Экзотические птицы - Степановская Ирина (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
— Давай спустим ее вниз, в мой кабинет, на кушетку. До утра там поспит, а утром я ее заберу!
Медсестра улетела за подушкой и простыней, чтобы постелить Нике постель, а Азарцев с анестезиологом легко подняли спящую девушку и понесли ее вниз.
— Ты домой? — спросил Азарцев анестезиолога, вкладывая ему в карман деньги. Оплата анестезиолога у них была пооперационной.
— Если не нужен, домой, — отозвался тот. — Девушка проснулась, я послежу за ней с полчаса и больше, наверное, не буду нужен.
— Пойдем пока глянем одну больную! — взял его под руку Владимир Сергеевич. — На всякий случай, чтоб все было тики-так! — И он завел анестезиолога в одноместную палату.
Дама с голубыми волосами сидела поперек койки, привалившись спиной к стене, держась руками за грудь, и издавала какие-то сдавленные звуки.
— Что это с вами? — удивился Азарцев, а анестезиолог быстро вставил в уши концы своего фонендоскопа.
— Там птицы! Щебечут! Или мне кажется! Может, я схожу с ума? — Дама закатила глаза и показала пальцем на потолок.
— Ничего страшного! — успокоил ее Азарцев. — Там действительно живут птицы. Очень красивые, экзотические. Перед выпиской я вас туда провожу, покажу! Но сейчас они не щебечут. Сейчас они спят! Уже для птиц ночь — десять часов вечера!
— Но у меня же астма! — встрепенулась больная. — То-то я думаю, отчего это я задыхаюсь!
— Дыхание нормальное! — сказал анестезиолог, тем временем внимательно выслушавший через фонендоскоп, как она дышит. — Повернитесь спиной! — Больная усиленно засопела. — Ну, выдох немного укорочен, дыхание жестковатое, как бывает при хронических неспецифических заболеваниях легких, но хрипов, свиста нет, — сказал анестезиолог уверенно, повернувшись к Азарцеву.
— Вам кажется, что трудно дышать, из-за того, что отек распространяется вниз на шею. Но мы договорились, что это будет еще в течение завтрашних суток, а потом отек начнет спадать. Вам сразу станет легче. — Азарцеву казалось, что он говорит очень убедительно.
— Я здесь умру! — с не меньшим убеждением проговорила в ответ больная.
— Не умрете! — тоже убежденно сказал анестезиолог. — И уж, во всяком случае, не здесь. Сейчас вам ничто не угрожает! Ну, отечные ткани, конечно, давят, мешают, продукты отека всасываются, но угроза вовсе не такая сильная, как вы ее представляете.
— К тому же, чтобы вы были спокойны, к димедролу и анальгину мы добавим эуфиллин! — сказал Азарцев.
— Зачем вы все время колете мне димедрол? — недовольно проговорила больная. — Вам так, конечно, удобнее, чтобы я все время спала и ничего не чувствовала! Но я не хочу умереть во сне! К тому же димедрол — старый препарат!
— Димедрол действительно старое, но испытанное средство для того, чтобы отек не развивался слишком сильно! — стал убеждать больную удивившийся ее тону анестезиолог.
— За такие деньги можно было бы найти средство и поновее! — парировала больная.
— Старое не значит плохое! — вставил Азарцев.
— Да! Я найду здесь свою могилу! — Пациентка ничего не хотела больше слушать и одно и то же твердила как заведенная. К тому же она опять закатила глаза. Анестезиолог сделал знак заглянувшей сестре, та кивнула и мигом явилась со шприцем. В ответ на укол больная принялась стонать так, будто ее по меньшей мере стали оперировать без наркоза.
— А кто это нам говорил раньше, что вы волевая женщина и должны все вынести и всем доказать, что вы можете быть молодой и красивой? — попытался зайти с другой стороны Азарцев.
— Ну почему я не послушалась своего лечащего врача? — ныла женщина. — Вы обманом заманили меня, вы сулили мне красоту и молодость, а не сказали, что я буду задыхаться и терпеть такие ужасные муки! Да еще эти птицы! Я же аллергик!
— Но ведь вам ничто не угрожает! И никто вас сюда не заманивал! — рассердился Азарцев. — Вы сами настояли на операции. А что касается птиц, они не могут вызвать у вас аллергию. Они отделены от вас массивными балками потолка вашей палаты, толстым слоем штукатурки и полом чердака. Вы могли их слышать только днем! Но кроме слуховых ощущений, больше ничего не могло быть!
