавшихся в одном мешочке. Из этих пятнадцати линий только одна, митохондриевая ветвь, спустя много поколений превратилась в Еву выходцев из Африки, то есть общую «материнскую линию» для всего остального человечества. Другими словами, уцелел всего один камешек, представляющий только один тип мрамора. Этот произвольный процесс отбора и вымирания получил название дрейфа генов, потому что первичное смешение линий как бы совершило «дрейф» в сторону одного-единственного генетического типа.
Механизм, лежащий в основе дрейфа генов, достаточно прост. Время от времени некоторые материнские генетические линии отмирают, поскольку в них не остается дочерей, способных произвести на свет жизнеспособное потомство. Такое угасание и вымирание генетических линий показано на рис. 1.5. В пределах небольших изолированных этнических групп это со временем приводит к преобладанию какой-либо одной наследственной линии. В небольших группах дрейф играет огромную, решающую роль. Любопытный современный пример дрейфа генов, наблюдаемый, правда, по отцовской линии: в небольших, почти изолированных от внешнего мира, альпийских или валлийских горных деревушках через несколько поколений почти все жители оказываются обладателями одной и той же фамилии — скажем, Шмидт или Эванс — независимо от того, чем занимаются их сегодняшние носители [79].
Если мы возьмем две идентичные этнические группы, участвовавшие в исходе из Африки, и изолируем их в двух разных регионах (два мешочка с камешками, если продолжить нашу аналогию), через какое-то время в каждой из этих групп возобладает одна генетическая линия. Поскольку дрейф генов всегда связан с произвольным вымиранием, дрейф в обеих группах, скорее всего, не сведется к доминированию одних и тех же линий (шанс такого развития событий тоже есть, но они невелики — 1 к 15, если, разумеется, исходное число линий в обеих группах будет одинаковым). Если же мы возьмем две разные этнические группы, происходящие из разных регионов Африки (скажем, мигранты по северному и южному маршрутам; см. ниже) и жившие в разные эпохи, разделенные десятками тысяч лет, картина генетических линий в этих группах будет совершенно разной, ибо она будет отражать принципиально разные типы отбора линий африканских предков. И в данном случае вероятность выделения и преобладания одной и той же линии будет крайне мала.
Не надо обладать выдающимися познаниями в области статистического анализа, чтобы понять: вероятность того, что в двух таких независимых и малочисленных группах мигрантов, совершавших свой исход в разные эпохи и двигавшихся из Африки в разных направлениях, в результате произвольного дрейфа генов может возникнуть доминирование одной и той же материнской генетической линии, исчезающе мала. Она сравнима с вероятностью того, что в результате поочередного извлечения камешков из обоих мешочков в них в итоге останутся совершенно идентичные камешки. Но если миграций было не одна, а две, это со всей неизбежностью означает, что у мигрантов из Африки должно было быть как минимум две Евы. Другими словами, гены ясно говорят нам, что если за пределами Африки выжила и сохранилась только одна митохондриевая генетическая линия, это значит, что существовала всего одна замкнутая этническая группа, которая совершила исход из Африки и стала впоследствии родоначальницей всего населения земного шара. От этой немногочисленной группы спустя множество поколений произошли и аборигены Австралии, и китайцы, и европейцы, и индусы, и полинезийцы. Но их древнейшие гены покинули Африку одновременно в той самой группе исхода.
Разумеется, если принять этот унитаристский аргумент, получается, что, раз северный маршрут не мог вывести из Африки предков будущих аборигенов Австралии, логично предположить, что от этих мигрантов вообще не мог произойти никакой другой народ за пределами Африки. Но прежде чем отвергнуть северный маршрут миграции как таковой и признать реальность исхода по другому, южному маршруту, давайте хорошенько ущипнем себя и спросим: соответствует ли вся совокупность генетических фактов теории одного-единственного исхода? Самым естественным ответом будет ответ «да», особенно если обратиться к отслеживанию других генетических маркеров, помимо митохондриевой ДНК. Если рассмотреть генеалогию Y-xpoмосомы, нетрудно заметить, что все неафриканские народы происходят от одной-единственной, опять-таки африканской отцовской наследственной линии, которую принято обозначать Ml68. В целом ряде исследований, основанных на использовании генетических маркеров, передаваемых обоими родителями, ученые обнаружили свидетельства одного-единственного исхода из Африки [80].
Другой весьма важный вопрос, который хотелось бы отметить здесь, — это точность датировки. Если обратиться к генетической линии африканской родоначальницы Евы выходцев из Африки, от которой произошли все неафриканские народы, нетрудно заметить, что возраст ее формирования — около 80 тысяч лет тому назад [81] (см. рис. 0.3). Это не совпадает с данными датировки по археологическим и генетическим данным, согласно которым колонизация Леванта и Европы происходила гораздо позже — всего лишь около 50 тысяч лет тому назад.
В отличие от весьма разветвленной структуры генетических линий в Северной Африке, в Африке существует еще один, совершенно особый район, характеризующийся невероятным многообразием генетических линий, располагающихся практически параллельно не только друг к другу, но и основанию ствола древа. Этот район — Эфиопия. Ее зеленые холмы и невысокие горы возвышаются над окрестными пустынями и засушливыми саваннами Африканского Рога [82]. Однако Эфиопия расположена к юго-востоку от Сахары, буквально у самых врат южного маршрута исхода. Генетики в наши дни в спешном порядке изучают генофонд жителей Эфиопии, некоторые из которых вполне могут оказаться потомками того самого этнического ядра группы исхода, покинувшего Африку южным путем. Это вынуждает нас обратиться к рассмотрению южного маршрута.
Чтобы лучше понять перемены «коридоров» (т.е. маршрутов) исхода, по которым прошли потенциальные эмигранты из Африки, нам придется вернуться далеко назад, к первым людям, дерзнувшим покинуть Черный континент. Многие миллионы лет назад, когда древнейший суперконтинент Пангея [83] находился в процессе активного распада, от него откололась Африка, причем на месте разлома образовалась глубокая трещина в земной коре. Эта громадная трещина в земной коре связана с обширной системой бесчисленных ущелий и долин в Восточной Африке. Наиболее заметное следствие такого разлома — глубокая пропасть, образовавшаяся между Африкой и Аравийским полуостровом и более известная как Красное море. К северу от Красного моря находится Суэцкий перешеек, а у южной его оконечности — узкий перешеек шириной 25 км, лежащий на глубине 137 м ниже уровня моря. Он известен под названием Врата Скорби (Баб-аль-Мандаб) и образован многочисленными рифами.