— Уберите птиц! — заявила больная.
— Куда же я их уберу? — удивился Азарцев. — Сейчас ночь. Птицы спят. Если хотите, я скажу, чтобы клетки их накрыли платками. Но нахождение птиц на чердаке не может отразиться на вашем здоровье. Вам же не мешает воробей, что прыгает у вас под окнами? Наши птицы находятся от вас гораздо дальше этого гипотетического воробья.
— Что вы мне заморочили голову с вашим воробьем?! — возмутилась больная. — Я должна связаться с моим лечащим врачом.
— Пожалуйста, — согласился Азарцев.
— Дайте ваш телефон! — потребовала больная, хотя ее собственный лежал на всеобщем обозрении на тумбочке. Азарцев безропотно предоставил ей свой мобильник.
— Мне поговорить с вашим доктором? — спросил анестезиолог.
— Я еще в своем уме, сама могу все ему рассказать! — отрезала пациентка, и Азарцев с коллегой вышли из комнаты.
— Ну что? Правда, что ли, обострилась астма? — спросил Азарцев.
— Теоретически все возможно, — ответил коллега. — Помнишь, наверное, классический пример с георгинами, описанный во всех учебниках. Вид георгинов, не настоящих, а только изображенных на открытке, провоцировал у больной приступ астмы. Но эта бабка просто дурит. Приступа у нее нет. Я удивляюсь, — добавил он, — зачем вы вообще с такими связываетесь?
— Кушать-то хочется. Проценты за кредит надо платить, — пожал плечами Владимир Сергеевич. — Но этот экземпляр — действительно стервозный. Она мне сразу не понравилась, еще когда я ее увидел в первый раз. Так я и знал, что с ней выйдет какая-нибудь история. Юлия настояла, чтобы я стал ее оперировать.
— Так мне уезжать или оставаться? — спросил анестезиолог.
— Сам как думаешь?
— Думаю, что ничего страшного. Но, чтобы тебя подстраховать, постели мне где-нибудь в холле!
— Спасибо. — Азарцев протянул ему руку и после ответного рукопожатия отправился проконтролировать остальных больных. Анестезиолог пошел посмотреть Нику.
Борис Яковлевич же маялся от безделья в ожидании, когда наступит время его работы. Лечь поспать на часок он не мог, ибо все-таки находился в напряжении, да и стоны и оханье рожениц расслабиться не дали бы. Он вздыхал и думал, что мир перевернулся, бабы сошли с ума, а мужики получают закономерное наказание в виде нарушения потенции и простатита.
«Что будет дальше, Боже мой!» — покачивал он головой точно так же, как делала его мама, когда разговаривала с Ларочкой о трудностях пребывания общего любимца Сашеньки среди детей-варваров в первом классе начальной школы.
Боря старался не думать о результатах его усилий — о родившихся в результате сложного процесса, который он вызывал сейчас у этих женщин введением гормонов, мертвых плодах. Четырех-, пяти-, шестимесячных, с ручками, с ножками, со всеми сформировавшимися органами, несостоявшихся детях, которые могли бы жить.
— Дуры бабы, дуры! — нараспев гудел Борис Яковлевич и вспоминал времена, когда он молодым ординатором, только после института, пришел работать в обычный городской родильный дом. Как за ночь героических усилий всей смены на свет появлялись когда шесть, когда восемь, а когда и двенадцать детей, и детским медсестрам не хватало одной тележки, на которую рядком укладывали младенцев, чтобы везти мамочкам на кормление. Были, конечно, и неудачные случаи. Были и просто недовольные то одним, то другим. Были и единичные трагические исходы. Кто из докторов больше работает, тот и осложнений получает больше. Потом количество родов снизилось, а количество абортов возросло. Теперь же творилось вообще что-то неописуемое.
«И главное, все должно быть по закону! — твердил себе Борис Яковлевич. — С медицинской точки зрения избавление от нежеланной беременности путем искусственно вызванных родов теоретически лучше и безопаснее для женщины, чем другой, часто криминальный, путь. Но все-таки, все-таки… Как не по-человечески все это! Как не по-христиански! И ведь навешают, дуры, крестов на грудях! Кто с бриллиантами, кто с изумрудами…
